2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА

Пять сотен дарнийцев на рысях двинулись вперед. Рито, скрывая усмешку, проводил взглядом долговязую фигуру Хайнца. Мириец был готов поклясться, что племянник барона Игельберга под шлемом шевелит губами, повторяя то дядюшкины наставления, то молитвы святому Штефану, святому Отто, святому… Проклятый знает, какому еще, – у дарнийцев святых хватало на все случаи жизни. Сам Кэрна, сдерживая рвавшегося вперед Браво (жеребец, привыкший идти впереди отряда, был весьма озадачен тем, что вынужден оставаться на месте, когда кто-то уходит), насвистывал эскотскую песню о черных маках, отчего-то прицепившуюся к нему с самого утра. Песня была грустная, чтобы не сказать больше, но красивая. Нужно вечером подобрать ее, благо гитару, подаренную Артуром, Кэрна таскал с собой везде. Рито не сомневался, что мысль привезти ему настоящую мирийскую гитару принадлежала сестрице, но не устоял и принял подарок. Да и Артура обижать не хотелось, Бэррот не совершил ничего дурного, во всем виновата Даро.

 
Маки, маки в росе рассвета,
Отчего вы плачете, маки?..
 

Проклятый, вот ведь привязалось! Мириец привстал на стременах, вглядываясь вперед. Хорошо идут. Скрытно и тихо. С той стороны их заметят в самый последний момент. Справа на холмах, опустив луки, стояли стрелки Мориса Шаотана. Они свое дело сделали отлично и с полным правом отдыхали, ожидая новых приказов. Отряд Хайнца продвигался низинкой, в обход череды холмов. Ифранцы сейчас заняты стрелками, даже не стрелками, а ожиданием атаки в лоб. Так всегда бывает. Лучники и арбалетчики расступаются, пропуская конницу, но у Сандера все не как у людей. Он решил для начала ударить во фланг и лишь потом пустить фронтерцев. Излишняя роскошь! Или нет?

 
Мы – лишь тени ушедших в землю,
Мы – лишь пепел сгоревших в небе.
 

Как же там дальше, мелодию он запомнил, а вот слова… Что-то про измену. Была война, кто-то кого-то предал…

– Монсигнор, мой Хайнц уже вышел туда, куда должен был выйти. – Предводитель дарнийцев, похоже, изрядно волновался за родича. Еще бы, это первое дело, которое он ему поручил.

– Штефан, я уверен, ваш племянник вас не подведет.

– Я испытываю большую надежду на этот счет. Но, монсигнор Кэрна, я хотел бы видеть вас рядом с собой, но для этого у вас неполный доспех. Вы должны беречь свою жизнь и держаться внутри.

– Не беспокойтесь, барон, – Рафаэль широко улыбнулся, – каждому свое. Доспехи у меня калифские, их мало какой меч разрубит; а что легкие – так мне других не надо.

Игельберг больше не спорил. Похоже, его сейчас занимал Хайнц, один только Хайнц, и никто, кроме Хайнца. Рито понимал старого рубаку. Подчиняться племянника он научил в совершенстве, но вот научил ли думать? Хотя думать тут как раз нечего – все понятно и просто.

 
Маки, маки в огне заката,
Что вы можете помнить, маки?
Маки, маки…
 

Хватит! К Проклятому эскотскую грусть и прошлые войны. Рито рывком опустил стрелку шлема, став похожим на атэвского принца, и занял место за плечом Игельберга. Как раз вовремя, чтобы увидеть атаку. Раздался рев фанфар – и дарнийцы, выскочив из-за холмов, понеслись вперед. Браво, услышав боевой призыв, попытался сорваться с места в карьер и обиженно повел ушами, когда всадник его удержал.

До сражающихся было далеко, но утро выдалось ясным, а пыль еще не поднялась, и Рафаэль быстро разобрался, что к чему.

Бросок получился коротким и страшным, стоявшие на фланге и глазевшие в центр ифранцы не успели не то что перестроиться, но даже обнажить оружие. Первые были сбиты копьями, вторые погибли под конскими копытами, затем настал черед знаменитых дарнийских секир. Господин Игельберг хорошо вышколил и своих людей, и своего племянника. Несмотря на очевидный успех, никто не зарвался и не сломал строй, увлекшись легкой добычей. Наемники глядели не только на врагов, но и на товарищей слева и справа. Если атэвы в конном бою напоминают степной пожар, а арцийская конница подобна горной реке во время ливня, то дарнийцы движутся как источаемая вулканами Берега Злобы лава – медленно, неотвратимо, всесокрушающе.

Штефан Игельберг был доволен. Хайнц не подвел. Его удар был точен и равнодушен. Племянник не ненавидел, не развлекался, не искал глупой славы, а работал. Бой молодого дарнийца не пьянил и не пугал, он помнил, что должен продвигаться к центру, навстречу Жисю Фронтерскому и Стэнье-Рогге, после чего повернуть к среднему холму, над которым развевается знамя Лумэнов, и взять в плен Пьера Тартю. Хайнц был полон решимости исполнить полученный приказ, но ифранцы оправились после первого шока и начали сопротивляться, причем довольно успешно. Их было много больше, и они отнюдь не были новичками.

По мнению Штефана, самое время было появиться Жисю, но фронтерцы запаздывали. Отряд Хайнца продолжал ползти вперед, подминая тех, кто вставал у него на пути, но ифранцы начали бить по флангам, и ничего хорошего в этом не было.

– Монсигнор, – господин Игельберг повернулся к Рафаэлю, – эти фронтерские ослы нарушают диспозицию. Они уже должны были пойти вперед. Если они не появляются сейчас, наш авангард может быть окруженным.

– Штефан, – голос Рафаэля странно зазвенел, – вы не туда смотрите. Гляньте на дальние холмы…

2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА

– Вот и ваш резерв, Ваше Величество, – рыцарь в молочно-белом плаще учтиво поклонился Пьеру Тартю, но в умных зеленоватых глазах особого почтения не было, – насколько я понимаю, помощь фронтерцев обошлась ифранской казне недешево.

– Почему мне ничего не сказали? – выдохнул Пьер, с замиранием сердца глядя, как фронтерские тысячи с тыла бросились на ничего не подозревающих арцийских лучников, вырубая всех, до кого могли дотянуться.

– Сейчас Ваше Величество увидит красивое зрелище, – рыцарь Оленя тонко улыбнулся, – Зло будет биться со Злом. Когда все кончится, Вашему Величеству останется лишь наградить или убить победителя. В зависимости от того, кто победит. Но, боюсь, придется не карать, а платить. Горбун обречен.

– Почему мне ничего не сказали? – тупо повторил претендент на арцийский трон.

– Ее Иносенсия велела держать договоренность в тайне до самого конца. Не стоило вселять в Ваше Величество надежду, которая могла оказаться ложной. Фронтерцы в последний момент могли подвести.

– Они бы и подвели, – вмешался ифранский маршал, – если б Тагэре не приказал вешать за разбой и грабежи. Дарнийцам от этого ни жарко ни холодно, но Жись оказался между двух огней и решил изменить. Кстати, мой вам совет, Ваше Величество: после победы отправьте этих мерзавцев домой. Или перевешайте. Но не держите при себе, сами видите, к чему это приводит.

– Когда мне понадобится ваш совет, сигнор Жуай, – в резком голосе Пьера Тартю зазвучал металл, – я вас спрошу, а пока помолчите.

Ифранец пожал плечами. Ему был противен этот тщедушный человечек. Трус и ничтожество… Мгновение назад трясся от страха, а теперь выговаривает ему, Ипполиту Аршо-Жуаю! Пытается выглядеть королем, чтоб его! Но план Ее Иносенсии и впрямь сработал, конечно, приятнее выигрывать честно, но такое вряд ли было возможно.

Что ж, начало положено. Тагэре остался без лучников и легких пехотинцев, хотя его передовой отряд изрядно расстроил северный фланг. Один дарниец стоит пяти фронтерцев, а дарнийцы не изменили.

Сражение не закончено, хотя исход его и предрешен. А жаль, хорошо бы Эмразу еще разок позеленеть со страху.

Ипполит относился с опаской к циалианским рыцарям и не переносил трусов, к каковым, без сомнения, относился человек, которого требовалось посадить на арцийский престол. Если б маршал мог выбирать, он бы возглавил нацеленную на Оргонду армию, а не таскал хвост лумэновскому отребью. Ипполит Аршо-Жуай – воин, а не интриган и тем более не палач. Жуай сбросил плащ на руки оруженосцу – солнце поднялось высоко, и стало слишком жарко – и сосредоточился на происходящем. Арцийский авангард понял, что произошло, и остановился. Его командир, кто бы он ни был, головы не потерял. На фланге идет драка, но обе стороны понимают, что дело решается не здесь. Впереди на холмах продолжалась бойня, хотя есть потери и у фронтерцев. Ипполит постарался разглядеть, что творится на командном пункте Тагэре, но мешали солнце и поднявшаяся пыль.

Ну, горбун, что ты предпримешь? Стрелков тебе, всяко, не спасти, будешь наступать или отойдешь? Любопытно, в какую из двух вырытых ям ты свалишься?

2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки
АРЦИЯ. ГРАЗА

– Предательство! – Этьен Ландей выглядел удивленным и растерянным.

– Жабий хвост! Тонко подмечено, – зло рассмеялся Луи.

– Это не жабий хвост, а хвост нотации Филиппа с фронтерскими разбойниками, – тихо сказал Ювер.

– Как не вовремя, – серые глаза Александра сузились, но страха и неуверенности в его голосе не было, – хотя лучше здесь, чем в Мунте.

– Усатые ублюдки, – прорычал Одуэн, – они поплатятся.

– Выбьем предателей с холмов! – Никола сжал меч. – Тысячи с них хватит.

– А Тартю будет на это смотреть с любовью? – блеснул глазами Крэсси.

– Нет, со злостью, – вмешался Луи. – Сандер, ты пожертвуешь обозом из Гартажа?

– Обозом? – Король казался удивленным.

– Жабий хвост, потом объясню. Если ты отдашь мне обоз, через пол-оры их здесь не будет.

– Бери, дедушкин внучек. – Король внезапно засмеялся.

– Я быстро, – заверил граф Трюэль, – вы только тут без меня глупостей не наделайте.

Никола что-то крикнул в ответ, но Луи, давший шпоры своему атэву, не расслышал. Наследник великого Обена гнал коня к золотому осеннему лесу. План его был прост и незатейлив, как лопата. Если в дом забрались грязные дворовые псы, нужно открыть дверь пошире и выкинуть во двор шмат мяса. Уберутся как миленькие. Да еще и перегрызутся над дармовым угощением. Жись Фронтерский и его люди в глазах Луи Трюэля стоили не дороже таких псов. Можно было догадаться, что «паучата» их купят в первую очередь. Сандер взял фронтерцев с собой, не рискуя оставлять их в Мунте. Это было правильно, потому что этим громилам в столице делать нечего. И неправильно, потому что Жисю нарушить слово – что царки выпить. Луи готов был надавать самому себе по морде, что не догадался раньше, но сначала нужно исправить ошибку.

Низкий, но широкоплечий фронтерец на лесной опушке чувствовал себя как дома. То, что рядом воевали, его мало волновало. Усатый дядька лет сорока выпивал и закусывал в согласии с лучшими фронтерскими традициями, забравшись за ореховый куст, дабы не искушать товарищей салом и царкой. Луи это было на руку. Собственно говоря, вся его затея вертелась вокруг милых обычаев Жисевых вояк. Этот, без сомнения, был оставлен охранять лагерь и улизнул перекусить. Что ж, он умер счастливым, с фляжкой в руке и набитым пузом. Луи, с отвращением сморщив нос, торопливо вытряхнул свежеиспеченного покойника из его долгополой одежки. Гварский Лось говорил, как она называется, но из головы вылетело.

Желто-лиловый плащ, на котором была любовно разложена всяческая снедь, оказался тут же. Арциец безжалостно стряхнул фронтерские деликатесы в жесткую осеннюю траву, вскочил на коня и, уже не скрываясь, галопом помчался по холмистому полю. В спину ему не стреляли, в грудь, к сожалению, тоже – ублюдки Жися свое дело почти сделали, и, задержись Трюэль еще немного, фронтерцы обрушились бы на людей Рогге.

Внук барона Обена на полном скаку помчался между утирающими пот и кровь «земляками», во все горло крича о том, что за лесом богатый обоз из Гартажа, а эти нехай сами теперь справляются. И вообще пора до дому.

– Як поделим, на всех выстачит! – Прав был дед, чужой говор – ключ обмана… – А ти, дурные, ще не скоро кончат. Йим не до нас будет. По коням! Берем обоз тай тикаймо!

– Точно, – завопил кто-то высокий и рябой, – як в Пьера не выгорит, горбун з нас головы поснимает… Де обоз?!

– За яром, – махнул Луи, – там и тракт на Гаэльзу…

– Вказуй дорогу, – проревел пузатый сотник, устремляясь к ложбинке, в которой усачи оставили коней, и Луи понял, что удалось. – За мной! И швыдче, а то ти, лагерные, першими прискочут.

Это был сильный ход! Те, кто остался в лагере, не только сохранят свои поганые шкуры, но и поживятся?! Ну уж нет! Фронтерцы, бросив добивать огрызающихся лучников, повскакивали на лошадей и вопящей лавиной устремились за Луи. Обоза было жалко, но его потеря была меньшим из зол. Без налога из Гартажа Арция проживет, без наемников с востока тоже. Осенью они с Лосем прогуляются в южную Фронтеру и заставят усатых грызть свои копыта… Нет, не копыта, друг друга. Тамошний господарь три шкуры спустит с Жися и за войну, и за то, что вернулся до срока. А Жись вернется, куда кошка, туда и хвост, а когда войско грабит обозы, голова становится хвостом, а вожаками – мародеры. Вот этот пузатый – самое то!