Глава 2

Потомок урга легко и почти бесшумно скользнул вниз, мохнатые лапы у него заканчивались не копытами, а жесткими подушечками, под которыми таились здоровенные когти. Обычно Кыш их прятал и ходил на подушечках, издали слегка походивших на копытца. Но при необходимости, желая полакомиться птичьими яйцами или перейти пропасть по бревну, выпускал когтищи и карабкался по скалам и стенам, словно огромный кот.

Темно-серая кисть хвоста махнула в проеме распахнутой двери и исчезла, а я взялась было за ручку сундука, постояла… и раздумала прямо сейчас тащить его в комнату. Дверь, ведущая из сеней в ту сторону, где были расположены кухня, столовая и комнаты для прислуги, влекла меня ароматом опасности и тайн.

Но прежде чем туда направиться, мне пришлось присесть прямо на ступени и стянуть сапоги, надоевшие почти до тошноты. Никогда раньше мне не приходилось столько дней подряд почти не снимая носить эту хоть и удобную в путешествии, но весьма непривычную обувь. По заведению, которое про себя я называла конторой, а для клиентов – салоном, удобнее всего было ходить в мягких вышитых туфельках на низком каблучке. Ну а на прогулку надевала ботиночки, фасон и высота которых менялись в зависимости от погоды и платья.

– А вот здесь придется ходить босиком, – сердито прошипела я, рассматривая покрасневшую, припухшую кожу на пятках.

Достав из багажа вязаные носки, в которых спала во время путешествия, я со вздохом облегчения торопливо натянула их на ноги и почти бегом помчалась вниз. И первым делом, добравшись до входной двери, задвинула внушительный кованый засов. А лишь после того, облегченно вздохнув, принялась за изучение своего нового дома.

В правую от входа, более широкую, двустворчатую дверь я заглянула лишь затем, чтобы убедиться – это большая парадная гостиная, весьма скудно обставленная обшарпанной старинной мебелью. В глубине комнаты виднелись еще двери, но выяснение, куда они ведут, я оставила на завтра. Сначала с невольным трепетом приоткрыла ведущую влево от входа дверь. За ней оказался довольно широкий коридор, вдоль которого виднелось несколько дверей. Первая, торцевая, вела в полутемную дворецкую, совмещенную с гардеробной, и входить в нее я не стала. Судя по пыли на столе и закрытых ставнях, этой комнатой незаконные квартиранты не пользовались. А вот следующая дверь, с широкими створками, наполовину застекленными старинным, мутноватым стеклом, предсказуемо оказалась столовой, и несколько секунд я стояла, прижавшись к ней ухом и пытаясь понять, не столкнусь ли с захватчиком, если попытаюсь ее открыть.

Хотя… а если даже и столкнусь, я ведь в своем собственном доме? И значит, имею полное право его осмотреть. Да и что может быть сильнее женского любопытства, не мне ли этого не знать?

Осторожно толкнув дверцу, я очутилась в просторной столовой, обставленной старинной мебелью по моде прошлого века. Посредине, под кованой люстрой, на одном рожке которой висел вполне современный масляный светильник, стоял длинный и широкий обеденный стол, окруженный редкой толпой явно собранных из других комнат стульев. А возле огромного и, несомненно, прожорливого камина в окружении столь же разномастных кресел приютился еще один столик, на этот раз овальный и невысокий. Едва разглядев эти тесно сдвинутые сиденья, несколько расставленных по столешнице тарелок и бокалов, а главное – еще не засохшие остатки еды, я почувствовала, как по спине пополз ледяной сквознячок. Человек, живущий в одиночку, не может пить одновременно из четырех бокалов и есть четырьмя вилками. И значит, я в намного большей опасности, чем представляла еще пять минут назад.

Как вылетела из столовой, как домчалась до передней и трясущимися руками заперла дверь в коридор на огромный старинный засов, я не помнила. Немного пришла в себя лишь после того, как жарко поблагодарила строителей замка за модную в прежние времена предосторожность: запирать на ночь хозяйскую, чистую часть дома от той, где жили и работали кухарки и домашние слуги. Иначе мне прямо сейчас пришлось бы срочно решать, каким из немногих предметов, припасенных для защиты, стоит пожертвовать, чтобы пережить эту ночь.

Немного успокоившись, я пробежалась по первому этажу, проверяя запоры ставень и примыкающие к гостиной комнаты, дальняя из которых оказалась кабинетом, а ближняя, более просторная, по-видимому, когда-то служила библиотекой. Никаких книг в ней давно не было, лишь валялось на полках несколько проеденных мышами растрепанных ученических тетрадей да пара пыльных рукописей. Но я все же прошла вдоль стен, внимательно изучая деревянные панели. Лорд Глоэн, выстроивший когда-то этот дом, вполне мог именно отсюда устроить вход в потайные коридоры, хотя стряпчий клятвенно уверял, будто никаких ходов под замком нет.

Не найдя ничего подозрительного, я торопливо поднялась на второй этаж, проверила все комнаты и вскоре обнаружила те покои, о которых упомянул главарь обосновавшейся тут банды.

Видимо, раньше в них жили хозяева Глоэна, так как комнаты оказались просторнее других и размещались в центральной части, а кроме того, выходили окнами на насыпь, соединяющую остров с берегом. Покои состояли из двух помещений, первое – кабинет или гостиная, и спальня. Как я и подозревала, здесь было довольно чисто, на кровати лежали почти новые тюфяки и одеяла, а в углу нашлась невероятная роскошь для такого старого дома – дверка в небольшую умывальню.

Вот теперь я окончательно убедилась в правоте собственных подозрений. Вовсе не ютился главарь незваных гостей Глоэна в тесных комнатках для прислуги и, судя по виду из окна, вполне мог издали заметить наше появление. И раз успел унести отсюда свои вещи, значит, имел достаточно времени, чтобы заранее придумать, как вести себя с хозяйкой имения, свалившейся как снег на голову.

Мне отчетливо припомнилось, в каком виде этот интриган вышел навстречу, и язвительный смешок сам сорвался с губ. Вот уж кем-кем, но глупенькой, сластолюбивой девицей, пускающей слюни при виде загорелой мужской шеи, я никогда не была, несмотря на все совершенные за последние полгода промахи.

В последний раз осмотрев бесполезную умывальню, я едва не зарычала от ярости на саму себя за вопиющее невнимание. К стоящей на каменном постаменте старинной медной ванне были снизу подведены медные же трубки, заканчивающиеся новым краником, и на его блестящем носике медленно росла прозрачная капля. Посредник, продавший мне Глоэн, абсолютно ничего не знал про это удобство, иначе никогда бы о нем не забыл и не смолчал.

И вот это новшество резко меняло все мои прежние представления о незваных гостях.

Никто и никогда не привезет в расположенный в глуши заброшенный дом, где собирается прожить лишь одно лето, чтобы вдоволь насладиться рыбной ловлей и покоем, дорогостоящие медные трубы. И прилагающийся к ним еще более ценный насос, работающий на магических камнях. Пару-тройку лун несколько здоровых мужчин вполне обошлись бы без купальни и насосов, достать десяток ведер воды из колодца – для них просто развлечение. Кроме того, летом можно купаться и в озере, вода здесь самая чистая в империи и даже имеет целебные свойства.

А поскольку захватчики начали проводить в покои воду и ставить котел для ее нагрева, то, скорее всего, надеются однажды завладеть этим замком. Вот теперь мне стало понятно, почему так быстро сбежал прежний владелец и отчего все падает цена Глоэна. И становится зловещим осторожное предупреждение стряпчего о том, что я потеряю не менее пятой части стоимости замка, если решусь его продавать, не прожив тут хотя бы десять лет.

На несколько минут я застыла у окна, глядя невидящим взглядом на гаснущие в потемневшем предгрозовом небе отсветы заката и пытаясь решить неожиданно ставший самым насущным вопрос – как поступить?

Остаться и начать борьбу с подлой бандой или собраться и уехать? Денег, отложенных на жизнь, мне хватит, чтобы купить в захолустном городке неказистый домишко, но ради того, чтобы прокормить себя и Кыша, придется искать работу. А это очень непростая задача, если не имеешь рекомендательных писем или знакомых. Работать же прачкой или простой служанкой нет никакого желания. И вовсе не из-за боязни испачкаться, как раз грязной работы мои руки не боятся.

Просто, едва устроившись на такую работу, я мгновенно стану для всех окружающих человеком второго сорта. Никто не станет считаться с моим мнением, никто не будет церемониться в выражениях, а наглые прыщеватые отпрыски хозяев непременно начнут зажимать в темных уголках или щипать за мягкие места. И зачем мне тогда Глоэн, купленный лишь ради того, чтобы лет через пять я могла появиться в столичном обществе хоть и небогатой, но знатной наследницей старинного рода? Ведь стряпчий сразу предупредил о главном условии – простолюдинам этот замок не продается, и мне пришлось показать ему собственные документы, не видевшие свет почти десять лет. С тех самых пор, как, став в одночасье бездомной и нищей, я оказалась на пороге широко известного салона Луизьены Бенро «Женские тайны» с зажатой в кулачке серебряной цепочкой, одной из трех последних вещиц, оставшихся у меня от прежней жизни.

– Я могла бы дать тебе за эту подвеску пару советов, – подумав, сообщила строгая, сухощавая старушка с роскошной голубовато-серебряной прической, – но не вижу в тебе достаточной наглости и смелости, чтобы им последовать. И потому поступлю иначе – возьму тебя писарем, зрение в последние годы начало сдавать, а большинство клиенток просят подробно записывать им мои наставления. Так уж устроены у них мозги, из всего сказанного помнят только те слова, какие им понравились, и словно не слышат остального. Но про свой титул тебе придется временно забыть, зато никто не осмелится тебя оскорблять и обижать, а если проявишь усидчивость и сообразительность, то обещаю научить тебя всем своим секретам.

Луизьена не обманула, она вообще никогда не лгала, хотя зачастую просто недоговаривала тех подробностей, о которых говорить было нельзя или абсолютно бесполезно. И когда через восемь лет, после настоятельного совета своего целителя, старушка переехала на юг, то и на самом деле уступила мне свой салон за весьма условную плату.

«А меня хватило только на два года», – горько выдохнула я и тут же больно хлопнула себя по губам. Заслуженное наказание за нарушение данного перед образом светлых богов обета – не вспоминать о совершенных ошибках и оплошностях. Жалобами и сетованиями ничего не вернешь и не изменишь, да и салон я продала очень выгодно, купив взамен вот этот самый несчастный замок.

Значит, нужно попытаться бороться за свою мечту, ведь как-то же прожил тут прежний хозяин целых полгода?

На маленькие квадратики заключенного в свинцовые переплеты толстого старинного стекла упали первые крупные капли дождя, и я невольно заторопилась. Кыш не любит спать в сыром месте, а поскольку сараи и конюшни мы пока осмотреть не успели, придется впустить его в переднюю. Я давно не опасалась, что упрямый смесок испачкает пол, такого он никогда себе не позволял, переняв от ургов почти кошачью чистоплотность в своем логове. А логовом считал любое место, которое подходило для ночлега.

Торопливо спустившись вниз, отодвинула засов, и тотчас мимо меня, наградив укоризненным взглядом, протиснулась мохнатая туша Кыша.

– Ну ты же сам виноват, – бросила я другу наставительно. – Гулял до самого дождя. Мог бы попроситься домой раньше.

И тут же поняла, как несправедливы эти упреки. Кыш старался при незнакомых людях не показывать своей принадлежности к немногочисленному семейству ургов, выведенных, по слухам, в давние времена одним из сумасшедших магистров заброшенных земель.

Зверь по-собачьи отряхнулся, мягко прошел в угол между дверью в кухонный коридор и лестницей и недовольно поскреб дубовый пол, намекая на обязанность хозяйки позаботиться о пучке соломы.

– Сейчас, – вздохнула я и побрела в гостиную, где видела порядком вытоптанную коровью шкуру.

Соломы или просто травы попытаюсь раздобыть завтра, сегодня совсем не осталось сил. Кыш следил за моими действиями с любопытством и отошел от облюбованного места, лишь когда я вернулась, волоча за собой его будущую постель.

А едва шкура кое-как втиснулась в угол, бесцеремонно меня отодвинул и принялся устраиваться, больше походя в этот момент на огромную сороку, чем на коня.

– Кыш, – подозрительно осведомилась я, только теперь учуяв знакомый запах, – а где это ты успел разжиться рыбкой?

Сообразительный зверь этого вопроса словно не услышал, потоптался на своей подстилке и лег, свернувшись в клубок и положив довольную морду на вытянутые лапы.

– Учти, будешь сидеть на цепи, – пригрозила я, точно зная, что никогда не позволю себе так поступить с единственным преданным существом.

Тем более теперь, когда нам угрожает серьезная опасность и, возможно, только от скорости Кыша будет зависеть моя жизнь. Вот только говорить об этом вслух не стоит. Хотя я пока и не заметила слуховых трубок, с помощью которых лорды Глоэна вызывали к себе в покои слуг, это вовсе не значит, что этого несомненно полезного приспособления здесь нет. Ну а про возможность с их помощью незаметно подслушивать чужие разговоры известно всем.

Глянув на невинно-простодушную морду Кыша, я спрятала непроизвольную улыбку и побрела к лестнице, мечтая только об одном: упасть на постель и не думать ни о чем хотя бы до завтрашнего утра.

Стук в дверь, неподалеку от которой устроился Кыш, ударил мне, казалось, прямо в спину, и я нехотя остановилась, надеясь, что у наглого квартиранта хватит деликатности постучать пару раз и уйти. Но он стучал и стучал, все громче и громче, и невольно пришлось вернуться.

– Кто там? – выкрикнула с недовольством, как только стук на мгновение прекратился.

– Ваш квартирант, леди Глоэн, – сообщил стоящий за дверью незнакомец и с еле заметной насмешкой добавил: – Танрод Хаглен, можно просто Род.

– Чего вы хотите, лорд Хаглен? – утомленно осведомилась я и презрительно скривилась.

Никогда раньше мне не доводилось слышать этого имени, и значит, оно либо вымышленное, либо недостаточно знатное.

– Я принес вам рыбу, пожарил свежей. – Вот теперь он явно смеялся. – Вяленая, к сожалению, пропала.

– Мне очень жаль, – я погрозила кулаком навострившему уши Кышу и притворно зевнула, – но я уже почти уснула, когда вы начали стучать, и теперь мечтаю только досмотреть сон.

– Еще мне хотелось бы обсудить одно выяснившееся обстоятельство, – продолжал настаивать нахальный квартирант. – Я получил письмо из Тагервелла.

– И это обсуждение никак не подождет до утра? – Снова нарочито зевнув, я поспешно выпустила рубашку из-под ремня и взлохматила волосы.

Нужно выглядеть правдоподобно, если все же придется открыть двери.

– Если мой человек в столице не получит срочного ответа, то начнет действовать, – с суровостью судьи, знавшего обо мне нечто неимоверно предосудительное, заявил Танрод.

– Ну и пусть начинает, – вмиг раздумав открывать дверь, обозлилась я и процедила ледяным голосом: – Спокойной ночи. Надеюсь, завтра вас не будет в моем замке.

И решительно направилась прочь.

Поднимаясь по лестнице, я ожидала очередного удара в дверь, предсказуемо рассчитывая на продолжение разговора. Мне давно очень хорошо известно об упорстве мужчин и нелюбви к необходимости оставлять на потом нерешенные проблемы.

Однако самозваный квартирант стучать больше не стал, и это можно понимать как угодно, но мне и в самом деле сейчас не до него. Дождь всегда нагонял на меня непреодолимую сонливость, и иногда я даже отменяла в такую погоду важные встречи с клиентами. Да и к тому же не знала за собой ни одной серьезной провинности, за какую бы императорские дознаватели, а только они имели право допрашивать титулованных особ, могли призвать Вельену ле Морнье к ответу. Да и несерьезной, кстати, тоже.

И за это огромное спасибо мудрой Луизьене, десять лет назад твердо заявившей пятнадцатилетней ученице, что зваться своим родным именем ей не стоит ни в коем случае. Мало ли как повернется в будущем судьба, и чтобы не пришлось однажды кусать локти, лучше всего бедной сиротке графине Вельене ле Морнье пожить в одном из закрытых монастырей.

– А если меня станут искать? – задала я тогда справедливый вопрос и получила в ответ насмешливый взгляд выцветших карих глаз:

– Выяснится, что ты сбежала. Вот только позавчера. А о том, как поступить дальше, будем думать, если такое случится. А пока я подберу тебе изящное имя и неброскую внешность, и не вздумай кому-нибудь показаться ненапудренной или проболтаться. Как только я об этом узнаю, наш договор будет расторгнут.

Белобрысая, кудрявенькая и довольно невзрачная Эвелина Бенро прожила в «Женских тайнах» почти десять лет, и все клиенты были уверены, что это моя настоящая внешность. Луизьена, довольно быстро убедившаяся в честности и сообразительности новой помощницы, а также в правильности своего выбора, через несколько месяцев по всем правилам удочерила «троюродную племянницу», и никому в голову не пришло проверить, есть ли у нее документы, подтверждающие это родство.

Природное обаяние мадам Луизы, подкрепленное тугим кошелем, как я убедилась за эти годы, всегда неотразимо действовало на любых чиновников.

Тем временем воспитанница Вельена ле Морнье с отличием окончила обучение в приюте для знатных сирот при монастыре Святой Матери, расположенном в старинной неприступной крепости Дебруин. Уехала юная послушница оттуда почти четыре года назад по приглашению одинокой знатной дамы, пожелавшей остаться неизвестной.