Цитаты из книги «Сезон отравленных плодов»

тело, плотное, как батон докторской.

он очень вырос, стал даже выше тети Милы. Он перешел в одиннадцатый класс, так сказала мама. Широкий в плечах, чуть угловатый, коротко, по-спортивному стриженный. Будто из детского тела, как из куколки, вылупился другой, взрослый человек.

Тетя Мила как будто и не менялась – немного раздалась вширь, конечно, нарастила плоть, но все еще Клаудия Шиффер с рекламного плаката. Обесцвеченные волосы начесаны в жиденький полупрозрачный объем, уже опавший. Раскрасневшееся на жаре лицо чуть опустилось, собралось за подбородком вялой складкой, сложилось заломами у рта, все равно красивое – неживой жестокой красотой.

А полуденный зной шуршит, жужжит, стрекочет.

Дуб обнимает ее раздвоенной верхушкой, греет корой. Солнце пробирается через листву яркой мошкой, бежит по носу, ищет глаз.

Яблоко невыносимо кислое, хуже лимона: зеленоватое, в бородавках парши, размером с младенческий кулачок.

Дианкина сестра жила с родителями в сталинской извилистой трешке, укутанной в старые обои и книжные шкафы

Дашку ловили чаще всех, из-за чего она обиделась, ушла на второй этаж и кричала оттуда, что Илья – штопаный гондон. Бабушка ее наругала (ты же девочка, да разве ж можно такие слова говорить?). Знай она, как Дашка еще умеет, совсем ее бы заперла и разжаловала из девочек, наверное.

Но как он ей завидовал, этой фантастической легкости, возможности куда-нибудь сорваться, жить в кампусе, видеть настоящий Биг-Бен, а не тот, что на обложке учебника.

– Что? – спрашивает ее Илья. – Дело не только в деньгах. Я же не наркоманка. И ты не наркоман.