Цитаты из книги «Сезон отравленных плодов»

Женская жизнь как будто распланирована, прожита заранее, и остается лишь кусок после пятидесяти, когда муж уйдет или умрет, и можно будет не кормить и не обстирывать, а просто доживать, выискивая: чего же я хочу? Как провести оставшиеся годы? И это очень странно, когда смысл находится вовне. Ты все время должна быть для кого-то, но не для себя. Себя ты должна раздать другим, в них раствориться, если ты и правда хороша.

Вкладчики повозмущались – тихонько, из последних сил, помня, что возмущаться громко не положено и в принципе опасно, – и разошлись самостоятельно решать свои проблемы.

Ты все время должна быть для кого-то, но не для себя. Себя ты должна раздать другим, в них раствориться, если ты и правда хороша.

Снова заходит разговор о вечном: детях и женихах. Женихи должны быть, но и карьеру девушке тоже бы надо, иначе вдруг жених – козел, оставит ее одну с ребенком, надо уметь всех прокормить самой. Но мужа, конечно, надо при себе держать, а как держать, да все ж понятно: сексом хорошим, пирогами, дома чтоб чисто было, улыбчивой надо быть, с хорошим настрое-нием, потому что твое плохое настроение, Женя, никому не нужно, поняла? И Женя должна работать, потому что мир вокруг слишком ненадежен и положиться можно только на себя. Она должна стать матерью, женой, хорошей дочерью, любовницей. Но у Жени нет времени и сил даже на то, чтобы найти друзей.

С тех пор Женино сердце на конце иглы, игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, а заяц убежал.

Кроме того, журналисты изучили около 1,5 тысячи приговоров, вынесенных в 2011–2018 годах за убийство при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК РФ). Масштаб домашнего насилия там оказался самым высоким: от партнеров или других родственников-мужчин защищались 91 % женщин. В то же время мужчины, осужденные по такой же статье, защищались от партнерш всего в 3 % случаев.

Он даже не захочет попрощаться. Женя его поймет. Она виновата. И она с самого начала знала, что это ненадолго: смех, танцы, клевые друзья. Когда звезды вдруг заслоняет приятно тяжелое тело, пахнущее стиральным порошком и водкой. Настолько горячее, что кожа до сих пор будто обожжена.

Жене снова бьют под дых, но уже не больно, просто саднит набитое место глубоко под ребрами, там, где они срастаются. Это раньше перехватывало дыхание, теперь же просто очень грустно.

Нет выхода, любой выход Маша закрывает и опечатывает. Нет выхода, нет счастья, никак не добыть его и не добиться ничего.

Дианкина сестра жила с родителями в сталинской извилистой трешке, укутанной в старые обои и книжные шкафы