Наверное, мне следовало что-то ответить, но я, по всей видимости, была глубоко шокирована, поэтому просто молча опустилась на скамью.

– Вы тоже, – произнесла отстранённо, когда кофейный аромат побежал по кухне вновь.

– Что «тоже»?

– Продолжаете удивлять, – нетвёрдым голосом ответила я.

– И чем же успел удивить ещё?

– Экипировкой, – почему-то призналась честно. Хотя, наверное, следовало выведать его тайны поизящней.

– Не нахожу в этом ничего удивительного. Скорее, я возмущён, почему ваше руководство не обеспечивает вас надлежащей защитой и средствами связи, – осторожно поставил передо мной дурманящий запахом напиток с плотной, вкусной даже на вид тёмно-ореховой пенкой в красивых разводах. И уселся на прежнее место.

– Почему не обеспечивает? – двумя руками подняла за самый краешек чашку к губам и пожала плечами. – Если я занимаюсь сюжетом, то защита обычно полная, – сумасшедшее вкусный кофе, – это предусмотрено контрактом. Говорю же вам. Мы здесь с частным, никак не связанным с компанией, визитом.

– К сожалению, ваша профессиональная деятельность…

– Я даже не знаю, кто вы, – перебила его. – Я правильно поняла, вас беспокоит возможный интерес к вашей персоне? – спросила без обиняков и отставила от себя ещё полную чашку.

Он помедлил немного и, плавно кивая, всё-таки произнёс.

– Именно так.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась ехидно. – И готова поклясться под присягой, что моим заданием вы не являлись.

– Не являлся?

– Ну, теперь-то вы нагнали столько таинственности и сгенерировали столько вопросов. Что минимум на частное расследование я созрела.

– Быстро вы, – криво дёрнул щекой Грэм.

– Ну, а много ли для этого надо? Привлекательный, ещё молодой мужчина, – я вызывающе подчеркнула «ещё».– Геройский поступок, великодушное покровительство, – с каждым моим словом Грэм всё больше вытягивался и каменел. – Отличный сюжет получится. А если ещё в реальных условиях, да под удачную идею… Бомба просто будет, – и с шипением выдохнула: – Уж поверьте! Ммм, а вот не хотите ли поучаствовать, как раз спортсмена сейчас женим в проекте, так там на следующий сезон место вакантно пока…

– Вы что себе позволяете! – совершенно красный от бешенства вояка рывком поднялся, задев стол, так, что чудесный кофе пролился. Желваки ходили под кожей и глаза уже пылали чернотой. Он развернулся и стремительно скрылся в кабинете, оглушающее хлопнув дверью, и крошечный домик содрогнулся.

Я обхватила голову руками, поставила локти прямо в кофейную лужу. Гадко. Мне было гадко. Он совсем ничего обо мне не знает! Так кто дал ему право навешивать ярлыки! «Ваша профессиональная деятельность», – передразнила я его. Я даже не с того канала! Мог бы и сообразить. Я занимаюсь новостями! И к реалити не имею отношения! Хотя… некоторые новости… Чушь! Для всех мы только картинка, одно из неотъемлемых лиц, делающих день привычным или нет. Бездушная говорящая голова. Что ж, иногда я и сама так думаю. А иногда жалею, что это не так. И уже слишком часто хочется, чтобы не было ни чувств, ни мыслей, ни реакций. Мы – чaсть механизма управления. И от этого ещё гаже…

Думала, выбрала себе прекраснейшую профессию. Думала, сделаю мир лучше. Буду нести доброе, светлое. Вот он – тот самый удивительный шанс. А на деле вышло – контракт всему голова. И я несу то, что требуется сейчас руководству канала. Или хозяевам руководства. Или бизнесу хозяев. Чувствую себя фишкой на столе в казино, которую передвигают с поля на поле с различной долей успеха. И от этого зависит моя зарплата и ещё кое-что, куда более важное.

*

Грэм был в бешенстве. Кровь грохотала в ключицы, раздувая артерии. Он пытался ровно и глубоко дышать. Не выходило. Так вывести его из себя не удавалось пока никому. Разве отец… Да нет. И отец так не мог. Потный, тощий дрэкран! Выставить вон и никогда больше не знать, и не видеть!

О выдержке Грэма ходили легенды. А тут… Дрэк!!! Он сложно ругнулся. Смазливая, эгоистичная пустышка, со сфабрикованным эфиром апломбом! Понятно, конечно, что она решила так его поддеть. Намеренно желая оскорбить. Непонятно, за что? Не он разве спас её дрэкранову задницу, а теперь ещё и сестру? Пожалуй, стоит считать, что он так откупился за прошлое. Если она в курсе деталей, то ему понятна эта её язвительность и стервозность, хоть он по-прежнему уверен, что действовал верно! Грэм запустил руку в волосы и потом резко дёрнул вниз, не в силах сладить со злостью. Повернулся было из комнаты прочь, поставить дерзкую выскочку на место или просто вышвырнуть вон. В конце концов, она в его доме. Остановился. К дрэку всё! Не ему оправдываться и унижаться перед этой, хоть и Сневерг?

Наверняка, это вчерашняя его минутная слабость так сыграла. Точно. Что ж. Он будет внимательнее впредь и больше этого не допустит.

Кто же мог подумать, что строптивая особа поведёт себя так мужественно, решительно и серьёзно, что это тронет даже его ледяное сердце?

Ледяное до оплесневения. Работа и окружение очень к тому располагали. И он продолжал черстветь, иногда, очень редко, недоумевая, зачем же в академии их учили музыке и танцам. Понятно, что задания бывают разной глубины, но ведь курирующие настаивали, что и то, и другое умение просто жизненно необходимо абсолютно любому офицеру. Грэм не спорил. Однако, проверить это возможности, к счастью или к несчастью, не представилось. Ни разу. То ли задания были не те. То ли жизнь. Домашние посиделки – не в счет. Там и танцевать-то толком не с кем было. Да и некогда.

И ночью… дрэкран её побери, эту самую ночь! Он даже подумал, что был бы совсем не прочь изобразить парочку не самых сдержанных па с тоненькой блондинкой, которую держал в то мгновение в руках, и которую пришлось почти раздеть в своей собственной постели. Она вырубилась (естественно, не без помощи) прямо на его глазах, в кресле, едва не опрокинув на себя остатки кофе. Он чудом, точнее, рефлексами, успел поймать чашку. А так пришлось бы раздевать полностью.

Тяжело ему далась прошлая ночь.

Грэм поднял голову вверх и глубоко вздохнул, кажется успокаиваясь.

На ней был чёрный, слишком обтягивающий термокостюм. Настолько слишком, что он мог легко различить цветочный рисунок кружев под ним.

Мужчина шумно втянул воздух носом. Он снова чувствовал подступающее раздражение. Бедлам совершенный.

Хотя, чего ещё было ожидать от смазливой, взбалмошной звезды, скачущей из страны в страну за сенсацией. Только вот он, Грэм, её сенсацией не станет.

Он работал уже больше половины дня, закрывшись в кабинете. План операции был закончен, трижды проверен и дважды утверждён. Грэма волновали детали. Детали всегда были очень важны. К примеру, какого года выпуска будет локомотив. Или кто из диспетчеров будет в этот день на дежурстве. Состав семьи машиниста, вернее отсутствие таковой. Наличие металлических заграждений на переездах. Деталей были тысячи. Автоматический анализатор не мог предусмотреть всё, проработать человеческое отсутствие логики, форс-мажор и простую глупость. Это должен был сделать Грэм.

Девчонка вела себя тихо, и он почти забыл о ней. Пока из-за двери к нему не проник запах. Пахло едой. Чем-то очень простым и невыразимо вкусным. Мужчина поморщился и свернул расчёты. Поднялся, тряхнул головой, прогоняя усталость, разминая затёкшие мышцы. Шагнул к двери и, распахнув, чуть не налетел на Карри. Та стояла, опустив голову и подняв маленький свой кулачок вверх, намереваясь постучать. Замерла на миг, хлопая растерянно яркими, тёмно-серыми глазами. Да и он тоже хорош, отшатнулся слегка даже.

Она нашлась первой.

– Пойдёмте обедать, – произнесла так холодно, что если бы не его здоровый армейский аппетит и способность утолять голод в абсолютно не предназначенных для этого условиях, желание есть отбила бы точно.

Грэм поблагодарил не теплее и направился к столу.

– Я позволила себе воспользоваться только этим, извините, – она указала на стол сдержанным, коротким жестом, и Грэм косо улыбнулся одной половиной лица.

– Не стоило беспокоиться, – подчёркнуто вежливо ответил он ей. – Но спасибо. Надеюсь, это не сильно вас обременило.

– Послушайте, прекратите, наконец! – не выдержала Карри. – Мне очень жаль, что так вышло. И раз уж мы вынуждены терпеть общество друг друга, умоляю, давайте не будем сориться, – и добавила тихо, – Иначе, я вас убью.

Грэм коротко дёрнул уголками губ.

– Или я вас.

– Вот и договорились, – Карри выглядела взволнованной и немного беспокойной.

Она надела футболку, что он ей приготовил (надо же ей было в чём-то ходить), как платье поверх своих невероятно обтягивающих брюк и, кажется, на ней был его, Грэма, ремень, обёрнутый вокруг талии вдвое. Тонка и подвижна. Ничего не скажешь – маленькая Сневерг. У них все женщины были маленькими. Волосы – в косу и заправлены под футболку также, как вчера. Так, что не поймёшь, какой они длины. Да и какая ему разница?

Карри подняла тарелку с хлебом, передать ему, и Грэм застыл против воли. Футболка была слишком… чересчур большой, и слишком широкий рукав открывал глазу вызывающе белое кружево. Он видел. Тот самый рисунок, вот только взгляд его задержался совсем не на нём.

Тихо ругнулся, поднялся рывком, прежде чем она могла бы заметить. Пробормотал что-то о том, что вспомнил о важной детали, которую упустил. Схватил тарелку, громче, чем хотел рявкнул:

– Поем в кабинете, – и, задержавшись у двери, не оборачиваясь, добавил: – спасибо.

Грэм ругался долго, цветасто, искренне и про себя. Что именно так сыграло, злость или её вызывающее поведение, ему было неясно. Воображению же было на истину плевать, и оно ехидно подбрасывало самые откровенные виды и позы с маниакальной настойчивостью.

Какая уж тут еда? Грэм в бешенстве несколько раз с силой сжал и разжал кулаки. Как? Какого дрэка это вообще было возможно? Самое глухое и безопасное место в Союзных Землях, где его не должен был найти и побеспокоить никто! Селяне не в счёт, для них был Тэрри. Рэман уверял, что позаботился об этом лично. Вот уж, действительно, человеческий фактор. Бесконечный, внеплановый – совершенно дурацкий бедлам.

Он пригляделся к тарелке. Жареная картошка. Рассыпчатая и мягкая, с коричнево-золотистой корочкой. Грэм горько усмехнулся. Это не могло быть правдой. Такое количество противоречий и точных очередей в цель за раз просто не должно было вместиться в одно маленькое недоразумение – Сневерг. Мужчина в очередной раз оскалился и всё-таки принялся есть.

Из комнаты сегодня он почти не выходил.

*

Вот честно, не поняла, что это сейчас было. Ну, обиделся этот солдафон, но я же извинилась. Да и не хотела я его оскорблять вовсе. Ну, сорвалась утром, ну истеричка. Ну, устала просто, нанервничалась. Понимаю, что не оправдание. Но и он тоже хорош. Пристал со своими допросами и предрассудками. И я. Прощения попросила. Еды приготовила. Что ещё-то надо? Мой опыт, скудный, впрочем, убеждал: этого – более чем! Нет, есть ещё одно, конечно. Но здесь, простите, не тот случай, чтобы пользоваться таким средством. Да и не настолько мне его прощение нужно. Пфыкнула шёпотом в сторону.

Есть он, видите ли, со мной отказывается. Неужели, думал, что я поверила в эту чушь с его «важной деталью»? Считает, что обед в моём обществе – тень на его репутацию? Было бы, о чём переживать! Не каждого вояку в кадр со мной берут, между прочим! Очень хотелось показать двери простую и очень неприличную комбинацию из пальцев, но вместо того просто крепко поджала губы.

Я кипятилась всю вторую половину дня и к вечеру накрутила себя настолько, что готова была сорваться в темноту идти искать дом той самой слепой Магдалены, лишь бы поскорее убраться отсюда. Не знаю, что меня остановило. Отсутствие дороги и вновь закрутившая снаружи буря, или желание докопаться до правды и взять-таки справедливый… (ну ладно-ладно), хранящий моё самолюбие реванш, но я упорно продолжала сидеть в кресле и читать кого-то из классиков про море. Библиотека в доме была небольшой, но очень качественной.

Заполночь, я всё-таки пробралась в душ и после закрылась в спальне. Грэм признаков жизни не подавал уже давно. То есть не выходил, не совершал никаких звонков и даже не шелестел, как с утра, бумажками. Ну, и ладно. Дрэк с ним. Не желает общаться, и мне ни к чему – мне надо подумать, как разыскивать Чета. Его номер на память я не знала. А мой телефон трагически и бесславно сгинул среди холмов в нескольких километрах от несчастной Весны. Название-то какое. Весна… Кто бы мог подумать, что это не весна, а засада? Самая натуральнейшая, – размышляла я, кутаясь в тонкое одеяло. Сегодня было холодно. То ли окна были со щелями, то ли домик хлипковат, только от ветра на улице я и в доме замерзла чудовищно.

Грэм, кажется, вышел – я услышала тихие шаги. И замерла, притворяясь спящей. Но он прошёл мимо. А я почему-то закусила губу от досады. Чего ждала? Что он придет и скажет, что не сердится на мою утреннюю выходку и совсем не расстроен, и у него действительно много работы? А я, на самом деле, очень милая девушка, и он чрезвычайно рад знакомству и вообще счастлив, что имеет честь принимать меня в своём доме?

Чушь! Вернее, не так. Чушь, что «чушь»! Я именно этого и хотела!

Почему мне было так обидно и гадко?

Потому что он, нормальный, по всей видимости, мужик считает меня пустоголовой блондинкой, штампующей новости? Какая мне вообще разница? Главное, что сама знаю о себе. И всё остальное – не я вовсе.

Просто отчаянно ранит, да, именно так, ранит то, что понимаю с каждым днём всё отчётливее.

Шансов на жизнь уже не осталось. Потому что она – та, что есть сейчас у меня, жёстко ограничена контрактом, а значит, планами Чета, идеями редактора, графиком выхода в эфир и форматом. Долбаным форматом! И хорошо, если того, что было в Лакре, не повторится больше никогда, потому что, если повторится, второй раз нас вытаскивать станут едва ли. И то, что такого не будет, нет никаких гарантий. А отказаться я не смогу. Потому что – контракт. Рабство.

Как давно я во всём этом? Я не помню. Сколько лет я – ненавижу это слово – одинока? Дольше, чем не была в отпуске. Дрэк! Рехнуться можно. Кто сказал, что женщина делается от этого сильнее? Может те, кто и занимаются упражнениями и всякими навороченными практиками с утра до ночи и делаются. А те, кто задыхаются, не успевая жить, просто медленно подыхают. Только вот некогда мне быть другой, не той, что сейчас.

Скрючилась, обхватив плечи, теснее прижала колени к груди. Холодно, и внутри дрожит, не согреться. Попыталась расслабиться и перестать трястись. Стало только хуже. Кажется, заснуть сегодня не удастся. У меня даже мелькнула мысль одеться в лыжный костюм. Термобельё-то я уже давно натянула. Не помогло. А в лыжных штанах всё-таки было бы теплее. Не уверена, что удобнее, но лучше так, чем замёрзнуть насмерть к утру. Они висели на плечиках вместе с курткой в прихожей. Осталось дождаться пока Грэм уйдёт, наконец, из комнаты в кабинет.

Послышались тихие шаги, и дверь беззвучно отворилась. Я увидела тусклую полосу света, скользнувшую по стене, и закрыла глаза. Изо всех сил пыталась сдержать дрожь. Но вздрагивания мои давно больше напоминали судороги, и мне не подчинялись вовсе.

Грэм тихо ругнулся сквозь зубы и вышел прочь, чтобы вернуться спустя пару мгновений.

– Кари, идёмте, – произнёс неожиданно мягко, и крепкие руки бесцеремонно приподняли меня в сидячее положение. Я всё пыталась увернуться, прекрасно сознавая, насколько жалкое зрелище сейчас представляю. – Вам свет мешает? Сейчас уберу, – неверно предположил огромный мужчина и загородил собой дверь. – Вот так, а теперь руки, – бормотал тихим голосом, натягивая на меня невероятных размеров свитер, что оказался мне почти до колен.

– Я согрею вам молока, а вы пока посидите у печки. Так оттаете быстрее. Нужно было давно сказать, что замёрзли. Я к холоду привык. А вот вы – нет, – сказал с заметным укором.

Удержалась, чтобы не пфыкнуть. С чего бы я должна была ему рассказывать о своих неудобствах? Он и так весьма демонстративно донёс нежелательность моего присутствия в его доме, и обременять своими нуждами я никого не собиралась. Но вместо этого скованно произнесла:

– Благодарю, – ну как произнесла, то ли выдавила дрожащим голосом, то ли простучала зубами.

Грэм посмотрел на меня, заметно скривившись, и что-то прикинув, резким жестом сдёрнул одеяло с кровати, обернул вокруг меня и ушёл в кухню. А я, спотыкаясь о волочащийся по полу «туалет» поплелась к печке.

С трудом угнездилась в кресле. Принципиально теплее не стало.

Спустя пару минут Грэм протянул большущую, парящую чашку.

– Температура упала значительно ниже тридцати в течение часа. Поэтому так похолодало, – сухо пояснил он. – Я не сразу сообразил, что вам…

– Не стоило беспокоиться. Но, пожалуй, спасибо, – поблагодарила, принимая чашку из рук. Он взглянул на мои дрожащие ладони и со вздохом вернулся на кухню. Сказал тихо, но твёрдо:

– Сядьте за стол. Ошпаритесь. Это кипяток.

Скованно поднялась, бормоча беззвучно, что предпочла бы приличную порцию коньяку. Хотя… одно другому ведь не мешает. И у меня в вещах, кажется, с собой было. Только где сейчас те вещи… Хмыкнула грустно.

– Вы предпочли бы горячий шоколад, наверное. Но я подобного не держу, – хозяин понял по-своему и поморщился, кажется, с досадой.

Пожала, точнее, не сдержав судороги, дёрнула плечом, молча поднесла чашку к губам. К шестому глотку трястись стала чуть меньше. Грэм с бледным, перекошенным лицом давил возмущённым и злым взглядом. Я даже видела, как гневно двигаются скулы. Не понятно, что его так взбесило снова. В любом случае, я не делала сегодня больше абсолютно ничего, что этот показательный припадок могло спровоцировать. И всё же, чувствовать себя в безопасности никак не получалось.

– Вы хоть понимаете, как ваше поведение безответственно и глупо? – сказал, наконец, продолжая дырявить мою нежную ауру взглядом.

– Вы сейчас о том, что я чекушку коньяка в машине оставила? – ощущение, что в молоке спиртное определённо было. Иначе, как объяснить то, что я только что произнесла?

– Издеваетесь? – прошипел, гневно вздёрнув одну только левую бровь.

– Даже не собиралась. В любом случае, спасибо, мне действительно теплее, – кивнула искренне и благодарно.