– Старый, – расправляя деньги и пряча их во внутренний карман пиджака, буркнул Гришка и не оглядываясь пошел к воротам.

Куда теперь податься? Домой идти неохота – там сейчас тетка, опять начнет нудить, считать медяки и вздыхать, попрекать куском хлеба, как будто он не выделил ей денег на хозяйство. Да разве она бывала хоть когда-нибудь всем довольна?

Дождавшись автобуса, он поехал к метро. День разгорелся, в салоне полно пассажиров, а один юркий малый все прижимается к полной даме, стоящей в проходе. Приглядевшись, Ворона заметил, как рука парня скользит к сумке дамы – карманники? Обычно они не работают по одному. И действительно, рядом с полной дамой трется еще какой-то мужчина, а с другой стороны пристроилась размалеванная девица в платье из марлевки: сейчас юркий малый откроет сумочку, вытащит кошелек – пока напарник будет отвлекать внимание толстушки – и передаст добычу девице, а та спокойно выйдет с ней на первой же остановке.

– Нахал! – вдруг заорала толстуха и отпихнула парня. – Чего лапаешь? Милиция!

Анашкин быстро протиснулся к дверям и вышел, как только они распахнулись, – зачем ему неприятности, – а в салоне автобуса разгорался скандал. Двери закрылись, автобус тронулся, и Ворона проводил его взглядом: пусть себе катят, до метро два шага, пройдется пешочком.

Доехав до центра, он долго болтался без дела по магазинам, глазея на толпу и выставленные на продажу товары – особенно порадовать глаз было нечем.

Купив у спекулянта бутылку сухого вина, Ворона зашел в первый попавшийся подъезд и, проткнув пальцем пробку внутрь, встал в позу горниста. Вино оказалось кислым и отдающим перебродившим, протухшим виноградом. Поставив пустую посуду на грязный подоконник, Анашкин закурил и стал смотреть в окно на пробегающие внизу машины.

Когда он уже собирался уходить, внизу что-то смешалось, автомобили начали принимать в стороны, и по проезжей части пронеслась группа мотоциклистов – мощные машины, огромные цветные шлемы, девицы на задних сиденьях, облепленные западными этикетками бензобаки, рев, грохот и синий дым выхлопных газов. Григорий скатился вниз по лестнице и выскочил из подъезда.

– Это кто? – повернулся он к незнакомой девушке, тоже остановившейся поглазеть на пронесшихся мимо мотоциклистов.

– Рокеры, – брезгливо поморщилась она, уловив исходящий от Вороны запах спиртного. – Говорят, запретили групповую езду по городу, а они все гоняют.

– Да? И куда гоняют?

– На площадке в Лужниках собираются, – неохотно ответила девушка и ушла.

Мысль отправиться в Лужники на метро Анашкин отбросил сразу – не в его положении, да еще слегка выпивши, рисковать: лучше наземным транспортом. Там опять же можно докатиться бесплатно, а торопиться совершенно незачем – если эти самые мотоциклисты съезжаются на площадку, то сразу они оттуда не разъедутся, а вот кого-либо из нужных ему людей среди них стоит попробовать поискать…

По периметру площадки выстроились патрульные машины ГАИ, что сразу очень не понравилось Вороне – там, где присутствует милиция, добра для себя он не ждал. Однако патрульные вели себя достаточно спокойно – сидели в машинах, курили около них, облокотившись на капоты, что немного успокоило Григория.

Смешавшись с толпой рокеров, он начал переходить от одной кучки мотоциклистов к другой, приглядываясь к мотоковбоям – кожаные и нейлоновые куртки с цепями, значки, огромные шлемы, давно не стриженные волосы. Возраст разный – от семнадцати до тридцати, мотоциклы тоже разные, как и умение справляться с ними. Некоторые лихачи, демонстрируя класс, поднимали мотоциклы на «козла» и проезжали по сотне метров на одном заднем колесе, что вызывало бурный восторг остальной братии.

Спустя полчаса Ворона установил, что среди собравшихся есть ребята из профессионально-технических училищ, рабочие сцены из театров, автослесари, шоферы, продавцы, грузчики, медики и даже один негр, довольно бойко лопотавший на русском языке. Но более всего его заинтересовала компания явно приблатненных парней. Безошибочно определив в Анашкине своего, один из них угостил его сигаретой:

– Ты чего без колес? Не обзавелся?

– Думаю, – неопределенно ответил Гришка.

– Если бабки есть, парни из частей соберут, – пообещал новый знакомый, назвавшийся Валерой.

«Угоняют и разбирают, – понял Ворона, – а потом из разных частей собирают: рама от одного, колеса от другого, мотор от третьего. Мелочовка! Не те люди».

– Хочешь, с Гариком переговорю, – не отставал Валера. – Есть тут у нас один солист балета, поможет.

– Чего, правда, что ли? – усомнился Анашкин.

– Насчет балета? – засмеялся рокер. – Правда. У нас риск, свобода, обретение движения в рутине жизни.

Подскочил какой-то парень в полосатом шлеме и старых гаишных галифе из искусственной кожи. Лица не разглядеть – темновато, да и закрыто оно наполовину шлемом. Заорал:

– Едем! Голову не обгонять, не отставать, держаться кучей!

– Давай с нами? – предложил Валера. – У меня заднее сиденье свободно.

Ворона бросил окурок и сел на мотоцикл, обхватив Валеру сзади за пояс руками. Взревели моторы, кавалькада рокеров вытянулась уродливой рычащей гусеницей и вылетела с площадки. Оглянувшись, Гришка увидел, что в хвост их рычащей толпе городских кентавров незамедлительно пристроились несколько патрульных машин милиции.

Выскочили на Тверскую и лихо понеслись по направлению к Соколу. Пряча голову за спиной своего водителя, Гришка прикидывал: когда кончится это сумасшествие? И зачем вообще его занесло к придуркам на мотоциклах, неужто сухонькое ударило в голову на старые дрожжи? Нет, не те это люди, что ему нужны.

Остановились на площадке у аэровокзала, быстро спешились и ревущей толпой ринулись наверх в буфеты. Гомон, шум, топот, грязные руки хватали с прилавков жареных кур, бутерброды с копченой колбасой, булочки, пачки сигарет, пирожки…

Потихоньку ретировавшись – ну их к бесу, сейчас явно вызовут милицию после такого разнузданного и глупого, с его точки зрения, грабежа буфетных прилавков, – Ворона вышел на улицу и сел на трамвай. Пора подгребать к дому, давно стемнело, день кончился, не принеся с собой желанного удовлетворения. Нет, не те все люди, с которыми он сегодня общался, не те. Надо рвануть кусок побольше и нырнуть в тину, зарыться и притихнуть, а с Голубевым или дурачками на мотоциклах каши не сваришь, только заполучишь новый срок по хулиганке и будет болеть голова от похмелья на чужом пиру.

Ничего, все, пожалуй, сладится, отшлифуется. В воскресенье надо попробовать еще кое-где побывать…

В воскресенье утречком Ворона отправился на ипподром, по уже укоренившейся привычке не спускаясь в метро, а пользуясь наземным транспортом. По мере приближения цели его путешествия внутри нарастало какое-то нетерпение, словно там, впереди, на Беговой, где на высоких постаментах стоят фигуры коней, ждет некое лучезарное счастье, чуть ли не вселенская радость. Ну, пусть не совсем так, но все равно – впереди удача, долгожданная удача!

Сойдя с троллейбуса и стараясь сохранить в себе удачливые предчувствия, Ворона влился в толпу, направлявшуюся к ипподрому. Народу хватало, бойко торговали программками, мороженым, радио объявляло один заезд за другим – по звуку гонга срывались с места старта и неслись по тысячешестисотметровому кругу ипподрома лошади, запряженные в легкие коляски-американки. Прекрасные животные – караковые, чалые, соловые, вороные, – а на трибунах вставали с мест знатоки и просто болельщики, оглашая чашу ипподрома дружным криком: «Давай!»

Удар колокола, конец заезда, и тянется ручеек людей к кассам тотализатора, где кассир, как правило, округляет сумму выигрыша в собственную пользу, небрежно недодавая мелочь, а то и рубль-другой. Потолкавшись, Ворона понаблюдал за завсегдатаями, не расстававшимися с потертыми блокнотами, в которых были выписаны результаты, показанные лошадьми, участвующими в заездах, на протяжении этого сезона, сезона прошлого года и многих предыдущих.

– Нет, не надо меня убеждать, – стуча по асфальту инвалидной палкой, запальчиво спорил один старичок-завсегдатай с другим, нервно пощипывавшим желтыми от никотина пальцами седую профессорскую бородку. – Не показал себя сегодня Аперитив на разминке, не показал!

– Но вот же, вот, – возражал «профессор», тыча под нос оппоненту свой замусоленный блокнот с корявыми записями, – глядите, что он выделывал в прошлом году. Он себя еще покажет!

– Я и не думал, гадать не мог подобной резвости у Зодиака, – сокрушенно жаловался прилично одетый молодой человек своему приятелю. – Видел, как он пришел?

– М-да, – кисло соглашался приятель, – а я денег пожалел на него сегодня поставить. Если бы не жадность, сидели бы сейчас в «Бегах»…

Услышав этот разговор, Гришка только желчно усмехнулся про себя – дурачки! «Тотошка» – как завсегдатаи называли тотализатор – только для додиков и дурачков. На самом деле крупная игра идет не здесь, а в других местах, и выигрыши там давно распределены – все заранее куплено и продано: заезды, призовые места, наездники и лошади.

– Могу помочь? – Неопределенного возраста личность с красными, слезящимися глазами просительно тронула Ворону за рукав. – Подскажу, на кого поставить в ординаре или, если желаете, в тройном экспрессе.

Высвободив рукав из цепких пальцев прилипчивого продавца советов, как разбогатеть, Гришка прошел ближе к трибунам – некогда ему тут слушать сопливые обещания, дело есть, а красноглазый пусть пытается облапошить ничего не смыслящих в этом деле простаков, от любопытства забредших сюда и готовых выложить денежки.

Анашкин побродил около касс тотализатора – там нужного ему человека не оказалось. В стороне стояли букмекеры – неприметной внешности люди, охраняемые крепкими парнями, вроде бы безучастно взиравшими на происходящее вокруг. Ворона знал, что эта публика всегда в крупном выигрыше, – если ипподрому остается четверть денежного оборота, проходящего через тотализатор, то в карманах у букмекеров оседает такое количество имеющих хождение в обращении денежных знаков, что только руки задрожат, если увидишь. У букмекеров есть свои люди на конюшнях, связанные с наездниками, различные подставные лица, готовые предложить хорошие барыши судьям и жокеям.

Нет, связываться с букмекерами Гришка не собирался – ему нужен был один мутный человечек по кличке Мясо.

Тот нашелся около буфета. Поздоровались. Мясо не выразил ни радости, ни удивления при виде Вороны – его выцветшие голубые глазки только оценивающе скользнули по лицу Гришки, и тут же последовала просьба:

– Пузырь возьмешь?

– Об чем звук, – дружески похлопал его по плечу Анашкин, еще не потерявший надежды на удачу. Мясо тут всех знает, и все знают его, конюшни ему открыты, наездники доверяют, букмекеры частенько просят об услугах: неужели он не сможет помочь приятелю пристроиться при хлебном деле?

Сначала хотели отметить встречу в баре, но там набилось полно народу.

– Пошли на трибуны, – предложил Мясо.

Забрались на самый верхний ярус, подальше от патрульных милиционеров. Мясо протер граненый стакан несвежим носовым платком, бормоча себе под нос, что стакан позаимствован в автомате с газированной водой, а теперь гуляет по стране СПИД и неизвестно, кто к этому стаканчику прикладывался, облизывая его губами. Слегка сполоснув стакан водкой, он разлил, щедро предоставив Вороне право выпить первым.

– Знаешь три постулата? – дождавшись своей очереди и влив в себя дозу спиртного, спросил Мясо. – Не бывает много водки, бывает мало закуски. Это первый. Не бывает плохой водки! – Он многозначительно поднял грязный палец. – Водка бывает только хорошая и очень хорошая. Это второй. А еще говорят, что нет некрасивых женщин, бывает лишь мало выпито.

Ворона вяло кивал, слушая, как Мясо зашелся визгловатым смешком. Эти шуточки он от него слышал еще до осуждения, но не перебивать же нужного человека, выказывая неуважение, чего Мясо не любит. Раз пришел к нему просителем по своему делу – терпи так называемый юмор.

– Теперь квартирки призывают молодежи давать, – философствовал Мясо, закуривая беломорину. – А на кой ляд они им, квартиры? Семья, говорят, ячейка… Дурь это! Нонешние в семнадцать сошлись, а в восемнадцать уже задница об задницу стукнулись и разбежались в разные стороны. А жилье кому? Его раньше люди годами ждали, маялись, а молодые опять кто с кем сошлись и заново будут жилья истребовать?

– Дело у меня к тебе, – решившись прервать монолог собутыльника, кашлянул Гришка.

– Дело? – покосился на него Мясо. – Какое? Хочешь быстро разбогатеть?

– Не совсем, – разливая остатки водки, криво усмехнулся Ворона. – Разбогатеть и не работать мне, конечно, никак бы не помешало, но я о другом. Знаешь, где я отдохнул пару лет? А теперь опять горбатиться не желаю, да и какую копейку зашибешь на заводике? На бутылку не заработаешь.

– Это если пьешь каждый день, – уточнил Мясо. – А ты пей с перерывами или по праздникам.

– Советчик, – сплюнул Гришка, ругнувшись для связки слов. – Лучше бы помог здесь ближе к денежкам пристроиться. Помощник тебе не нужен?

– Не возьмут. – Мясо погрустнел, глядя на пустую бутылку.

– Почему не возьмут? – удивился Ворона. – Горлышко целое.

– Я про тебя говорю. – Собутыльник посмотрел на Гришку с жалостью. Можно было бы, конечно, прокомпостировать мозги Вороне и пообещать переговорить насчет него, выжав еще одну бутылочку, но Мясо считал себя честным человеком.

– Чего так? – помрачнел Анашкин: и здесь срывается, рушится мечта, пропадает и уносится вместе с ветром ощущение близкой удачи.

– Изменилось многое, – вздохнул Мясо, меланхолично ковыряя в носу. – Раньше каждый за себя был, а теперь кто-то силу взял. Понимаешь, я сам тут всю жизнь провел. Помню, объявился у касс совсем зелененьким, ничего не знал и не умел. Просто поглазеть захотелось. А потом мне один деятель билет дал. Я тогда и значения этому не придал – играют люди, выигрывают, проигрывают, а мне-то что? Да на мой билетик выигрыш выпал, в пятьсот рублев. Они-то и сгубили, пошло-поехало. То круто брал куш, то спускал все до нитки, а после и дальше пошло – наездников подкупал, с кассирами шуры-муры заводил, с букмекерами свел знакомство. Сейчас знаю: тут свои силы, а они не хотят известности. Понял? Сюда из Питера, из Киева, из Харькова, из других городов едут играть и проигрывать. Деньги рекой текут, а я выпиваю сильно, шестеркой держат, на жизнь дают, и ладно, я на большее уже не зарюсь. Но те люди, что в силе, свой интерес жестоко блюдут и чужого не подпустят. Не смогу я тебе ничем помочь, изменилось все, извини.