«Камуфляж и показуха, – еще больше обозлился Михаил Павлович. – Потратят силы, деньги, а толку на три дня. Какое неизбывное ханжество, когда же отучимся от того, что лучше перегнуть, чем недогнуть? Неужели опять готовимся кого-то встретить или осуществить проезд высокого руководства, пуская ему пыль в глаза, создавая видимость порядка и благополучия?..»

Дома он поужинал, как обычно на кухне, принимая поданные Лидой тарелки и тихо радуясь, что она опять молчит, не заводит надоевших разговоров и не поднимает скандала. Потом немного посмотрел телевизор, ответил на пару незначительных телефонных звонков и отправился спать.

Погасив свет в спальне, Котенев слышал, как нежно шуршит снимаемое Лидой белье, и чувствовал растущее в нем желание – что он, в конце концов, не имеет прав на собственную жену? Она еще молодая, привлекательная женщина, мужики головы сворачивают, когда Лидка проходит мимо, а Татьяна уехала, и он сам не святой и не монах. К тому же, как утверждают медики, длительное половое воздержание приводит к психозу.

Скользнув под одеяло жены, он провел ладонью по ее горячему телу.

– Лидок, давай помиримся. – Жадно ища ее губы, жарко зашептал: – Я был не прав, все сделаю, помогу Виталику, правда помогу…

Виктора Ивановича Полозова в доме Куровых принимали радушно. Высокий, даже к шестидесяти годам сохранивший юношескую стройность и спортивную подтянутость, элегантно одетый, всегда имеющий веселое расположение духа и запас свежих пикантных анекдотов, Виктор Иванович быстро становился душой компании.

Вручив хозяйке дома букет алых роз и церемонно поцеловав руку, он поздравил ее с семейным торжеством и вручил подарок, извинившись, что вчера дела не позволили ему присутствовать за общим столом. Прощение было даровано милейшему Виктору Ивановичу незамедлительно.

За столом Полозов весело расспросил дочь Куровых об успехах в модном дизайне, дав ей при этом ряд профессиональных советов; терпеливо и внимательно выслушал престарелую тещу Сергея Владимировича, постоянно жаловавшуюся на врачей, и пообещал достать в «кремлевке» дефицитное лекарство от гипертонии; поинтересовался, что пишет работающий за рубежом сын хозяев и как поживает его семья; выпил рюмочку фирменной домашней наливочки и отведал пирога с китайским жасминовым чаем, рассказав пару занятных историй. Все остались чрезвычайно довольны.

Наконец Сергей Владимирович получил возможность увлечь гостя в кабинет покурить.

– Присаживайся, – раскрывая перед ним коробку бразильских сигар, предложил Куров. – Жалко, вчера не приехал, у меня нужные люди собирались, мог бы и вырваться на часок.

– Не мог, – обрезая кончик сигары, улыбнулся Виктор Иванович. – А ты уже поговорил?

– Естественно, – наливая коньяк, отозвался Сергей Владимирович. – Зачем тянуть? Знаешь, в нашем деле, как в той пословице: кто с ножом, тот и с мясом. Есть запись. Этот подлец притащил с собой диктофончик, но ребята вовремя раскусили его штучки. Будешь слушать?

– Обязательно, – кивнул Полозов, устраиваясь поудобнее в кресле и зажигая сигару.

Куров достал магнитофон, вставил в него кассету.

Секретов от Виктора Ивановича у Курова не было – они знали друг друга слишком давно и хорошо. К тому же Полозов раньше был женат на покойной сестре Сергея Владимировича и приходился ему родственником. Правда, овдовев, Виктор Иванович недолго оставался безутешен, но что поделать – живые должны думать о живых, и Куров не обижался на него.

Биография у Полозова была пестрая – в молодости он чуть не угодил за решетку, участвуя в аферах с трикотажем, но, проявив недюжинную изворотливость и отличное знание законов, вырвался, как он сам любил говорить, из «лап советского правосудия». Дело оказалось запутанным, с множеством привлекавшихся к уголовной ответственности лиц, но юридический консультант трикотажной фабрики Виктор Полозов – по сведениям БХСС, продавший одному из дельцов целый подпольный цех, вместе со станками и рабочими, – сумел доказать свою абсолютную непричастность к трикотажному бизнесу, отделался легким испугом и несколькими месяцами отсидки в следственном изоляторе. Этого урока ему хватило на всю жизнь – Виктор Иванович более никогда не попадал в поле зрения правоохранительных органов.

Со временем он обзавелся учеными степенями и званиями, страшно полюбил заседания и участие в работе различных комиссий, став признанным специалистом по социологическим исследованиям в экономической сфере. О его давних грехах все забыли, а многие просто не знали. Тем более что грешки пришлись на начало пятидесятых годов. Учитывая новые веяния, хитроумный Полозов на всякий случай раздобыл себе бумаги, свидетельствующие о гонениях на него в период культа личности. При первом же признаке какой-либо опасности он готовился незамедлительно представить их, отстаивая собственное «честное имя».

Истинную цену изворотливого и хитрого гостя знали, пожалуй, только Сергей Владимирович да еще два-три его ближайших подручных, пользовавшиеся особым доверием, поскольку Полозов являлся главой юридической службы в подпольной империи Курова, одним из нервных центров ее мозга.

– Как? – выключив магнитофон, поинтересовался Сергей Владимирович.

– Нормально, – бросив в пепельницу недокуренную сигару, довольно потер руки Полозов. – Ты хорошо его вел, достаточно жестко и в то же время не пережимая, чтобы не сломался.

– По твоему совету, Витя, – сделал гостю комплимент хозяин. – Твои прогнозы на будущее?

– Прогнозы? – постукивая пальцами по подлокотнику кресла, переспросил Полозов. – Трудно так сразу, я же его мало знаю, только по материалам, фотографиям, да еще мельком видел в коридорах министерства. Разве достаточно, чтобы составить полное мнение о человеке, тем более из делового мира? Там у всех не одно и даже не два лица.

– Ну-ну, – улыбнулся хозяин, – не скромничай.

Виктор Иванович отхлебнул из чашки кофе и разочарованно почмокал губами:

– Остыл… Что я тебе скажу? Надо полагать, причем учти, это сугубо мое личное мнение, он не побежит ни в КГБ, ни к милицейским операм. Будет встреча компаньонов и долгий базар. Кстати, среди них у тебя нет своего человека?

– Они соберутся узким кругом, – отмахнулся Сергей Владимирович, – мой человек туда не сможет попасть. Но идея мне нравится: я подумаю, как прикормить кого-нибудь из основных компаньонов Мишки и, при необходимости, сменить руководство в его клане.

– Это на будущее, – раскуривая новую сигару, кивнул гость. – А сейчас, надо полагать, они захотят выждать, проверить силу противника. Ты слегка нажмешь, но не грубо. Никаких жертв и насилий, будем бить рублем, чтобы сам побежал к нам. Объявить открытую войну всегда успеется, но тогда – прощай деньги!..

Все вроде бы входило в привычную колею – отношения с женой, работа. Призраки, порожденные разговором с Куровым, таяли, как мираж, гонимый порывами свежего, холодного ветра. И еще одна радость – звонила Татьяна, дочка поправляется, и скоро ей можно будет вернуться в Москву. Надо бы летом отправиться отдыхать на машине вместе с Таней и закатить к ее родне, взять дочурку, побыть у теплого моря: ребенку это пойдет на пользу, если, конечно, там опять не закроют пляжи из-за холеры или дизентерии.

А Куров – что Куров? От него ни слуху ни духу, ушел в подполье, не напоминает о себе, не звонит, не торопит, а сам Котенев старается с ним не встречаться, справедливо полагая, что так лучше и спокойнее: береженого и Бог бережет. Шевелятся, конечно, червячки сомнения в душе, но так уж устроен человек: ему свойственно во всем сомневаться. Лушин и Рафаил по ноздри в делах, свалили все на него и молчат, надеясь на самотек разрешения всех проблем. Шут с ними, пусть себе молчат и куют копейку.

Михаил Павлович закурил и вынул записную книжку, начав перелистывать ее странички – кому позвонить насчет родственничка? Так, это телефончик нужного человека в автосервисе, это мебель, это насчет стройматериалов, а вот этот, пожалуй, сможет хоть чем-то помочь.

Разгладив страничку записной книжки, чтобы она не закрывалась, Михаил Павлович протянул руку к телефону, намереваясь снять трубку, но резкий звонок аппарата заставил его слегка вздрогнуть от неожиданности и отдернуть руку. На секунду им овладел суеверный страх – уж не накликал ли он своим благодушием на себя лихо, не Сергей ли Владимирович на том конце провода и теперь слушает долгие гудки?

– Да. – Обругав себя, Котенев все же снял трубку. Чего прятаться? Если это Куров, то он все равно найдет возможность выковырять тебя из любой щели.

– Михаил Павлович? – Голос совершенно незнаком, судя по тембру, говорит еще не старый мужчина. Неужто очередной грек?

– Я. Кто это?

– Приветик от родни привез, – хмыкнули на том конце провода.

– От какой родни? – не сразу понял Котенев.

– Разговор есть, – сообщил незнакомец, – а приветик тебе от Виталика Манакова, если он родней приходится.

Михаил Павлович вытер ладонью покрывшийся испариной лоб – неужто происки проклятого Курова? Провоцирует, подослал какую-то шавку звонить по телефону, надеется еще больше грязи нарыть и измазать ею по уши? Хотя зачем ему размениваться на подобные мелочи? Но тогда кто это, неужели пришелец оттуда?

– Чего молчишь, эй, алле?! – забеспокоились на том конце провода.

– Слушаю, – успокоил Котенев.

– Я думал, ты отключился, – хохотнул незнакомец. – Встретиться надо, потолковать, родственничек просил.

– Откуда вы взялись? – не выдержав, спросил Михаил Павлович.

– Откинулся недавно, сейчас колодки проколол и все по закону, а звоню из Сокольников. Так чего?

Котенев невольно поморщился, слушая жаргонную речь, – ну и приятели завелись там у Виталия, почти невозможно понять, что говорит, хотя вроде бы все на русском языке. Впрочем, чего удивляться, не из-за границы человек приехал, а совсем из другого мира, спрятанного за колючкой.

«Сколько же у нас на самом деле миров, в нашей родной стране? – невесело усмехнулся он, свободной рукой вытягивая из лежавшей на столе пачки сигарету. – Трудно сосчитать, и зачастую один мир совершенно не понимает и не принимает другой, хотя они сосуществуют в одном времени и измерении, на одной территории и их представители внешне почти ничем не отличаются друг от друга».

– Где хотите встретиться и когда? – прикуривая, поинтересовался Михаил Павлович. – У меня не так много свободного времени. И что вы мне до этого сказали, я не совсем понял?

– Освободился, говорю, – с расстановкой, как недоумку, начал пояснять мужчина, – паспорт получил, прописался. Подъезжай сюда, в Сокольники, я тебя у метро встречу, только скажи, во что будешь одет.

– Приеду на машине, через час, – бросив взгляд на табло настольных электронных часов, пообещал Котенев. – Вы один? Хорошо. Как зовут? Григорий? Ладно, запомните номер машины, я остановлюсь у магазина «Зенит», знаете?..

Дорогой он раздумывал над неожиданным звонком по телефону – чего там приключилось с Виталием, почему он дал его рабочий телефон неизвестно кому и что этот неизвестный хочет ему передать из зоны.

Припарковавшись около магазина, Михаил Павлович положил руки на баранку и огляделся – где этот посланец из ада? На остановке автобусов стоит толпа, люди идут к метро и из него, ныряют в двери магазина. Интересно, сможет он среди них узнать пришедшего оттуда?

По стеклу машины постучали. Котенев оглянулся – рядом с жигуленком стоял среднего роста парень с нахальными глазами и хитроватой улыбочкой, кривившей губы. Ничего особенного, только под глазами желтеют еще не до конца сошедшие синяки.

«Ручная работа, – усмехнулся Михаил Павлович, – набили ему где-то физиономию. М-да, подарочек».

– Привет, – выйдя из машины, поздоровался он, но руки не подал.

– Ты Михаил? – сплюнув в сторону, спросил парень.

– Я. Вы звонили? Чего нужно?

– Есть хочется, – усмехнулся Григорий.

– Хорошо, пошли. – Выругавшись про себя последними словами, Котенев направился к входу в парк.

Молча дошли до шашлычной. Котенев дал Григорию деньги, велел взять шашлыков и сухого вина, а сам сел за столик – не выступать же ему в роли официанта при этом уголовнике, а что пришел уголовник, и так сразу ясно: татуировки, жаргон и, самое главное, откуда он пришел!

Григорий быстро принес салаты, вилки, граненые стаканы, пять порций шашлыка и две бутылки портвейна. Разлил, не дожидаясь Котенева, выпил и начал жадно поглощать мясо, чавкая и вытирая рот тыльной стороной ладони с синими разводами наколок.

– Чего не пьешь? – поднял он на Михаила Павловича глаза.

– Я за рулем, – коротко объяснил тот. – В чем дело, скажите наконец?

– Родственник твой, – принимаясь за вторую порцию шашлыка, начал Григорий, – обещал, что ты мене заплатишь за услугу.

– Какую услугу?

– За то, что передам, как велено.

– Сколько? – Котенев сунул руку в карман за бумажником. Интересно, насколько развита фантазия у этого голодного и пьющего животного? Сколько он запросит и за какую информацию?

– На первый случай меня устроит тысчонка, нет, полторы, – быстро поправился Григорий и протянул через стол руку.

Михаил Павлович покорно вложил в нее пачку денег:

– Говори!

– Виталик просил напомнить, что он никого не взял с собой, – тихо сказал посланец. – Ты должен его вытащить оттуда или перевести. Велел рассказать, каков там санаторий, однако стоит ли? Это и так любой знает, что не курорт, а вот насчет его молчания подумай, Михаил Палыч.

– Так, значит? – Настроение у Котенева резко испортилось: сидит за проволокой щенок и лает на луну, брешет там кому ни попадя о делах родни да еще требует помощи, угрожает? Соображал бы, подлец, что язык головы лишить может. – Спасибо за сообщение. – Михаил Павлович застегнул пиджак, собираясь уйти. – За все уплачено, доедайте и допивайте, а мне пора.

– Это как? – удивился Григорий. – Погоди, еще не все.

– Что еще?

– У меня тоже просьба есть. Приткнуться мене надо на приличное место, чтобы с деньгой и не горбатиться лишнего. Но с моей биографией не очень-то жалуют в отделах кадров. Надо помочь.

– К сожалению, я не располагаю такими возможностями, – встал Котенев. – Всего доброго.

– Постой, – поднялся Григорий. – Тогда ссуди деньжат, если не желаешь помочь.

– Сколько?

– Семь тысчонок дашь, и разбежимся, – нагло улыбнулся посланец.

– Обкакаешься от жадности, – почти ласково сказал ему Котенев. – Держи еще за хлопоты и гуляй!

Он сунул в нагрудный карман рубашки Григория купюру, но тот ловко прихватил его руку:

– Дешевку нашел?

– Послушайте, милейший, – вырвал свою руку Михаил Павлович. – Здесь не место и не время. Люди оглядываются. Пошли на улицу, там поговорим.

Григорий с сомнением поглядел на Котенева – чего это вдруг тому приспичило разговоры заводить на улице, уходя от стола с недопитым вином? Или это для него так, мелкие брызги? Привыкли шиковать тут, но сейчас не на такого нарвался! Анашкин своего шанса не упустит – жирный карась бьется на крючке, и не наколоть такого фраера, еще не нюхавшего, почем фунт лиха, все равно что себя не любить.

– Зачем на улице? – набычился Ворона.

– Я же сказал, люди на нас оглядываются, – понизив голос, миролюбиво ответил Михаил Павлович. – Излишнее внимание ни к чему. Пошли, пошли. – И он потянул Григория за собой к выходу.

На крыльце шашлычной Котенев огляделся и, быстро сориентировавшись, завел Ворону за здание харчевни. Там, на задах, было тихо и безлюдно, стояли вонючие мусорные баки и тянуло сизым шашлычным дымком.

– Так, за что я должен платить? – брезгливо отшвырнув носком туфли смятую грязную бумажку, спросил Михаил Павлович.

– Родня твоя за валютку сел? – Анашкин облизнул языком пересохшие губы: жалко оставленной на столе недопитой бутылки портвейна, но выигрыш от разговора мог стать неизмеримо больше и обеспечить безбедное существование на некоторое время. – А за такие дела просто не садятся, согласен?

– Короче, ближе к делу.

– Ты тоже человек, как я вижу, не бедненький? Не боишься, что Виталик разматываться начнет? Помоги ему и помоги мне, чтобы и я язык за зубами держал крепко…

Договорить он не успел – Котенев резко двинул его в солнечное сплетение, а когда согнутый его ударом Ворона сломался пополам, добавил сверху по почкам.

Анашкин рухнул ему под ноги, захлебываясь слюной и блевотиной, корчась от жуткой боли и кривя рот в беззвучном крике, пытаясь протолкнуть в себя хоть немного воздуха, впитавшего гнилые запахи помойки.

– Забудь навечно мой телефон, – наклонившись к его лицу, прошипел Михаил Павлович. – Еще раз объявишься, прибью!

Выпрямившись, он с размаху пнул ногой Григория и не оглядываясь пошел прочь…

На остановках автобусов все так же толпился народ, взблескивали стеклами двери магазина «Зенит», впуская и выпуская покупателей, бойко торговала мороженщица в обшарпанном киоске, со всех сторон облепленном страждущими, клонилось к закату усталое солнце, утомленно взиравшее на извечную суету огромного, загазованного, грязного и перенаселенного города, казалось целиком состоящего только из камня и толпы людей, среди которых терялись хилые островки чахлой зелени.

Котенев слегка подрагивавшей рукой отпер дверь машины и тяжело плюхнулся на сиденье – экое несуразное получилось свиданьице. Угрожает еще, вымогатель, шантажист несчастный! И Виталий хорош, нашел кому доверить передать приветик из своего далека, отыскал гнусную блатную рожу, дал телефон, совершенно не подумав, кому и что он доверяет.

Михаил Павлович плавно тронул с места, вырулив на оживленное шоссе – сейчас останутся позади старое здание станции метро и темно-красная пожарная часть с каланчой, а вместе с ними и, наверное, уже пришедший в себя посланец из зоны, валяющийся около мусорных баков на задворках шашлычной. Забыть о нем, наплевать и забыть, больше не сунется!

Настроение было поганым, и всякое желание хоть чем-то помочь бедному Виталику Манакову абсолютно пропало…