Иван Сергеевич, пожилой полный мужчина с гладко выбритой головой, оправил серый китель без знаков различия, прошелся вдоль доски и продолжил лекцию:
– Почему большевики звериной ненавистью ненавидели казаков? По той причине, что они прекрасно понимали – пока есть у казачьего народа сила, он будет сопротивляться бесам. И даже такие красные командиры как Миронов, Сорокин и Кочубей, природные казаки, оказались в опале. Они осознали, что их обманывают, что новая власть ничего кроме горя и беды России не несет, попытались пойти против течения и за это поплатились. Проклятое жидовье уцепилось за Кремль и проводило политику уничтожения православной церкви, отбирало у казаков их привилегии и политую кровью дедов землю Присуда. Одержимые бесноватой идеей – покорить весь мир и заставить его жить по своим законам, они шли по трупам и не останавливались ни перед чем. Казаки это видели, но гнули свою линию. Бились так, как никогда до этого. Однако конец был один – смерть. Или в бою от клинка побратима, или от пули подосланного чекиста, или от голода и тяжкого труда в лагерях смерти.
Пострадали все – спора нет. Досталось тамбовским и сибирским крестьянам, рабочим, интеллигентам и дворянам. От репрессий большевиков погибли миллионы людей. Но более всего пострадали казаки и священники. Нас выселяли и расказачивали, жгли, пытали и убивали, ссылали на север и запрещали иметь оружие. Казака приравняли к мужику. Наши семьи морили голодом, и мы никогда не забудем тридцать второй год, чекистов, отряды интернационалистов-карателей и проклятые «черные доски». Не забудем героев, которые поднялись в станице Тихорецкой и несколько дней отбивались от превосходящих сил красного интернационала. Не забудем атаманов, которые долгие годы вели партизанскую войну и были опозорены перед народом. Не забудем переименованные станицы и расстрелянных офицеров. Не забудем казаков, которые поверили словам большевиков, вернулись на Родину из-за границы и пропали в сибирских лагерях. Трагедия нашего народа – казачьего народа, навечно в сердцах казаков.
Я говорю об этом для того, чтобы вы знали – примкнув к немцам, казаки не совершают измену России. Нет! Мы идем с иностранцами для того, чтобы прогнать захватчика-оккупанта и вернуть свое. В моих словах нет лжи, а только голые факты. Как пример, зачитаю отрывки из нескольких советских документов. Для начала директива ЦК РКП «Ко всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах».
Преподаватель сделал паузу, взял со стола лист бумаги, прокашлялся и начал читать:
«Учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путём поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо:
1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.
2. Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам.
3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно»…
А вот одно из предписаний Донбюро:
«В целях скорейшей ликвидации казачьей контрреволюции и предупреждения возможных восстаний Донбюро предлагает провести через соответствующие советские учреждения следующее:
1) Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях, и отправить как заложников в районный революционный трибунал. (Уличенные, согласно директиве ЦК, должны быть расстреляны.)
2) При опубликовании приказа о сдаче оружия объявить, что, в случае обнаружения по истечении указанного срока у кого-либо оружия, будет расстрелян не только владелец оружия, но и несколько заложников.
3) В состав ревкома ни в коем случае не могут входить лица казачьего звания, некоммунисты. Ответственность за нарушение указанного возлагается на райревкомы и организатора местного ревкома.
4) Составить по станицам под ответственность ревкомов списки всех бежавших казаков (то же относится и к кулакам) и без всякого исключения арестовывать и направлять в районные трибуналы, где должна быть применена высшая мера наказания»…
Или еще один пример, директива Реввоенсовета Южфронта от 16 марта 1919 года:
«Предлагаю к неуклонному исполнению следующее: напрячь все усилия к быстрейшей ликвидации возникших беспорядков путём сосредоточения максимума сил для подавления восстания и путём применения самых суровых мер по отношению к зачинщикам-хуторам:
а) сожжение восставших хуторов;
б) беспощадные расстрелы всех без исключения лиц, принимавших прямое или косвенное участие в восстании;
в) расстрелы через 5 или 10 человек взрослого мужского населения восставших хуторов;
г) массовое взятие заложников из соседних к восставшим хуторам;
д) широкое оповещение населения хуторов станиц и т. д. о том, что все станицы и хутора, замеченные в оказании помощи восставшим, будут подвергаться беспощадному истреблению всего взрослого мужского населения и предаваться сожжению при первом случае обнаружения помощи; примерное проведение карательных мер с широким о том оповещением населения»…
Иван Сергеевич взял паузу, оглядел притихший класс, тяжело вздохнул и продолжил:
– Много бед причинили нам большевики, и теперь Сталин думает, что мы все забудем? Нет! Этому не бывать. Или мы или советская власть. С любым правительством можно договориться, даже с немецким. Но только не с коммунистами. Хотя вы должны знать, что в тридцать шестом году Сталин разрешил казакам служить в армии. Раньше мы были представителями эксплуататорского класса и нам не доверяли, а перед большой войной, которую намечал Сталин, даже казаки сгодились. И теперь на стороне советской власти есть казачьи части, пусть сильно разбавленные обманутыми русскими мужиками и еврейскими политруками, но казачьи. Это 10-я Терско-Ставропольская территориальная дивизия, 12-я Кубанская, 4-я Донская Краснознаменная имени Ворошилова, 6-я Кубано-Терская Краснознаменная имени Буденного и еще несколько соединений. Так что учтите сразу – Гражданская война продолжается. Может быть, она для кого-то и закончилась, но только не для нас. Придется рубить своих братьев, кто отравлен идеологией коммунизма и верит Сталину, иначе они порубят вас. Я это уже проходил и знаю, о чем говорю…
Преподаватель посмотрел на наручные часы, а затем на временного командира нашего взвода урядника Аверина:
– Занятие окончено. До обеда полчаса. Можете немного побездельничать.
– Слушаюсь, Иван Сергеевич, – отозвался кряжистый урядник, который в Гражданскую войну воевал на стороне белых и долгое время проживал в Сербии, а теперь горел желанием вернуться на родной Дон. – Класс, встать! Занятие окончено! На выход!
Загремели отодвигаемые стулья. Один за другим казаки потянулись к двери, а я решил немного задержаться…
Вот уже две недели я в городе Рава-Русская, невдалеке от бывшей советско-польской границы. Сюда попал с подачи Тихоновского, который посчитал, что мне не стоит сразу служить в охранных батальонах. Самого военинженера 2-го ранга отправили в Германию, в школу пропагандистов, но перед этим он шепнул за меня словечко есаулу Корнееву. После чего вместе еще с девятью уже бывшими военнопленными под конвоем немецких солдат я добрался до школы, где готовился младший командный состав для будущих казачьих формирований. Сначала на поезде до польского городка с труднопроизносимым названием, а потом на грузовике в Раву-Русскую.
В пути я несколько раз был близок к тому, чтобы совершить побег. Охранникам на нас плевать, а попутчики люди серьезные и вели себя спокойно. Вдоль дорог лес – на повороте прыгай и беги, никто следом не кинется. Однако каждый раз меня что-то удерживало, возможно, любопытство. И вот я курсант. В школе четыре учебных взвода, два десятка белоэмигрантов, которые служат преподавателями и наставниками, а так же полтора десятка немцев. Учебная программа сильно ужата, рассчитана на месяц, и мы занимаемся каждый день без выходных. Тактика и стрелковая подготовка на полигоне за городом. Идеология и политинформация. Изучение оружия, основ немецкого языка и уставов. Строевая и физическая подготовка. Половина курса за плечами и я уже не собираюсь никуда бежать. За немцев воевать не хочу. Но кругом свои. Ко мне относились по-человечески и это меня подкупило. Учеба мне нравилась, кормили хорошо, а муштровали в меру. В общем, норма и даже польская униформа без знаков различия с немецкой пилоткой меня не смущали. Говорят, казачью еще не пошили, а нашивки РОА пока не придумали.
Кстати, про РОА. Если верить инструкторам и немецким радиопередачам на русском языке, которые помимо свежих сводок с фронта передают музыку и речи белоэмигрантов, пленных советских генералов и чиновников, германцы создают Русскую Освободительную Армию. Командует ею советский перебежчик генерал-майор Трухин. Следовательно, мы его солдаты, хотя он, скорее всего, ширма и не более, а решения принимают немцы. НО! Помимо этого мы еще и казаки. Отдельный этнос, немцы говорят остготского происхождения. Поэтому подчиняемся УКФ – Управлению Казачьих Формирований, которое возглавляет всем известный атаман Петр Николаевич Краснов, а в помощниках у него атаманы Балабин, Шкуро и еще много других известных белоказаков. Пока, как говорят, все очень и очень зыбко. Однако формирование армии началось. Это помимо полиции и охранных батальонов. И если все пойдет гладко, уже через пару месяцев появится 1-я дивизия РОА, в которой будет пара казачьих полков, кавалерийский и пластунский. С меня взятки гладки, за что купил информацию, за то и продаю. Хотя чего я? Птичка-невеличка. Главный слушатель немецких радиопередач не курсант Андрей Погиба, а советские граждане, которые видят, что РККА продолжает отступать, а германцы захватили Минск и Киев, и с каждым днем все ближе к Москве и Ленинграду…
Тем временем класс опустел, и преподаватель обратил на меня внимание:
– Погиба? Вы что-то хотели?
– Разрешите задать вопрос, Иван Сергеевич?
Преподаватель, чья фамилия для курсантов была секретом, присел за стол и милостиво кивнул:
– Спрашивайте.
– Я вот одного не пойму. Вы постоянно говорите – казачий народ. Но разве мы не русские?
Он улыбнулся, а затем ответил:
– Скажу словами царского историка и генерала Ригельмана: «Казаки не считают себя выходцами из Московии: кто же москалями их назовет, то отвечают: Я не москаль, а русский, и то по закону и вере православной, но не по природе».
– И что это значит?
– Это значит, что русскими при царях были все славяне, кроме поляков. Мы в основе славяне. Не великороссы, как думают русские националисты, и не остготы, как считал Адольф Гитлер. Следовательно, для нас все остается, как было при царе-батюшке, покойся он с миром. Мы часть России и русские, если считать таковыми великороссов-москалей, украинцев, белорусов и казаков. Но мы отдельный народ, если русские только великороссы.
– А как же произошло разделение?
– Во время переписи 1926 года, которую провели большевики. Украинцы, белорусы и казаки могли указать себя как отдельную национальность, а русскими стали называть одних великороссов. Вы еще молоды, Погиба, не помните этого.
– А разве вы в это время не заграницей были?
– Я в эмиграции оказался только в двадцать восьмом, когда понял, что смысла оставаться на территории СССР уже нет. Впрочем, это вам знать не обязательно.
– Понял, – я кивнул.
– Очень хорошо, что вы такой понятливый, Погиба. А к чему вообще про казачий народ спросили?
– Хочу определиться, кто есть кто.
– И мой ответ как-то повлиял на вас?
– Пока не знаю, – я пожал плечами. – Разрешите идти?
– Ступайте.
Я направился к выходу, но преподаватель окликнул меня:
– Погиба?
– Я! – четкий поворот назад.
– А есаул Кондрат Погиба вам не родственник?
– Не могу знать.
– Ладно, это я так, для себя поинтересовался.
Он махнул рукой и я вышел. Остановился в коридоре и мимо меня пробежал знакомый курсант, бывший сержант-танкист Костя Федоров. Он выглядел взволнованным и я его окликнул:
– Ты куда?
Федоров ответил на ходу:
– К радио! Там свежая сводка! Немцы ворвались на окраину Москвы!
«Москва – как много в этом звуке»… – вспомнил я слова поэта и побежал за Костей.
Спустя минуту я был на плацу, где находился практически весь личный состав школы. Подвешенный на столб раструб радиоточки передавал немецкую сводку на русском языке. И если верить диктору, сегодня ночью 10-й танковый полк 8-й танковой дивизии немцев захватил Волоколамск, совершил марш-бросок по Волоколамскому шоссе и ворвался на окраину Москвы. Идут бои в районе Сходненского водохранилища и Тушино. Против регулярных германских частей бьются ополченцы. Долго они не выстоят и захват Москвы дело двух-трех дней. Иосиф Сталин, Ставка Верховного Главнокомандующего и партийные работники, прихватив труп Ленина и награбленные у русского народа богатства, на специальном поезде бежали в Куйбышев…
Сводка закончилась. Заиграл бравурный немецкий марш. А среди курсантов и преподавателей царила тишина. Как ни странно, никто не радовался. Почему? Думаю, причины были разными. Кто-то считал, что если немцы быстро возьмут столицу, Сталин пойдет на мирные переговоры, сдаст западные районы страны и мы германцам уже ни к чему. А кто-то тайно сочувствовал красноармейцам и ополченцам, которые сейчас грудью встречали немецкие танки и погибали. Какие ни есть советские граждане, но они не чужие люди, в конце концов. В одной стране жили, одни и те же радости-горести делили, один хлебушек кушали.
Впрочем, вскоре все разошлись. Обед. А после него курсантов построили на плацу, и начальник школы Карл Бушенгаген прошелся вдоль строя и лично вручил каждому по два шеврона РОА. После чего произнес небольшую бодрую речь, в которой главная мысль была проста – арийцы одолели славян и это потому, что они сверхчеловеки, первый сорт.
– Рано празднуешь победу, – глядя на Бушенгагена, еле слышно прошептал стоящий рядом Федоров, – кровушкой еще умоетесь и тогда про нас вспомните.
«Это точно», – мысленно согласился я с ним и посмотрел на новенькие шевроны, в щите Андреевский Крест, а над ним буквы РОА.
О проекте
О подписке