Поиском и поимкой оставшихся советских десантников из отряда «Белорусский патриот» занималась полиция, местные жители и добровольцы из русских военнопленных. А 102-й Донской казачий полк прибыл в Могилев, служба покатилась своим чередом, и за минувший месяц произошло несколько событий, о которых стоило бы рассказать.
30 октября состоялись похороны казаков, которые погибли в бою с советскими десантниками. Наши первые потери, друзья и товарищи. Ровно в десять часов утра полк был построен на плацу, и помимо казаков собралось много местных жителей, которые встали за спинами воинов. На плац вынесли украшенные цветами и венками закрытые гробы, а затем к ним вышел старейший казак полка, пятидесятилетний Кузьма Никифорович Белогрудов. Он человек уважаемый, рожак станицы Каргальская, потерял в подвалах НКВД двух братьев и четырех сыновей, двенадцать лет провел в лагерях и не сломался. Железный казачина. И он, молча, положил на каждый гроб казачью папаху, поклонился павшим и встал под знамя.
На плацу воцарилась тишина и только еле слышно всхлипывали бабы. Казаки ждали слов командира. Он должен был произнести речь, и Кононов высказался:
«Родные казаки! Друзья-соотечественники! Перед нами лежат в гробах 29 героев, наших родных братьев. Они отдали свои молодые жизни в борьбе за светлое будущее нашей Родины. Мы должны, мы обязаны продолжать борьбу, несмотря ни на какие жертвы, до окончательной победы над красным спрутом. Наша борьба не из легких и немало будет пролито нашей крови, немало мы еще потеряем на бранном поле наших боевых друзей, пока знамя действительной свободы взовьется над просторами нашей Отчизны. Мы глубоко и твердо уверены, что рано иди поздно это будет так!
Многие государства и народы, не зная коммунизма, протянули сейчас ему, в лице Сталина, руку помощи, но настанет час и им придется узнать, что предстанет из себя этот изверг человечества. Не дай Бог, чтобы это было слишком поздно! Коммунистические заправилы и их подпевалы орут на весь мир, что мы – казаки, изменники Родины, наемники Германии. Вот здесь стоят рядом с вами вчерашние красноармейцы и командиры Красной армии, еще вчера их заставляли защищать кровавый сталинский строй, а сегодня, как только представилась возможность, они с нами. Пусть у них спросят симпатии коммунистической системы, что такое коммунизм? Казаки никогда не продавались, не продаются, и не будут продаваться, чтобы служить против интересов своей Родины, а тот, кто попытается купить казаков с этой целью – несчастен будет. Мы друзья всем тем, кто только поможет нашим народам освободиться от коммунизма. Правда, у некоторых «гастрономов» появился большой аппетит покорить эти народы, превратить дорогую нам Родину в свою колонию. Таким «гастрономам» мы скажем: господа, смотрите как бы не подавиться. Помните, что Россия – не Польша и не Чехословакия. Мы организуемся для кровавой борьбы не для того, чтобы из одного ярма влезть в другое.
Мои друзья! Наш путь один – жизнь или смерть.
Так лучше погибнуть в открытом бою против палача Сталина, чем в подвалах или лагерях НКВД. Наша победа безусловно будет зависеть от поведения немцев в отношении нашего измученного народа, а пока есть время и помощь Германии как союзника все на борьбу с коммунистической диктатурой Сталина!
Вечная память нашим павшим, боевым друзьям! Их подвиг – это показатель решимости всего нашего народа и, прежде всего, казаков, авангарда наших народов в борьбе с коммунизмом, до полной победы над ним!
Слава светлому будущему нашей необъятной Отчизны!»
Когда командир замолчал, бабы заплакали навзрыд, а казаки взяли гробы на плечи и понесли на кладбище. Заиграл оркестр, и сотни двинулись за похоронной процессией. На кладбище уже ждал священник, который отпел покойников, гробы опустили в могилы, и был дан прощальный салют. Каждый кинул в могилу по три горсти земли, павших казаков зарыли и мы вернулись в казармы…
Спустя два дня пластунские сотни, 4-я и 5-я, разделившись по взводам, были отправлены на охрану поселков и дорог севернее Могилева. В лесах еще бродили заблудившиеся красноармейцы и появились партизаны. Местные полицаи боялись заходить в дебри, и попросили о помощи. Кононов не отказал и три недели я провел в глуши. Взвод меня, как командира, принял, а старый урядник Михаил Петрович Савельев, которого прислал в помощь сотник Тихонов, оказался суровым и грамотным казаком, у которого я постоянно чему-то учился. Он и обычаи казачьи растолкует, и казаков, если кто зарвался, одернет, и с сельскими старостами легко договорится. Скажу как есть – у меня с местными отношения как-то не сложились. Есть приказ, и я его выполнял, жестко и четко. Положено выделить нам харчи и дома для постоя – дай! А староста начинает юлить, крутить и вертеть, да свою выгоду искать. Вот как такому человеку по морде не смазать. А ударил, испортил отношения. И когда я чувствовал, что начинаю закипать и скоро сорвусь, звал Петровича, и он все решал.
Три недели пролетели быстро. За это время мой взвод посетил пять деревень, поймал двадцать шесть окруженцев, которые шастали по лесам, и еще тридцать отпустил по просьбе местных жителей. А что вы хотите? Рабочих рук в селах мало, а вдовушек, готовых пригреть справного мужика, много. Надо идти навстречу народу, и он отнесется к тебе с теплотой – очередная мудрость от урядника Савельева.
Так же мы собрали почти четыреста единиц стрелкового оружия, в том числе девять пулеметов, и много боеприпасов. Немцам сдали только двести стволов. Еще сотню оставили местным жителям, а остальные, включая пулеметы и боеприпасы, отправили в полк. Серьезных боевых стычек не было, хотя пострелять пришлось. Потерь нет. И можно сказать, что мы были на отдыхе.
Вернувшись в полк, я отправился к Вере. Соскучился по ней. Однако меня ожидал неприятный сюрприз. Вера уехала. Куда – неизвестно. Соседки сказали, что у нее появился новый ухажер, русский белоэмигрант из гражданских. Он несколько раз заходил к ней и оставался на ночь, а потом приехал на машине и Вера, собрав пожитки, умчалась с ним. Ну и как на это реагировать? Опыта в подобных делах у меня немного и, пожав плечами, я постарался забыть о ее существовании. Мы встретились случайно, и вместе нам было хорошо, но ничего серьезного не планировалось. Хотя, конечно, она могла бы хоть записку оставить.
Да что я о своем? Моя личная жизнь никого по большому счету не интересует, и я возвращаюсь к событиям полка.
Пока пластуны бродили по лесам, произошли некоторые изменения. Кононов в очередной раз проехался по лагерям военнопленных и привез еще восемьсот человек. После чего приступил к реорганизации и к полку, численность которого перевалила за две с половиной тысячи бойцов, добавился моторизованный батальон. Техника в нем советская, грузовики-полуторки, броневики и даже несколько танков БТ-7. День ото дня мы становились сильнее и это хорошо, ибо нас собирались отправить поближе к фронту.
Немцы все-таки захватили Москву. Но заплатили за это огромную цену. Я сам свидетель того, как на запад один за другим шли санитарные эшелоны с ранеными. Их было много и, если верить слухам и Совинформбюро, в московской мясорубке германцы потеряли десять дивизий, много танков и самолетов. Но самое главное – больше ста тысяч солдат только убитыми. А Советский Союз, несмотря на ряд поражений и потерю столицы, продолжал сопротивляться. Для немецких военачальников это стало неприятным сюрпризом, и они в очередной раз вспомнили про инонациональные формирования. Наш полк, благодаря прикрытию со стороны генерала Шенкендорфа, пока не трогали. А все остальные части и соединения, отдельные батальоны и роты, стали переподчиняться РОА и тут я вспомнил слова Ивана Сергеевича, что мы все равно встретимся и окажемся в одной структуре. Видимо, он прав. Еще какое-то время 102-й Донской казачий полк будем сам по себе, а потом придется вставать под знамена генерала Трухина.
В конце ноября в расположение полка прибыли белоэмигранты, полтора десятка опытных офицеров. Возглавлял группу майор Александр Николаевич Пуговкин, в прошлом полковник царской армии, и Кононов сразу сделал его своим заместителем. Белоэмигранты из Югославии и добирались долго, потому что сначала посетили Берлин и штаб Казачьих Формирований РОА. Но все-таки они добрались и привезли с собой подарки. Кононову кубанскую шашку с гравировкой: «Герою-казаку майору Кононову И. Н. от казаков-эмигрантов в Югославии»; и личное письмо от кубанского атамана Вячеслава Григорьевича Науменко. А личному составу полка образ Божьей Матери, наказ о боевой дружбе русских белоэмигрантов и вчерашних красноармейцев, а так же газеты и письмо от атамана Краснова, которое было зачитано перед казаками на утреннем построении:
«Сыны Тихого Дона, Вольной Кубани, Бурного Терека и других наших земель вновь поднялись, чтобы отстоять исконную казачью свободу. Примите мой казачий сердечный привет. Мы все радуемся вашим ратным успехам в боевых делах с красным чертополохом. Вы, Иван Никитич, как мне известно, со своим полком стоите на истинной дороге. Искренне желаю успеха в таком чистом и светлом деле. Помните, мы, старые казаки, всегда с вами и готовы оказать по нашим возможностям и силам, помощь и поддержку. Знаю, что Вам сейчас особенно трудно двигать поднятое Вами дело. Но, как известно, без большого труда большие дела не делаются»…
Как мне думается, после внимания, которое к нему проявили старые царские вояки, Кононов многое переосмыслил. И если раньше он всячески оттягивал объединение с РОА, от которого не видел пользы, теперь командир полка сам этого хотел. И вскоре, после консультаций с генералом Шенкендорфом, 102-й Донской казачий полк стал готовиться к вхождению в состав Русской Освободительной Армии. В это же время появились офицеры связи из штаба Трухина, среди которых я увидел знакомую личность, Ивана Сергеевича, преподавателя школы урядников, который был в чине полковника и представлялся как Семенов. Скорее всего, фамилия не настоящая. Но мне какое дело? Позовет, пообщаемся, а нет, так и не надо.
Иван Семенович про меня все-таки не забыл, и мы встретились в штабе полка. Он офицер, а я урядник. Поговорили о командире полка, и я был честен. Кононов боевой офицер и патриот России, волевой и смелый, пробивной и хваткий. На этом беседа окончилась и Семенов меня больше не задерживал. Сказал напоследок, что мой родственник есаул Погиба передает привет, и мы расстались.
Полк готовился к маршу. Все чувствовали, что нас вот-вот сдернут с насиженного места. Возможно, отправят под Киев, где было решено создать большой учебно-тренировочный лагерь для русских добровольцев. Или сразу на фронт. Слухов было много. Однако все мы ошибались.
Тревога прозвучала неожиданно, посреди ночи, и было объявлено, что полк выдвигается в сторону Гомеля. Там появился советский кавалерийский корпус Белова, который прорвался через линию фронта и вышел на тыловые коммуникации немцев. Остановить его предстояло нам, и полк Кононова в очередной раз покинул пункт постоянной дислокации.
О проекте
О подписке