Что такое ППС?

Роман

Рассказы

«Всюду – это нигде конкретно. А начать бы с себя: от верхней одежды, до самой сути! Все находится там». Так принято, что ли, у русских сыщиков?

А если сыщик Потемкин прав, поражает одно: «Неужели так много находится в нас?!»

Хроника смутного времени – 1991

Роман

– Товарищ капитан, там Вас хотят видеть…

– Там, это где? Вот там? – Потемкин кивнул вопросительно в сторону неба.

– Да что Вы, там… – спохватился сержант: «Ничего себе, шутки!» – и рукой указал вниз, за окно.

«Не из приятных, конечно, – подумал о собственной шутке Потемкин, – но впредь изъясняться яснее будет, а может не будет…» – и уточнил, – Сколько их, и с чем ждут?

– Да, один человек… Там, на улице ходит и ждет. Ни с чем, – уточнил сержант, и не прощая Потемкину шутки, добавил, – Без ружья, топора, ножа и прочего вооружения! Говорит, что Лемешко. К Вам. Как и что, и какой вопрос, не сказал. Говорить вообще не хочет…

– Не хочет? А зачем же ко мне?

– То есть, хочет, но только с Вами … Сказать, что Вас нет, Вы на выезде?

– Не обманывай. Я к нему выйду.

«С ним, – про себя улыбнулся сержант, – умничайте, а не со мной…»

Тот был крутой фигурой, без башни! Почудил в знак протеста отчаянно и прилюдно. Снял с багажника «Жигулей» телевизор и грохнул его на асфальт. «Произвол!» – всхлипнул разбитый вдребезги, раскатившийся по асфальту цветной телевизор «Рубин» – подарок теще, в Россию.

Граница между Россией и Украиной – явление новое, неожиданное, нелогичное, нехорошее… Но, граница -это запреты. А запреты всегда удобряют почву для свежих, проблем. Философом не был, и не философствовал на эту тему Лемешко: просто лишь вез из Донецка в Курск телевизор в подарок теще. Знал, что запреты новорожденной границы ввели лицензирование на вывоз цветных телевизоров. Не возражая порядку, ходил за лицензией в облсовет. Неудачно ходил: документа не дали, потому что в Донецкой области разрешения на вывоз цветных телевизоров кончились. «Постарайтесь вопрос решить там, на границе» – подсказали ему.

А на границе, как оказалось, выдача разрешений законом не предусмотрена. Те, кто стоят у последней черты, на линии госграницы, без лицензии не выпускают дефицитный товар.

Почва удобрена щедро, проблема росла, на глазах становясь неподъемной, не решаемой просто, по-человечески.

– 150 рублей стоит ваша лицензия, – просит Лемешко, – ну, будьте людьми – возьмите мои 150 рублей. Возьмите, я их плачу, отдаю свой долг, и прошу – возьмите! – протягивает деньги. – И я ничего не должен, прощаюсь и еду?!

Милиционеры, контролирующие последнюю черту государства, денег не берут.

– Оформление вывоза – не наша парафия, не в нашей власти…

– Да я же плачу свою пошлину! Плачу – вот они, деньги. Плачу – и еду! Какие претензии, а, ребята?

– К Вам – никаких. Езжайте.

– А это? – указывает на телевизор измученный гражданин. – Ну я ж не хитрю, не прячу, открыто везу. Что я – преступник, контрабандист? Да вы что, ребята, сержанты, инспектора! Или вы не ГАИ, или вы не люди?! Что же – никак?

– Мы, конечно – ГАИ. Но и – только ГАИ. Вас, и Ваше авто выпускаем. А это нет.

– Ах, вот так! Ну я понял вас. Я вас классно понял! Нет, значит нет!!!

И через край багажника на крыше авто, новый еще «в целлофане», телевизор, слетел на асфальт.

«Вот это да!» – стон прокатился в рядах очевидцев.

– Теперь, – переступив через обломки, спросил бунтарь, – я имею право ехать в Россию, к теще?

– Да, – стушевались милиционеры, – конечно. Езжайте!

Бунтарь дико сверкнул глазами и не прощаясь, хлопнул дверцей. Взревел мотор.

***

Обломки телевизора, – несчастного, из перечня товаров, запрещенных к вывозу, остались, колючей памятью на асфальте. И долго, пластик, дерево, стекло, металл – осколками врезаясь в шины, уезжали прочь в чужих колесах. И попадали в запрещенные края, развеивались прахом, и ложились там в асфальт, как в вечность.

А теперь скандалист вернулся и хочет поговорить с «Не мед, – оценил сержант, – Потемкину с ним общаться. Главное – а зачем? Телевизор родить из раскатанных по асфальту обломков? Сказали бы: нет на месте – на происшествие уехал опер…»

Кого винить?

Потемкин в гражданской одежде, Лемешко вежливо уточнил:

– Товарищ капитан, не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Лемешко. Добрый день.

– Взаимно, добрый! Две минуты хотел бы с Вами поговорить спокойно. Можем?

– Две минуты спокойно? – дружелюбно уточнил Потемкин, – Хватит нам двух минут?

– Лучше бы двадцать. Сегодня, видите – я спокоен. И, лучше не здесь

– Идемте в кафе… – согласился Потемкин.

– Неплохое кафе, – оценил Лемешко, – уютно, тихо… Может быть, коньячку или пива? Я бы не прочь. И пообедал бы. А Вы не в форме – значит Вам можно?

– За Ваш счет?

– Ради бога, не обеднею. Конечно, за мой!

– А по поводу? В знак мировой?

– Мировой? – не смутился Лемешко, – А у нас войны не было. И вины своей я не чувствую. За малодушие стыдно – это есть. Конечно, устроил цирк! Убил, как Тарас Бульба: собственной рукой, свой телевизор. Дефицит… Смешно. И дешевый цирк. Что и кому доказал сиим действом? Но стыдно мне – а почему? Почему же мне?

– Должен Вам объяснить?

– А почему бы нет, капитан?

– Денис Евгеньевич… Я верно говорю?

– Да. А Вы запомнили… Значит, достал!

– Привычка… так, ненадолго запомнил. Скоро забыл бы.

– Ну да – а кто я, чтобы помнить? Мелкая сошка, песчинка…

– Самоед Вы, Денис Евгеньевич, давайте закажем два кофе и ближе к делу.

– Давайте ближе. Знаете, как жаждал я, первый раз в жизни, дать взятку?

– Могли бы не признаваться, ни в чем мною не подозреваемый…

– И не признаюсь. Я не признаюсь, я хочу, чтобы Вы это знали. Знали, что творилось в душе человека, которого Вы профессионально, скоро благополучно забудете. Меня забудьте, а это – справедливо было бы Вам это знать.

– – За этим просили о встрече?

– Да, что хотел сказать, собственно и сказал… Хотя, может быть, и у Вас нет сердца? Но кажется, есть надежда, что Вы поймете…

– Постараюсь понять. Но, знаете, что я не из ГАИ? Инцидент был с ними…

– Знаю – из уголовного розыска. Но Вы их курируете, или старший у них. Вашей структуры и так не знал, а в такое время… – махнул рукой, тяжело вздохнул Лемешко.

– «Такое»? – переспросил Потемкин.

– Да, смутное время…

– Смутное… – не возразил Потемкин, – Но, Ваша взятка не состоялась: какие проблемы? Кого виним?

– Не состоялась. Бегал, хватал должностных людей за руки, вталкивал деньги. Но это начало: вся страна будет бегать также.

– Вот такой большой взяточник скоро у нас появится?

– Появится. И большой – больше не может быть. Бред? Сами судите. Я не о том неврастенике, который смахнул телевизор, плюнул в обломки, и убрался к чертовой матери! Я о том добросовестном гражданине, который, уважая и чтя интересы державы, оформлял вывоз телевизора из Донецка в Курск.

В отделе экономики облисполкома, инстанции, которая оформляет вывоз, чиновник выслушал мотивы. «Семья накопила средства и загодя приобрела подарок к дню рождения тещи, которая живет в Курске. Можем теперь отвезти и вручить подарок?» «Государство не вмешивается в личную жизнь своих граждан. Везите. А что за подарок?» «Телевизор «Рубин». «Рубин? Так это уже не подарок, а предмет, вывоз которого за пределы Украины регламентируется государством!» «А что делать?» «Идите в 501 кабинет, пишите заявление. Там сверятся по квотам, и если квота не исчерпана – получите лицензию на вывоз. Оплатите 150 рублей, и тех же телевизоров, хоть штук сто пятьдесят – везите! Лицензия – Ваш документ на вывоз. Ясно?»

«Рубин»? – переспросили в 501-м, – Цветной? Жаль. Если цветной – не можем!» «Но, ваш начальник…» «Да, при чем начальник? Понимаете – есть квоты. А по телевизорам цветным, они по нашей области давно исчерпаны. Такие же как Вы, все под чистую вывезли. В неделю по пять тысяч! Вам бы раньше …» «Мне же не пять тысяч, а всего один – один, в подарок!» «Это не подарок – а изделие, вывоз которого регламентируется государством!»

Я еще раз ходил к начальнику, который поначалу обнадежил. Он развел руки: «Что ж… Вам отвечал специалист, он ситуацией владеет. Квота… Раз уж ее нет – мы не имеем права…». «А без лицензии поеду, что мне за это будет?» «Вам – ничего. Вас выпустят, а телевизор, извините, нет!» «Конфискуют?» «Нет, конфисковать не велено»

Вот где приземленным ниже плинтуса в ковровых коридорах облисполкома, я почувствовал себя.

«Ну, неужели никакого выхода?» – отчаивался я. Какой-то скромный клерк, с оглядкой и сочувствием, поколебал мое отчаяние: «Безвыходное положение? Рискните, поезжайте…» «А что там?» «А может у кого-то из сотрудников окажется тут сердце… – показал он на себе, – и Ваш вопрос решится» «А у Вас, – спросил я, – сердце есть?» «О, нет, что Вы, я не знаю Вас!» – клерк быстренько исчез.

Рискнул. Не повезло: не оказалось сердца… Я проехал, а «Рубин» – вот этими руками об асфальт! Вам интересно?

– Да. И я ведь обещал понять.

– Спасибо, что не посмеялись.

– «Большой взяточник» – Вы интересно сказали. Черты его некие, как в фотороботе, в Ваших словах проявляются. Но больше всего убеждает Ваш опыт в том без взяткодателя, нет взятковзятеля.

– А я не все сказал…

– Что же, сказавши «А», говорите и «Б».

– Скажу. Знаете, за Белгородом Ивня – сельский городок? Кафе на трассе, под шатром. Остановился, дух перевести. Обиды, злости, через край. Водитель фуры, мой земляк, увидел и разговорил. Послушал, посмеялся надо мной, и рассказал, как надо жить.

Он пересекал границу, как и я – с «Рубином». Но у меня одно, а у него – 150 изделий. Он с абсолютной точностью, шутя, пересказал мой диалог с чиновниками облисполкома. «Такие, как и Вы, – я пересказываю точно? – в неделю по пять тысяч вывозили. Караул!» И квоты исчерпали, так? Они же это говорили? Так! А сколько телевизоров на рынке, знаешь? Нет. А кто знает? Никто! А сколько норма, сколько «Караул!»? Но, у чиновника есть право, дать «Добро» или послать, как например, тебя. Карты в руки – квоты! Сам скажи, они кому-то подконтрольны? А кому: начальству? Может быть, народу? Никому!»

Он мне напомнил фильм, который помните и Вы: «ТАСС уполномочен заявить» «Но у слуги закона сердце есть…» Так в той стране, герою мотивировали взятку. Законы там несовершенны, но есть «сердце» у слуги. Когда слуга берет? Да когда карты в руки! Не вымогает – соглашается, сердечно, просто, и с любовью. Это правда. Я бы дал: и там, и здесь дал. Не взяли.

– Вы не противоречите себе?

– Ах, нет, нисколько! Я вынужден, я обречен, дать взятку! Дал бы. И не по той причине, что порочен – некуда деваться! Не взяли. А почему? Нужна была та, случайная встреча в кафе, чтобы это понять.

– И как? Удалось понять?

– Да. А Вы бы могли объяснить?

– Не знаю. Мне Ваша версия интересна.

– Бессердечность чиновника объясняется просто – мелкий заплыв. То есть, у меня всего лишь один телевизор – шестьсот рублей. «Сердечность» чиновника есть – не выдумка, и обойдется она просителю в 10 процентов от стоимости вывозимого товара – «десятину». А это – 60 рублей с меня. Смешно! Есть смысл нарушать закон, за 60 рублей? А тот, зарядивший телевизорами фуру, «слуге за сердечность» отстегнет свою «десятину» – от тысячи до двух зелеными!

– И здесь предъявит нам лицензию…

– Вот именно! И я теперь все понял. Свой «вес», и свою «десятину» – я понял все! И посмеялся над собой. «Спасибо!» – говорю шоферу-просветителю и коммерсанту, а он мне: «Минутку!» Прыгнул в кузов, попросил помочь. Мы вынули коробку: господи, «Рубин»! Такой же, как я здесь расквасил на асфальте. «Бери! Ты не забыл, что едешь к теще?»

– Это, я так понимаю, «Б»?

– Нет, капитан, еще не «Б»! Он, видя с какой радостью я обнимал коробку, говорит: «Теперь немного о твоей работе. Я ее ценю, и полагая, что помог тебе, надеюсь на взаимность. Дочка первый курс закончила, учиться ей еще, учиться… В общем, принесет «зачетку»…

Смял сигарету – тщательно, как затоптал коварный, низовой огонь, Лемешко.

– А это взятка. Так? Денис Евгеньевич?

– Конечно, взятка! И я взял, а мне не стыдно. Перед кем? Державой? Вами, с вашими законами? За что должно быть стыдно? Кто заставил? Я мог бы промолчать, но вывод потрясает: взяткодатель – вся страна! А взяточник – Держава.

– Вот это, я так понимаю – «Б»?

– Полнейшее, товарищ капитан!

Птицей, на мгновение взлетела, и упала, хлопнув по столу, ладонь. Лемешко сказал все.

Потемкин глянул на часы.

– Да, – спохватился дерзкий собеседник, – а позволите спросить?

– Пожалуйста.

– Я… – чуть стушевался собеседник, – не осмелился б спросить, не ожидал, что так, по-людски, выслушаете бред…

– Бред не стал бы слушать. Я посмотрел в реальность, аргументированно, взвешенно, развернутую Вами.

– За это благодарен. А спросить хотел бы вот что: Вы сами понимаете – зачем Вы здесь? Кому Вы служите? Народу – те есть, мне, вот им? – жестом указав на трассу, откровенно усмехнулся собеседник. – Нет ощущения, товарищ капитан, что боретесь с народом?

– Вопрос хороший. Без иронии, спасибо. Но отвечу: я на службе, для которой мои ощущения не в счет.

– Закону служите?

– Конечно.

– Да они, законы ваши…

– А это возмущение я подкреплю своим, и возвращаю Вам. Мои законы? Да они, скорее – Ваши! А я им служу – обязан. Народом избрана законодательная власть – не мною! Правительство мы, как известно, получаем то, которого достойны!

– Правда…, – севшим голосом признал Лемешко, – Я Вам правду-матку резал, а Вы мне истину напомнили… простую, – тяжело вздохнул он, улыбнулся, – простую… И вопросов больше нет. Спасибо.

– Взаимно. Всего хорошего! – ответил Потемкин.

Раздосадованный простотой слов капитана, Лемешко, уходя, не обижался. Думал о капитане, и в последний миг, когда мог еще слышать Потемкин, Лемешко окликнул:

– А, может быть, капитан, в милиции применение лучше этого Вам найдется? Справедливей? Лично Вам, Потемкин?

Тот не ответил, но чувство свободы и легкой опустошенности, одновременно вдыхает Лемешко, сознавая, что сказал все. Он шагал, улыбаясь от солнца, которое, вплавляясь лучами в глаза, заставляет щуриться от избытка света.

«Белое солнце пустыни!» – подумал об этом Потемкин. – «За Державу обидно!»

В машине, запертой на солнцепеке, от зноя попадали мухи…

Мотор задрожал, выводя «Жигули» к полосе разгона. Свежий воздух, бескрайний и чистый, накатит упруго и шумно, наполнит салон. И ударит волной возбужденного встречного ветра, в лицо.

«Я-то душу отвел, – делал вывод Лемешко, – а вот капитану – хуже. Ему, без отдушины, и задохнуться можно!»

«Сердце есть, – признавал, покидая границу, Лемешко, – но сорняка… Так много сейчас сорняка вокруг нас – прет изо всех щелей, и не затрется, не высохнет скоро, не раз о себе напомнит.

Граница ломала нервы и даже судьбы. И процесс был в разгаре. Все будет еще! Еще все впереди…

Альфред – «Меркюри Глоб» – потемки…

У начальника ССПМ*, (*Стационарный специализированный пост милиции. Предок современной таможни) затарабанил телефон:

– Майор Цимбал?

– Да. Добрый день, это я.

– Ничего себе, добрый! Скажи-ка, кто там у вас Потемкин?

– ОУР

– Понятнее!

– Оперуполномоченный уголовного розыска.

– Розыска? А зачем Вам такие?

– Две должности оперативников: ЗЭПП* (*Защита экономики от преступных посягательств) и ОУР – по штату последнего времени.

– С ума сойти! ГАИ, ЗЭПП, ППС – понятно. Ну, а сыщик зачем?

Не ко мне вопрос…

– Не к тебе, ладно… А ты скажи, сам доволен своим ОУР?

– Вполне.

– Вот как? Ну-ну…

Цимбал, положив трубу, стал ждать. Такой звонок не ходит в одиночку. Верно, тарабанит снова…

– Человек тебе звонил только что…

– Да, только что…

– Давай без шуток Сиди, жди на месте. Подъедет Давидович, посвяти его в курс дела по триаде: ЯМЗ*(* Ярославский моторостроительный) – Золотоноша – Кременчуг. Договорились?

– Да.

***

– Вовремя приехал! – объявил, выйдя из машины, Давидович, – Пришел сказать тебе, майор, что время – перерыв. Пора обедать! – постучал по циферблату новеньких часов.

– Согласен.

– Так давай, веди в кафе!

Обедали в отдельном кабинетике, без посторонних.

– Шеф звонил? – заговорил о деле Давидович.

– Да. Вот знать бы, чей запрос…

– Так полагаю, Альфреда.

– Жаль. Темненькое дело.

– Брось! У Меркюри по документам все в порядке, так?

– Да, так. Лицензия на вывоз сахара имеется. За подписью, печатью…

– Ну а какого черта сорок тонн изъято? Что, ошибка?

– Нет.

– Но документы же в порядке: подписи, печати и договора? А документ – вердикт закона. Самоуправство, Цимбал!

– Не самоуправство. Вердикт – вердиктом, но у Закона есть слуга…

Давидович потряс головой:

– Объясни для простого ума, майор…

– Фирма, известная Вам – «Меркюри Глоб Юкрейн ltd» – рука спасителя для Кременчугского автозавода. Поставляет дизели, без которых автозавод не может выкатить свои тягачи с конвейера. Дизели из-за границы – Россия: Ярославский моторостроительный завод. Оплата – бартер. Ярославцы согласны дать КрАЗу моторы, в обмен на валюту, то есть, – чистый и белый, наш украинский сахар.

Давидович нетерпеливо мотнул головой…– Понятно! – вспылил Давидович, – Коньяк перегрели, майор!

– Виноват… – вздохнул Цимбал и, как прощаясь с миром, в котором недавно была справедливость, опрокинул рюмку.

– О-о! – опустошив свою рюмку, хрюкнул от удовольствия Давидович.

– А «Меркюри Глоб Юкрейн ltd», – продолжал майор Цимбал, которому коньяк показался горьким, – нашел возможность поставить моторы, в обмен на сахар. Заключил договор и добился лицензии.

– Так значит, они же герои – «Меркюри Глоб Юкрейн ltd»

– Ну, довольны все. КрАЗ получил моторы; россияне – сахар; а Меркюри – законную прибыль.