7

Светлана положила рисунок перед собой и обхватила голову руками. Бессознательное мальчика говорило с ней. Внешний мир заволокло туманом. Её взгляд парил над изображением, словно ястреб, отрешённо созерцающий долину. Хищные птицы не ищут добычу. Они просто летят куда-то: величественно и бесцельно. Но стоит только чему-то внизу начать движение, птица без лишних раздумий выходит в пике. Всё ниже-ниже, туманный образ обретает очертания, он уже рядом…

– Есть! – громкий шёпот, от которого замерли мать и сын. – Покажи угол, из которого выходит она.

Мальчик молча указал на тёмное пятно по правому краю бумаги.

– А что здесь? – Светлана прошлась взглядом по серым квадратам чуть левее.

– Шкаф.

– А почему он серый?

– А он скучный.

– Оттуда чучелка тоже выходила?

– Нет. Вернее выходила, но позднее. И это была другая, грязная.

– Их было две? И обе прыгали по комнате? – ястреб схватил добычу.

– Нет. Она всегда одна, чёрная. Вылазит из своего угла и хулиганит. Последний раз достала из шкафа вторую чучелку и стала с ней по комнате скакать.

– Вторую ты тоже боишься?

– Нет! Чего её бояться? Она неживая.

– Шкаф… Ну как же я сразу не поняла! – всплеснула руками Елена. – У нас в огороде стояло пугало. Мы его вместе с Алёшей шили еще летом, когда вдвоём жили на даче. Потом стало сыро, холодно, и я решила его убрать. Положила в этот шкаф (там целый склад старых игрушек), но Диме сказать забыла. Сынок, ты открывал шкаф?

– Нет. Он скучный, там ничего нет интересного.

– Дима, скажи честно.

– Я правда не смотрел туда! Там скучно! – настаивал мальчик.

– Вы полагаете, что страх возник из-за этого пугала? – вмешалась Света.

– Да.

– Дмитрий, а тебе было обидно, когда мама убрала пугало?

Мальчик промолчал, но погрустнел.

– Ты бы хотел, чтобы мама приезжала чаще и Вы вместе мастерили чучелку?

– Да! – Дмитрий просиял.

Вытеснение. Сын очень привязан к матери. Но, будучи не по годам развитым, он понимает, что у неё дела. И психика вытесняет желание постоянно быть рядом с матерью. В итоге на бессознательном уровне рождается тревога, которая ищет объект. И когда Елена убирает с огорода пугало, в которое было вложено столько совместных усилий, тревога «вселяется» в это пугало – так появляется фантазия о чучелке. «Вот и всё ясно!» – хотелось сказать Светлане. Но вместо мышки-полевки ястреб схватил что-то эфемерное, оказавшееся влекомой ветром газетой.

– Не то… что-то не то… Дмитрий, ты любишь паззлы?

– Конечно!

– Давай сейчас сделаем такой? – Светлана достала ножницы и протянула мальчику. – Можешь разрезать свою картинку и собрать?

Дима стал радостно и старательно кромсать рисунок на примерно равные полоски. Конечно, он соберет всё без труда. В этом Озёрская даже не сомневалась. Важно, что он без особых колебаний прошёлся ножницами и по шкафу, и по тёмному углу, оставив нетронутой только кровать – место своего невольного спасения.

Начался увлекательный процесс восстановления рисунка. Шкаф был собран относительно быстро, а вот угол никак не желал обретать прежних очертаний. Кусочки перемешивались, не стыковались, терялись… Наконец, Светлана решила помочь мальчику и через пять минут была потрясена до глубины души: из хаоса жирных чёрных линий на неё смотрело чьё-то «лицо», если можно было так назвать этот гротескный образ.

– Ты ведь не открывал шкафа? – осторожно спросила Озёрская.

– Конечно нет! Я уже говорил.

– А когда мама убрала туда пугало?

– Когда приезжала в последний раз!

– Когда это было?

– Когда она решила меня забрать, потому что я боялся чучелки.

– Стоп. Стоп. То есть чучелка появилась раньше?

Озёрская вопросительно посмотрела на Елену. Мама мальчика стала торопливо листать ежедневник.

– Не может быть. Вот, пятнадцатое января. Возвращается маман. Дима знакомится с бабушкой, она позволяет нам пожить в особняке еще какое-то время. Двадцать первое число. Поступают угрозы. Я за неделю успеваю слетать в пару спасительных командировок. На следующих выходных звонит маман и сообщает, что Дмитрий шумит по ночам и рассказывает про чучелку. Я забываю про безопасность, несусь сюда. Начинается гонка по врачам. Четвертое февраля. Вроде улучшение. В ту ночь я тихонько ходила проверять, как спит Дима. Всё было нормально. Уехали мы в понедельник, шестого февраля, то есть позавчера…

– А когда же Вы всё-таки убрали чучелку?

– В начале зимы… – опять зашелестели страницы органайзера. – Вот, в декабре я поехала… планировала… Не сложилось. Январь… да что же такое! Время. Время опять утекает сквозь пальцы.

– Итак? – Светлана внимательно изучала, как меняется выражение лица бизнес-леди. Несчастная выглядела не просто потерянной. Как будто в деловом ежедневнике могло быть что-то про чучелку. У Елены словно отобрали спасательный круг самообмана, заставив тонуть в океане гротескных образов и сумрачных откровений.

– До нового года мы ни разу не были в доме! – вмешался мальчик. – Летали отдыхать. А вторую чучелку мама только позавчера убрала в шкаф, потому что она шумела!

– Позавчера? Похоже, с рациональным объяснением придётся расстаться? – подняла бровь психотерапевт. – Убранное в шкаф пугало было не причиной, а следствием страха. И страх этот принадлежит не только Вашему сыну. Что Вы услышали в ту ночь, которую провели на даче? Или увидели?

– Ничего я не слышала! – взвилась Елена. – Спасибо, Светлана Александровна. Мне всё ясно. Самое главное, что ребёнок здоров. Мы уходим.

– Но маааам…

– Никаких «мам»! – Елена подхватила сумочку, открыла дверь и ошарашенно отступила на шаг назад. – Ой…

– Ну как это «никаких мам»? Мам много не бывает!

В дверях стояла пожилая дама, изысканно одетая и державшая себя с небывалом достоинством. Лицо её напоминало старинную маску, но в глазах искрилась гремучая смесь из неугасимой воли к жизни и тревоги за своих родных.

– Бабушка! – радостно закричал Дима и бросился обнимать женщину.

– Розалия Львовна! – Светлана была не менее удивлена внезапным визитом своей старой знакомой. – Вы ко мне или приехали поддержать дочь и внука?

– Светочка! Конечно, к Вам. Это безумие какое-то! Отпустите скорее моих несчастных потомков! С Димой всё в порядке. И умоляю, налейте мне Вашего фирменного чая с виски. Дело срочное!

– Мама, а как же?

– Лена! Ты сама сказала: «никаких мам». Ваше время вышло. Подождите меня на улице.

Когда дверь за мальчиком и мамой закрылась, Розалия Львовна обессилено опустилась в кресло и щедро пригубила не в меру крепкого чая.

– Думала, не доеду! Всю ночь не спала.

– А что случилось? Бессонница? Переживаете из-за внука?

– Да какая там бессонница?! Просто это проклятое существо, эта мерзкая чучелка, опять прыгала по комнате Димы. До самого рассвета. Рылась в шкафу и противно хихикала!

Светлана минуту пыталась переварить услышанное. А потом пошла к буфету. Ей тоже вдруг срочно понадобилась чашечка чая с виски.

8

Московский институт психоанализа

13 марта, 2017

Из уважения коллеги дослушали доклад Озёрской, но по мере её выступления в зале нарастал недовольный шёпот. Некоторым особо ортодоксальным слушателям откровенно не сиделось на месте. Ещё немного – и они протёрли бы в старой обивке несколько здоровенных дыр.

«Вот дурында! Забыла, что пришла не к терапевтическим друзьям, а к страдающим снобизмом аналитикам! Хотя сколько здесь настоящих спецов – ещё большой вопрос». Озёрская была недалека от истины. Чтобы стать настоящим психоаналитиком, необходимо не только постоянно совершенствоваться, но и самом ложиться на кушетку. А прохождение личного тренингового анализа – дело, сопряжённое с болезненными ударами как по кошельку, так и по собственному нарцистическому эго. И если ты однажды пощадишь собственный нарциссизм, то сам нарциссизм не будет щадить никого.

И вот сейчас господа нарциссы набросятся на её методику, браня за излишнее сочувствие. Конечно, аналитики могут рассказать много интересного о принципе нейтральности. Но на деле многие из них просто прячутся от чужих и своих эмоций за этим теоретическим щитом. Однако были в этом зале и те, кто выходил навстречу бессознательному с открытым забралом. Зал притих, когда со своего места неторопливо поднялся глава Европейского общества психоанализа. К нему Светлана, как и все присутствующие, относилась с глубочайшим уважением. Тем весомее было его первое и последнее замечание.

– Докладчик очень грамотно описала удвоение объекта страха: чучелка распалась на «живую» и «неживую». Что из этого следует? То, что чучелка реальна? Может быть. Но давай не колебать столпы реальности без нужды. Вполне возможно, что это просто истерическая идентификация. Очевидно, что образ чучелки настолько вдохновил докладчика, что она сама заразилась страхом. И бабушка, и мать юного пациента, и терапевт – все стали жертвами массовой фобии. Я не буду развивать здесь линию обратного Эдипа и борьбы всех трех женщин за мальчика. Но советую докладчику лучше проанализировать собственные эмоции по отношению ко всем участникам терапии.

Озёрская не нашлась, что ответить на это. Она на самом деле не успела усмирить эмпатию, и страх неведомой чучелки нашёл дорожку к её психике. Ведь Светлана своими руками собрала из клочков бумаги ту страшную физиономию! Дальнейшая дискуссия была бессмысленной. Светлана покинула сцену, ограничившись выражением благодарности за ценные методические замечания.

Пусть этот небольшой провал станет ей уроком за недостаточный профессионализм. Как будто его когда-то бывает достаточно!

К счастью, после Озёрской никто выступать не вызвался. Врач не могла больше вынести удушающей атмосферы зала. Озарение душило её, то выбрасывая в сферу непознанного, то размазывая о бетонную стену науки. Страх. Чучелка. Тоска. Раздвоение. Кем стала вторая чучелка? Кого зашифровала психика мальчика в этом страхе? Или все эти тёмные образы исходили не от Димы и даже не от его бабушки?

Психологический центр «Озеро»

8 февраля, 2017

– Сколько пустовала Ваша дача?

– Почти всю осень и половину зимы.

– С октября, значит. Вы тогда просили меня уничтожить кое-какие бумаги из Вашего секретера.

Альтберг кивнула в ответ и пригубила чайный коктейль.

Озёрская хорошо помнила свой осенний визит на дачу. Атмосфера пустого особняка крепко въелась в полы белоснежного халата. Уже тогда в доме начал вить гнездо безымянный страх.

– Чучелка появилась вскоре после Вашего возвращения из Аргентины?

– Да.

– Первым её увидел Дима?

– Да. И я долго не верила, пока однажды ночью не засиделась над документами допоздна.

– Как выглядит чучелка?

– Не знаю. Я только слышала, как она прыгает на первом этаже дома.

Светлане очень хотелось верить, что чучелка была лишь выдумкой, слишком красочной страшилкой, которую вызвали к жизни просто так, со скуки или как лекарство от одиночество. Пожилые люди, как и дети, особо уязвимы. Они жаждут общения. И общий страх был бы идеальным поводом для воссоединения семейства.

Но что-то здесь явно не клеилось. Если бы для Розалии Львовны этот тёмный образ чучелки был способом общаться с родными, то она пришла бы на приём первой. И вообще бы раструбила о своих страхах всем и каждому. Но пожилая дама молчала до последнего! Тревогу забил мальчик, да и то – чучелка не внушала ему страха, а лишь доставляла определенные неудобства. Кроме того, за здоровье Димы и его мамы Озёрская могла быть спокойной. Наверное.

– А как Елена Дмитриевна отреагировала на появление существа?

– Лена? Да она как будто ничего не замечала. Только вдруг стала учиться рисовать. Притащила в столовую мольберт, краски и все выходные водила кисточкой по холсту, как заправский портовый художник.

– Может, парковый?

– Может.

Светлана не стала обращать внимание на очевидную ассоциацию, которая соединяла порт и представительниц немного другой профессии, не имеющей с изобразительным искусством почти ничего общего. Можно было подумать, что в самом факте внезапной художественной активности фрау Альтберг видела свой триумф. Или же ей было просто приятно, что всё семейство заразилось страхом.

Получалось так. Роза Львовна придумала чучелку и напугала внука (с богатой фантазией!) до того, что он стал искать спасения под кроватью. Потом страх заразил Лену, без того тревожную и взвинченную до предела новым переделом сфер влияния. Наконец, Альтберг пришла и эмоциональной историей о чучелке сейчас пытается испугать и саму Светлану Александровну.

Впрочем, Розалия Львовна сейчас не была похожа на триумфатора. Её попытка воссоединиться с родными потерпела фиаско, Светлана избавила Диму от последних остатков страха. Елена усмирила тревогу с помощью рисования. И всё же: чучелка никуда не делась! Похоже, образ приобрел над своей создательницей определенную власть. И как показало время, мягкий деспотизм невроза быстро перерос в психопатическую тиранию.

Психологический центр «Озеро»

13 марта, 2017

Утро. За несколько часов до начала конференции

– Мне это надоело! Я решила устроить засаду этому существу! – с этих слов начала свой последний визит к психотерапевту Альтберг. – И почти поймала с поличным!

– И что же Вам помешало? – спросила Светлана.

Вместо ответа Розалия Львовна засучила рукав, и терапевт увидела покрытые ссадинами и синяками руки.

– Эта гадость оказалась на редкость ловкой. И злобной. Не зря Дима от неё прятался… Ну что Вы молчите, Света? Я понимаю, как всё это выглядит со стороны. Я сама насмотрелась на психов и наркоманов из самых разных уголков планеты. Устройте меня куда-нибудь полечиться и отдохнуть от всего. Дом я продала одной хорошей девушке. Всеми делами давно занимается мой личный секретарь. Я вот только за внука боюсь. А то Лена что-то последнее время… Ох. Что-то мне нехорошо.

Скорая доставила пожилую даму с обширным инфарктом в одну из лучших частных клиник Москвы. Её физические и душевные силы были исчерпаны борьбой с собственной иллюзией. Впрочем, иллюзией ли? Во всяком случае. период восстановления обещал быть долгим. Хотя бы потому, что ни о каком личном секретаре Светлана никогда не слышала.

Московский институт психоанализа

13 марта, 2017

Вечер. Спустя несколько минут после окончания конференции

Ожил мобильник. Какое совпадение!

– Здравствуйте, Роза Львовна – устало произнесла Света.

– Светочка! – голос никогда не выдавал владелицу. Тревога скользила где-то за кадром, шла едва различимым фоном. – Ты сейчас свободна?

– Более-менее. Как Вы там, Роза Львовна?

– Не жалуюсь. Здесь хорошие условия. Но не обо мне сейчас речь. Будешь смеяться, но я начинаю верить в родовые проклятия. У внучатой племянницы беда. Можешь к ней срочно приехать? Там какой-то ад творится.

– В каком смысле?

– Почти в таком же, в каком у меня. У Лизы снимала комнату подруга. Всё вроде было хорошо. Но потом квартирантка выпила лишнего или я уж не знаю, что молодёжь там нюхает, но… в общем, девчата стали хором с ума ехать. Первой съехала подруга Лизы.

– В каком смысле? – от усталости у Светланы немного заело пластинку.

– Сначала в переносном. Всё ей нечисть какая-то мерещилась, книжки падали, голоса раздавались. А потом в прямом. Сбежала квартирантка. И Лизавета осталась в квартире одна, и понеслось. Я не знаю деталей, всё со слов её матери рассказываю. Сама понимаешь, никакой огласки я не могу допустить, поэтому звоню лично тебе. Вполне допускаю, что девочки просто баловались с химией. Но вдруг?