Глава II. Покушение

Примерно за неделю до описываемых событий Корнилов Эдуард Владиславович пригласил очаровательную избранницу поужинать и привел ее в один из замечательнейших ресторанов столицы. Расположившись на удобных стульях и оказавшись за изыскано накрытым столом, мужчина и молодая женщина обсуждали намечавшиеся праздничные мероприятия, связанные с предстоявшим бракосочетанием. Жили они пока раздельно, но после росписи планировалось, что нынешняя невеста переедет жить к мужу, пока же тот (от греха подальше!) приставил к ней двух профессиональных телохранителей.

В ходе разговора обсуждались обыденные в похожих случаях вопросы, и все вроде бы было нормально, как вдруг Екатерина озабоченным тоном спросила:

– Послушай, Эдуард, меня в последнее время не покидает какое-то необъяснимое, тревожное чувство… мне кажется, или должно произойти что-то очень и очень страшное?

– Перестань, Катенька. У девушек перед свадьбой всегда бывают подобные ощущения, – уверенно ответил Корнилов, не удержавшись от легкой ухмылки.

– Нет, тут что-то другое?.. Как будто из прошлой жизни, словно кто-то меня неотступно преследует; словом, моя чересчур обострившаяся интуиция говорит «Берегись!» и ни на миг не позволяет мне успокоиться.

– Не переживай, – убеждал генерал наречённую, – тебя оберегают двое моих лучших охранников; они свое дело знают и не подпустят к тебе даже муху, если, конечно, та все-таки наберется подобной решимости.

– Я знаю, – отвечала Ветрова, – но все равно переживаю и не могу нормально работать.

– Хорошо, – очевидно посчитав опасения суженой небеспочвенными, сделал заключение Эдуард Владиславович, – с сегодняшнего дня и до того момента, пока тебя не покинет чувство опасности, ты будешь носить легкий, но достаточно прочный бронежилет; под одеждой его не заметно, так что каких-либо серьезных изменений в твоей внешности не наступит; сама же считай, что он является всего-навсего дамским корсетом.

– Да, так, пожалуй, будет намного спокойней, – согласилась Екатерина, а в следующий миг посчитала уместным, что обязана задать и еще один немаловажный вопрос, страшно ее волновавший и казавшийся ей невероятно серьезным: – А что Бестужев? Может быть, мои опасения как-нибудь связаны с ним?

– Уверен, что нет. Вернувшись тогда из Америки, Барон был представлен к очень значимой награде, а узнав, какую официальную версию выдвинуло наше Правительство, вообще заткнулся, и не пытался никого в чем-либо разубеждать либо доказывать, что было как-нибудь по-другому; одним словом, сейчас он находится на нашей стороне и так и продолжает верно служить российскому государству, напрямую подчиняясь твоему будущему супругу.

– Да, но он может начать что-нибудь раскапывать, причем поступит так – «назойливый мальчик», вечно везде сующий свой непомерно длинненький носик – по собственной, личной инициативе.

– Вот как раз подобное предположение случится навряд ли, – промолвил Корнилов, душевно улыбнувшись от полной невероятности озвученной мысли, – инициатива у нас – дело наказуемое, и никто без ведома руководства ничего предпринимать не рискнет, да, в принципе, и не станет; а как я уже имел честь говорить, вся агентура, а в том числе и Бестужев, находится в моем прямом подчинении. Кроме того – что, кстати, не менее важное! – его нет в городе: он выполняет очень опасное и ответственное задание, и, я думаю, его хватит еще года «на́ три», а может, даже и на четыре.

– Прекрасно, – отмахнув от себя одно нехорошее подозрение, промолвила прекраснейшая из московских красавиц, – хоть с его стороны неприятностей ожидать не приходится; поверь, после того случая с долларами, произошедшим в Америке, я живу словно бы какая-то сама не своя – что бы не говорилось, но из-за меня столько народу тогда погибло…

– Это были не люди, а «преступные выродки», – настоятельно произнес генерал-лейтенант, пытаясь успокоить разыгравшуюся совесть возлюбленной, – ведь ты и сама, надеюсь, видишь – мы сделали, что пошло обществу только на пользу, вследствие чего людям сейчас становится жить намного легче и гораздо комфортнее.

– Здесь действительно не поспоришь… В любом случае, чем старше я становлюсь, тем больше меня начинают мучить ночные кошмары, а мертвые бандиты встают передо мной каждый раз, едва лишь я закрываю глаза, и снятся мне по ночам, – Екатерина печально вздохнула и, немного подумав, добавила: – Да и не только одни лишь бандиты…

Корнилову была известна большая часть жизни Ветровой, поэтому он промолчал. На тему прошедших событий разговор тогда закончился и больше не поднимался; однако в итоге Екатерина стала носить удобный бронежилет, сверх всего прочего, согревавший ее тело от октябрьской непогоды, промозглой и неприятной.

* * *

Проснулся Туркаев неожиданно: его разбудил хлопок железной двери, по всей видимости произведенный резче обычного. На улице уже давно стемнело, и спальная комната погрузилась в жуткий и таинственный полумрак. Глаза Туркаева, видевшие в темноте, словно у кошки, давно уже привыкли и свободно различали силуэты находившихся внутри помещений предметов – они не видели ничего лишнего. В остальной квартире слышался шум, свидетельствовавший, что владелица жилья пришла одна, без какого-либо сопровождения, – она свободно передвигалась, неприхотливо шурша нарядной одеждой. Глеб уселся на кровати, ожидая, когда откроется дверь, и в комнате возникнет хозяйка. Ее появление случилось ровно через минуту: в спальне зажегся свет, и на пороге появилась невероятно прекрасная женщина, такая восхитительная и такая ненавистная всему его преступному пониманию.

Сегодня она была одета в серый демисезонный плащ; расстегнув только пояс, Катька еще не успела начать освобождать из петель большие черные пуговицы…

– Я дам тебе много денег, – машинально произнесла Екатерина, поняв цель его визита и нисколько не надеясь, что каким-нибудь удивительным образом сможет выпросить для себя пощаду.

– До твоего прихода я не сидел без дела, и, смотри-ка, взял на себя смелость осмотреть твои помещения, – ответил Туркаев, похлопывая рукой по дорожной сумке, – так что деньги у меня теперь есть.

– Я дам тебе очень много денег, – настаивала хозяйка, нервно перебирая в голове все возможные варианты спасения.

– Ничто не может сравниться с чувством, когда воздаешь по заслугам врагам, расправляясь с ними исключительно за смерть «обманутых братьев», преданных и проданных такой «поганой стервозой», как ты, – произнес Глеб, извлекая из-за пазухи пистолет, снабженный глушителем, а следом производя три прицельных, четко выбранных, выстрела.

Две пули попали ей в бесподобную грудь, а третья, как и полагается у профессиональных киллеров, прямо в очаровательное лицо. Начиная падать от первых ударов, полученных в прочный бронежилет, прямо перед третьим выстрелом Вернер чуть запрокинула назад прекрасную голову и, теряя сознание, успела истерически вскрикнуть:

– Помогите!!!

Телохранители, замешкавшиеся у лифта словно бы по какому-то роковому стечению обстоятельств, услышали призывы о помощи, звучавшие из квартиры хозяйки, и, встревоженные, бросились к металлической двери; не жалея огромных кулаков, они принялись настойчиво колотить по железной оснастке, требуя открыть и немедленно пустить их внутрь помещения. В ответ же не слышалось ни единого звука. Один из них, похожий на «терминатора», обладавший «квадратным», звероподобным лицом и мощной фигурой, а во взгляде не лишенный рассудка, набрал номер прямого руководителя и дрожавшим голосом доложил:

– Эдуард Владиславович, произошло ЧП: Екатерина Сергеевна зашла в квартиру и, после того как за ней закрылась дверь, закричала, призывая на помощь; но, когда мы стали стучать, нам никто не открыл… мы подозреваем, с ней случилось большое несчастье.

– Что?! – на том конце сотовой связи заорал в телефонную трубку Корнилов, – Да вы что, с ума там, что ли, все «посходили»?! Немедленно на место спецов с резаками – и… скорую! – на пару секунду замолчал, что-то быстро обдумал и уже более спокойно добавил: – Впрочем, нет. Отставить. Я сам.

Дом располагался почти в центре города, поэтому бригада скорой помощи прибыла оперативно, ровно через десять минут; а по прошествии еще двадцати минут подкатили Федеральные штурмовики, которым предварительно была разъяснена вся важность случившегося чрезвычайного происшествия. С невероятным проворством и применяя всевозможные режущие приспособления они принялись нещадно уничтожать металлические конструкции, установленные на входе в квартиру; их операция заняла еще чуть более десяти минут. Пока специалисты трудились успел прибыть и главный руководитель процесса, явивший собой генерал-лейтенанта Корнилова. Нервно расхаживая по коридору, он ожидал, когда спецы закончат основные технические работы.

В то же самое время Туркаев совершенно спокойно, отлично зная, что дверь непростая и что, для того чтобы ее открыть, понадобиться значительно долгое время, не спеша привязал к концу веревки сумку с небывалой, просто огромной, добычей; далее, являясь достаточно физически развитым, он легко взобрался на тринадцатый этаж и затем подтянул к себе витую бечевку, на конце которой болталась сумка, содержавшая в себе добрых полмиллиона американских долла́риев (так он называл их то ли в шутку, а то ли всерьез); также не торопясь, он проследовал к лифту и на нем же спустился вниз. На выходе из здания он лицом к лицу столкнулся с Корниловым, но тот был в страшном волнении, априори непреодолимом смятении, что не обратил на Туркаева, одетого в сантехническую спецодежду, никакого внимания, как будто того и не было; Глеб же, уступая ему дорогу, машинально отвернул лицо в сторону. Корнилов отлично знал его брата, и заостри он на необычном работнике коммунальных служб пристальное внимание – мог бы, еще не побывав на месте, с точностью определить, что же именно случилось у его невероятно красивой избранницы. Тем не менее и он не был лишен человеческих слабостей, поэтому и спешил на помощь к наречённой невесте, ничего не видя перед собой и взирая на всех будто бы враз обезумевшими глазами. Так генерал и появился на месте происшествия, надеясь на то несомненное условие, что найдет мучительную разгадку, только оказавшись внутри квартиры.

Едва проем освободился, он первый бросился внутрь, предварительно достав и приведя в боевую готовность табельное оружие; нечеловеческим воплем офицер возвестил о случившейся в квартире трагедии…

– Все сюда, немедленно!!! – было первое, что он прокричал после иступленного возгласа, будоражившего в жилах кровь и наполненного горечью тяжкой утраты.

Первыми, разумеется, заспешили медики – они сразу же стали осматривать пострадавшую. Как и следовало ожидать, легкий бронежилет, находившийся под плащом и следовавшей за ним белой блузкой, принял на себя первые две свинцово-стальные пули; соответственно, ни внутренние органы, ни сама грудь, исключая лишь пару легких ушибов, мягко выражаясь, не пострадали. Но вот голова?! Во лбу имелось маленькое кругленькое отверстие, окаймленное запекшейся кровью, что не вызывало сомнений о наступлении драматических, крайне печальных, последствий.

Присутствовавший офицер хотя и относился к высшим чинам, но тем не менее не смог скрыть искренней скорби (он был живой человек, и ничто человеческое было ему не чуждо): мужчина бросился на кровать и, рыдая, стал попросту вырывать на себе волосы. Внезапно! Один из прибывших на место медбратьев диким, не вызывающим возражений, голосом заорал:

– Тихо всем!!!

Мгновенно наступила мертвая тишина… Удерживая руку на шее возле самого горла, медицинский работник уже гораздо тише, вполголоса, произнес:

– Есть пульс… она жива.

После последних слов пришел в себя и Корнилов; моментально собравшись, он резко скомандовал:

– Немедленно в «склиф» ее – прямо в отделение нейрохирургии.

Далее, самолично помогая медицинским работникам, высокопоставленный руководитель стал спускать несчастную на носилках вниз, предварительно отдав спецназовцам, оставшимися на месте жесткое указание:

– Обыскать здесь все, чтобы ни одна «маленькая мышка» не выскочила, – за информацию отвечаете лично!

– А вы, – обратился генерал к телохранителям, – либо принесёте мне голову того, кто это сделал, либо ищите себе другую работу – и можете не сомневаться, что, после того как вы провалили – этот! – объект, вам вряд ли удастся найти что-либо стоящее.

Высказывание было совершеннейшей правдой, и возразить охранникам было нечего.