– Что это у вас такое тут происходит?! – воскликнула Лера, не выказывая, однако, присущего представительнице прекрасного пола жуткого страха, а лишь отобразившись на очаровательном личике нездоровым недоумением. – Нас что, атакуют? И кста-а-ти… никому из вас не показалось, будто бы кто-то меня позвал, выкрикнув мое прозвище «Хой»?

– Нет, – единственное, только на первый вопрос заплетавшимся языком ответил ей блудливый сынок высокородного американского адмирала, одновременно начиная разыскивать снятые недавно офицерские брюки, – это попросту невозможно: мы представляем прославленный американский флот и не найдется ни один дурак, кто рискнет на подобную дерзость, потому что необдуманное нападение напрямую граничит с самоубийством… где, «черт возьми», мои брюки?

Молодой повеса нашел их, валявшимися в углу, куда сам и забросил их некоторое время назад, и, неловко натянув на волосатые ноги, причем не с первого раза, пошатываясь и периодически спотыкаясь, отправился на верхнюю палубу, чтобы, как он всех убедил, разузнать, что же все-таки там за чудное лихо случилось?

– Сидите… здесь, – еле выговорил Липкен, корявя пьяный язык, когда уже начал выбираться из удобного лейтенантского кубрика, – я схожу… разведаю, чего там… такое… и сразу назад… продолжим наше… прерванное веселье…

– Очень хотелось? – бросила ему вслед восхитительная красотка, произнеся коротенькую фразу на чистейшем русском наречии (не позабыв о своем истинном происхождении, она, кроме освоения английского языка, делала упор в том числе и на сроднившимся с душой диалекте). – Я бы и так никуда не вышла, а тут еще – «хрен» его знает че! – у вас сейчас начинает твориться.

Что же явилось основной причиной и вызвало такой переполох в маленькой и до этого момента невероятно развеселой компании, вопреки всем писанным законам и неписанным правилам предававшейся на секретной военной технике нескончаемым увлекательным праздникам?

Прибрежный корабль давно уже выполнил маневр, назначенный командером, а именно развернулся на обратное направление, и теперь всеми силами двух газовых турбин и стольких же дизельных двигателей на полном ходу старался удалиться от крутящейся по кругу огромной воронки, все больше затягивающей его в морскую пучину, тёмную и страшную, разверзнутую подобно входу в саму Преисподнюю.

– Какая у нас скорость?! – кричал капитан в переговорное устройство, связываясь с машинным отсеком, когда в конце концов понял, что вверенная ему боевая техника (какие бы не прикладывались титанические усилия) все равно упорно двигается в сторону громадной воронки, угрожающей жутким (да что там?), просто кошмарным, жерлом, чудовищным окончанием уносящимся высоко в беспросветное небо, в свете непрерывно мелькающих молний представляющееся иссиня-черным, зловещим, да и просто ужасным.

– Тридцать девять узлов, никак не меньше, – констатировал ответственный механик (как уже упоминалось, приборы вышли из строя, а значит, определить по ним точные показания не представлялось возможным), – тем не менее мы попали в столь сильное морское течение, что его сила видится мне примерно равной нашему ускорению, так что в итоге мы продолжаем оставаться на месте, не двигаясь ни вперед ни назад. А что у вас там, наверху, кэп, – поинтересовался тот своим чередом, в силу занимаемой должности не располагая достоверностью всей информации, – сильно все страшно?

– Лучше тебе и не знать, – ответил Вильямс с печальным вздохом, но тут же взял себя в руки и более уверенным тоном скомандовал: – Давай поднапрягись, подключи все имеющиеся возможности и вытяни нас наконец из чудовищной передряги, а не то…

Что он подразумевал под этим «а не то», Хьюго так и не успел досказать, так как то невероятное событие, что предстало перед его возбужденным видом, на какой-то момент полностью лишило его дара речи – из чернеющей жутью дьявольской бездны, под отсвет сверкающих молний, буквально выпрыгнул бриг, своеобразной конструкцией напоминавший середину эпохи колонизации и бывший еще старой, деревянной, постройки; на самой верхней стеньге у него развевался изодранный стяг, отмеченный чёрным цветом и украшенный белым черепом с перекрещенными костями, в простонародье именуемый запросто – «веселеньким Роджером». До ужасной воронки было приблизительно половина морской мили, но пиратский парусник как будто бы от самой разбушевавшейся природы получил дополнительный стимул и словно бы пролетел над волнами все разделявшее корабли немалое расстояние. Они встали как раз напротив друг друга, и, пока современный американский капитан ошарашенно смотрел на возникшее из ниоткуда редкостное явление, настолько необычное, насколько от одного его вида можно было не просто опешить, но и полностью утратить существующее восприятие привычного мира (а именно в такой ступор и впал опытный капитан, дав неожиданному противнику значительно ощутимое преимущество); а неожиданно представшие перед ним кровожадные недруги между тем активно готовились к ожесточённому нападению.

– Йа-хой!!! – пронесся над палубой пиратского судна громовой, душещипательный клич, призывающий команду наверх, в полной боевой выкладке, готовой к грабежу и сопутствующим ему боевому маневру; в следующую очередь, усиленный еще и грозной, дьявольской непогодой, он прокатился над волнами словно потусторонний глас, вырвавшийся из огненной Преисподней, словно от страшного, разъяренного Сатаны; а уже чуть тише, лишь только для членов морского братства, в мгновение ока повыскакивавших на призыв отважного капитана наружу, незнакомец зловеще добавил: – Отличное судно – сейчас немного с ним позабавимся! По местам всем стоять! Пушкари залп! Остальные на а-а-бор-д-а-а-ж!!! – растягивая последнее слово, недвусмысленно скомандовал разбойничий повелитель.

Вид страшного человека был не только ужасен, но и в то же время великолепен: в шуме непобедимого урагана, бушевавшего в западно-атлантической акватории, он возвышался на капитанском мостике, где, несмотря на разгневанную природу, держался с непревзойденной уверенностью, с полагавшейся его рангу своенравной напыщенностью и приобретенным за долгие годы горделивым достоинством; да, возраст того седовласого мужчины приближался к шестидесяти годам – срок для пирата сравнительно необычный (мало кому из них удавалось приблизиться хотя бы и к сорока). Но не, единственное, почтенные лета́ отличали типичного представителя пиратского общества, а еще и такие выразительные признаки, как-то́: физически развитое телосложение, передававшее собой небывалую силу; чёрные, озлобленные глаза, выражавшие ярость и заставлявшие трепетать всякого, на кого обращался их разгневанный взор; крючковатый нос, устрашавший и формой и большими размерами; всклокоченная борода, давно поседевшая и долгий период не ведавшая самой обыкновенной расчёски; почти полностью беззубый рот, выделявшийся лишь верхними гнилыми клыками; модный костюм, пошитый из китайского ситца; широкополая шляпа, окаймленная перьями… и, наконец, роскошная, отливавшая золотом, перевязь, увенчанная однозарядным пистолетом и абордажной, острозаточенной саблей.

– Я иду в бой – за меня останется квартирмейстер! – выкрикнул он как само собой разумевшийся факт и, ухватившись за один из концов спускающегося сверху бегучего такелажа, ловко переместился на основную, главную палубу.

К наступившему моменту канониры, всегда державшие пушки в заряженном состоянии, уже осуществили «рекомендованный» залп, остальные же сподручные «братья», верные соратники отчаянного старого «волка», отдавшего неоспоримое приказание, перекидывали на соседнее судно «морские кошки» (крюки, с привязанными канатами) и клали на борта деревянные лестницы, предназначая нехитрые вспомогательные предметы для более эффективной переброски основной части оголтелой команды на близ расположенное соседнее судно. Словно саранча, «посыпались» озверелые, отчаянные пираты, представлявшие собой невероятно жуткое зрелище; где-то сверкая «разношерстной» экипировкой, а где-то оставаясь попросту с голым торсом, они перескакивали на современный военный корабль и тут же нападали на всякого, кто только не попадался им на пути; кого-то они убивали, а кого-то, кто успевал поднять обе ру́ки, великодушно делали пленниками. Общая картина представлялась несказанно ужасной и отовсюду слышались неизменные признаки ведомого боя: истошные стоны, остервенелые крики, пистолетные выстрелы, непродолжительные автоматные очереди, лязганье сабель, мольбы о пощаде, победоносные крики восторга – словом, экипаж боевого сверхсекретного судна, обученный топить как любую надводную цель, так в том числе и подводную лодку, сейчас был застигнут врасплох, и в полном составе, одним матросом не доходившим до сорока человек, оказался полностью неспособным достойно сопротивляться, и хоть как-то противостоять разъяренным и страшным бандитам, всю свою жизнь проводящим в битвах, походах, кровопролитии, а главное, имеющим численный перевес, превышающий защитников больше чем вдвое. В настоящем случае сделанное сравнение можно считать совсем не пустыми словами, поскольку команда соперничавшего брига равнялась ста пятнадцати кровожадным убийцам, не ведавшим страха и не знавшим ни малейшей пощады по отношению к тем, кто все-таки отваживался вступить с ними в краткосрочную схватку; говоря точнее, сто десять из них успешно переместились на соседнюю палубу, где теперь безжалостно буйствовали и жестоко тиранили ничего не понимавшую малочисленную команду.

Действительно, матросы американского корабля, и без того находившиеся под страхом попасть в ужаснейший переплет, и готовившиеся вступить в отчаянное противоборство с разбушевавшейся непогодой, оказались теперь подвергнутыми еще одному жестокому испытанию – столкновению с вроде бы давно вымершими морскими разбойниками, явившимися перед ними неожиданно, точно из неоткуда, и притом в самом устрашавшем и ужасном обличье – как тут было не впасть в сверхъестественный ступор? Поэтому и неудивительно, что большая часть современных матросов именно так и сделала, предоставив лишь небольшой горстке более отважных товарищей попытаться отстоять честь американского флота, собственную свободу, а в том числе и горделивую независимость, вступая в неравную, практически рукопашную, схватку, где огнестрельное оружие если и приносило хоть какую-то пользу, то весьма неощутимую, еще только больше раззадоривавшую безжалостных «выродков», возникших будто бы с того света. Бой был короткий и не превысил более чем двадцать минут; закончился он так же внезапно, как и чуть раньше изволил нача́ться, – сразу после пленения Вильямса, бесцеремонно свергнутого пиратами со значимой должности и беспардонно вытащенного из командной рубки и на всеобщее обозрение, и на скорый суд беспощадного пиратского капитана.

Касаясь последнего инцидента, требуется уточнить, что честь закончить непродолжительную схватку выпала двум морским бандитам, откликавшимся на прозвища Стинджей (в переводе на русский – Скупой) и Трамп (по-русски значит Бродяга): первый представлялся мужчиной пропиты́м и рано состарившимся, хотя и достигшим всего-навсего сорокачетырехлетнего возраста (он был невысокого роста, нескладного телосложения, полностью лысый, с оголенным торсом, испещренным неприятными шрамами, и выделялся объемным, словно картошина, носом, беспрестанно бегавшими темно-серыми зенками и крайне неприятной щетиной); второй выглядел вполне прилично, соответственно достигнутых тридцати восьми лет (он виделся одетым в аглицкое сукно, перехваченное кожаной перевязью, при худощавом телосложении и высоком росте, смотрелся несколько несуразно – похож на оглоблю – и обозначался некогда красивым лицом, на удивление гладко выбритым; на нем до сих пор отчаянно блестели голубые глаза, а расстояние от правого виска и до самого подбородка обезображивалось страшным, давно зажи́вшим, ранением; ну, а венцом неприглядного облика можно выделить белокурые, кучерявые локоны, спускавшиеся сверху и представленные немытой, нестриженной шевелюрой) – и вот именно эти два бравых «мо́лодца» ворва́лись в служебное помещение застывшего командера. Воспользовавшись его обескураженным состоянием (когда Хьюго мало того что находился под впечатлением от страшного вида бури, но еще и был введен в непривычное, безвольное состояние, вызванное внезапным появлением едва ли ни средневековых головорезов), отчаянные «выродки», под прицелами давно устаревших, но все еще действенных пистолетов сумели всесторонне доходчиво до него донести, что сопротивление с его стороны является глупым, а главное, полностью бесполезным. Случай казался настолько неординарным, непрописанным ни в одном военном учебнике, в котором единственное, что Вильямс успел было сделать, – неуверенно потянулся правой рукой к кобуре, закрепленной на поясе; разумеется, он хотел воспользоваться индивидуальным оружием, но был оставлен обескуражившим окриком, последовавшим от злобного разбойника Трампа:

– Не советую, кэп! – по убранству рубки и внешнему виду определить его положение было нетрудно. – Не то наша встреча может кончится для тебя неестественно плохо.

Совет был неплохой, да еще и подкреплялся видом внушительного предмета, хотя и необычного, но, несомненно, убийственного; естественно, капитану не оставалось ничего другого, как подчиниться непререкаемой воле свирепых бандитов, следствием чего стало то неизменное обстоятельство, что под пиратским конвоем офицер был выведен к остальным, уже плененным, членам команды, так же как и он, находившимся сейчас перед лицом неотвратимой погибели, представившейся в грозном облике ни с чем не сравнимых грабителей.

– Капитан Мадмен… сэр, – раболепно обратился к нему Скупой и назвал его прозвищем, означающим в переводе как Бешеный, – мы захватили в плен главного на атакуемом судне, и, думаю, бой следует считать полностью конченным.

Ткнув Вильямсу под ребра дулом стального оружия, бандиты, сбив его дыхание, легко толкнули мужчину вперед, чтобы перед их предводителем тот оказался опустившимся на колени; послушное преклонение могло означать только одно – победа в недолгой битве достигнута.

– Корабль наш, джентльмены! – выкрикнул седовласый бандит, вскинув вверх руки и эффектно помахав и пистолетом, и саблей.

– А-а-а!!! – вторили ему восторженные члены пиратского воинства.

В тот же самый момент с той стороны атаковавших головорезов, на их собственном судне, прозвучали характерные звуки, отчетливо слышимые даже сквозь жуткий рев бури и однозначно передававшие, что абордажные «кошки» рубятся топорами, а лестницы падают в бурлящую снизу чёрную воду. И в тот же самый момент, только на миг непродолжительно стихнув (пока дерзкие бандиты прислушивались), к торжествующим крикам «А-а-а!!!» прибавился еще и оттенок непередаваемого словами неистового отчаяния. Что же послужило причиной столь неожиданно наступившей неучтённой развязки?

Оставшись вдвоем со старшиной Кедми, Хуляева, справедливо рассудив, что, вероятнее всего, веселье на сегодня закончилось, энергично начала́ одеваться, облачаясь сначала в джинсовую мини-юбку, затем белоснежную сорочку и в последнюю очередь кожаную черную куртку, сброшенные ею несколькими мгновениями ранее и положенные прямиком на лейтенантское ложе. Тем временем Билл наблюдал за ее неуверенными, но нисколько не напуганными движениями, сам предаваясь немного более сильным волнениям и, как следствие, пристально вслушиваясь в происходящие снаружи события. А они были, следует сказать, устрашающими, жуткими, да и просто ужасными; об их истинной природе можно судить по беспорядочной стрельбе, вое десятков остервенелых глоток, а заодно и лязганью острозаточенного металла, прочной сталью рассекающего незащищенную мягкую плоть. Для получения более полной картины, молодой мужчина слега приоткрыл входную дверцу уютной каюты и выставил наружу левое ухо; через пару минут тревожных исследований он смог сделать вполне убедительный вывод, напрашивающийся сам собой и очевидный даже для необученной военному делу неискушённой красавицы:

– Боюсь оказаться правым, но, кажется, на нас, и взаправду, напали; а ещё… по-моему, мы стремимся в уверенный проигрыш…

– Ты только сейчас это понял? – усмехнулась молодая путана, застегивая молнию и машинально проверяя карманы (все ли находится на местах?). – Я, если не ошибаюсь, сразу же озадачилась бедственной версией… Что будем делать? – тут же поставила она вопрос, ничуть не лишенный обоснованной логики. – Лично я бы предложила бежать, и притом как можно быстрее, – вот только никак не могу сообразить, куда можно деться посредине бескрайнего моря… а ты?.. Что, Билл, думаешь по настоящему поводу ты?

– Сказать трудно, – пожал плечами старшина первого класса, впервые попавший в подобную ситуацию и не сумевший сразу сориентироваться как требуется вести себя дальше, – ни с чем похожим я раньше не сталкивался, но возьмусь предположить, что в рассматриваемом случае ты абсолютно права, – необходимо побыстрее из стальной душегубки выбраться, и разобраться со всем уже наверху, на свежем воздухе, где и думается получше, да и мысли лезут совсем другие, более сопоставимые с окружающей обстановкой.

– Тогда чего скучаешь? – снова пошутила словоохотливая Валерия, никогда не «лезшая за словом в карман». – Пошли! – И засунув руки в карманы модной кожаной куртки, разукрашенной молниями и утыканной клепками, уверенным шагом направилась к выходу.

Моряк последовал за ней; не настолько убежденный в собственных отваге и смелости, он обнажил индивидуальное оружие и, выставив его перед собой, принял меры к внезапному нападению, готовый выстрелить в любого, кто встанет у него на пути и попытается преградить дорогу к спасению. Молодые люди спешили, ведь согласно здравому смыслу, чем тверже ты себя ведешь и меньше чураешься неприятностей, тем больше шансов остается у тебя, дабы, собственно, выжить. Не оставляя неписанную теорию без пристального внимания, они шли сейчас по узкому коридору, окружаемые дверями спальных кубриков и различной вспомогательной корабельной инфраструктурой.