Глава IX. Отчаянная битва

– Хватайте ее! – гнусавым голосом закричал «безбашенный» незнакомец, делая кому-то взмах правой рукой, очевидно, стоявшему сзади Тагиевой.

В то же мгновение, словно только того и ждали, ошеломлённую красавицу подхватили сильные руки, причем и с той и с другой стороны, а затем чуть-чуть приподняли кверху. Азмира попробовала активно брыкаться, пытаясь вырваться из цепких объятий; но справиться в одиночку с двумя хотя и худыми, но жилистыми парнями – такое слабенькой девушке случилось «не по зубам».

– Что вам нужно?! – истерично заголосила и возмущённая, и напуганная путана, намереваясь разглядеть хватающих её сзади невидимых личностей.

– А ну-ка молчать и смотреть исключительно на меня! – словно гремучая змея прошипел передний налётчик; в ту же секунду тычковым движением он «познакомил» хрупкую переносицу выбранной жертвы с увесистым, едва ли не стальным кулаком.

От резкого воздействия и болевых ощущений из карих глаз самопроизвольно брызнули слезы, а разбитый нос несильно закровото́чил.

– Еще никто не смел перечить Баклану, – преступное имя одичалый незнакомец возвестил своеобразным, несколько необычным, способом.

Не лицезря воочию двух его соучастников, Азмира отлично разглядела представшего пред нею отвратного человека, едва ли достигшего тридцатилетнего возраста. Не выделяясь высоким ростом, чуть выше пленённой жертвы, он внушал некий неописуемый ужас и выделялся невзрачными признаками: нескладная фигура, не обделенная физической силой, скрывалась за чёрным спортивным костюмом; шершавые руки, словно заражённые какой-то кожной болезнью, постоянно искали чем бы заняться; светлокожее круглое лицо, испещрённое гнилостными язвами, обладало треугольным, резко выпиравшим вниз, подбородком; злые глаза, яркие и голубые, излучали и смертельный холод, и безумный огонь; большой нос, похожий на топор и заостренный к концу, оказался сведенным в левую сторону (вероятно, от сильных побоев?); бровей никаких не виделось вообще; толстые, влажные губы постоянно причмокивали; огромные уши, оттопыренные невиданной лопоухостью, на концах случились заостренными, словно у натурального чёрта; лысая башка блестела липким и отвратительным потом.

– Ну-ка, братаны, давай-ка немного посторонись! – крикнул он противным, гнусавым голосом, придавая визгливую интонацию.

Как только его несложное приказание было исполнено и как только двое дружных помощников отошли от девушки в разные стороны, Баклан принялся прекрасную жертву безжалостно избивать, бездушно превращая в окровавленную уродину, отличавшуюся обезображенным видом; он бил с невероятным остервенением, полностью отдаваясь кровожадному делу и целиком растворяясь в беспощадных эмоциях, мгновенно наполняющих ожесточённое сердце. Неуёмный отморозок успокоился не раньше, чем Азмира потеряла сознание, то есть когда она, покрытая объемными гематомами и противными синяками, не подавала признаков жизни. Двое расторопных подельников стояли немного поодаль, не смея беспокоить кровавого предводителя, и разумно помалкивали. Редкие прохожие, ещё издалека завидев недвусмысленную картину, в тот же миг поворачивали обратно, стараясь как можно быстрее удалиться от кошмарного места (вмешиваться в разборки преступных группировок у нормальных людей в то страшное время было непринято).

Насладившись жестоким побоищем, чудовищный зверь, представленный в человеческом облике, с видимой неохотой отстранился от измочаленной девушки и резко окрикнул неотступных помощников:

– Давай-ка, бравые хлопцы, тащи ее к нам, на злачную базу!

Приученные неукоснительно исполнять любые грозные приказания, подручные соучастники подхватили безвольную жертву за ноги (первый за одну, второй за другую) и потащили так неестественно грубо, что бессознательная голова, касаясь обетованной земли, основательно билась затылочной частью.

– Вы чё, с дуба рухнули, «на…»?! – заорал возмущённый главарь словно резанный поросенок, увидев, как незадачливые сообщники неответственно подходят к выполнению нетрудного поручения. – Вы, как ее, тупые дурни, несёте?! Убить, что ли, хотите, «на…»?! А ну, «на…», бери немного поаккуратней!

Послушные молодчики тем же мигом успешно перехватились, взяв бесчувственную красавицу намного участливее (за руки и за ноги), а дальше потащили ее способом, гораздо более сострадательным.

В то же самое время Костя-киллер разглядывал свой недешёвый iPhone, недоумевая, что же, в самом деле, творится? Минут десять назад с сотового номера Тагиевой поступил настойчивый вызов, но, включив его на прием, он не услышал знакомого милого голоса, а лишь какие-то смачные шлепки, хлёсткие удары, усердное кряхтение и беспощадные выкрики. В дополнение ко всему услышанному, он стал невольным свидетелем отчётливых приказаний, отдаваемых Бакланом и предназначаемых подвластным пособникам. Но как же такое случилось возможным? Всё очень просто и совсем незатейливо: последний разговор, который, часом раньше, молодая путана провела по собственному смартфону, оказался подробным «докладом», представленным дотошному сутенёру и передававшим, что у них всё нормально (это происходило, когда тот сам ей позвонил и ненавязчиво вознамерился справиться, нет ли у них каких пожеланий). Закончив непродолжительное общение, она убрала мобильное устройство в неизменную сумочку, причём не закрывая последнюю страничку и машинально оставив ее в режиме прямого доступа. А дальше? Едва бешенный отморозок начал ожесточённое избиение, он тут же случайно задел тот разговорный приборчик, находившийся в дамском аксессуаре; ну, а в следующий миг пошел тот самый необъяснимый вызов, в результате которого Беркутов и сделался нечаянным очевидцем жестокого нападения, случившегося на подопечную проститутку.

– Это что сейчас было? – посмотрел он на Михайлова с туповатым недоумением. – Я с ней только-только, вот буквально недавно, беседовал, и она мне сказала, что у них вроде бы всё в полном «поряде»? Что, «…ее мать», непонятное поведение может значить?

– Может клиент какой попался чересчур агрессивный? – попытался домыслить огромный детина.

– Какой, «на хер», клиент?! – в неистовом бешенстве вскрикнул Костя. – Согласно ихнего же строгого графика, она уже отработала и должна отправляться до дому до хаты. С другой стороны, если даже и образовался какой внеплановый «съёмщик» – ну, так и что же? – все одно мы должны бросать все личные дела и быстрее-быстрого стремиться на срочную выручку. Ежели ты, большой тугодум, не забыл, за личную безопасность развратных деви́ц мы и примерно поручились, и взяли на себя прямую обязанность.

– Так чего мы тогда сидим? – поинтересовался Слон простодушно, но и делая лицо поистине зверским; он расторопно поднялся, собираясь на выход. – Пошли побыстрей разберёмся.

– Ага? – усмехнулся Константин, оскаливаясь зловещей гримасой. – И ты, наверное, знаешь, куда нам надо идти – ведь, да?

– Естественно, к ним на блудливую квартиру – там и разберемся, где ее стоит искать.

– Ты, Слон, просто меня поражаешь, – удивленный Беркутов выразительно оглядел тупого подельника, – какие простые, но подходящие мысли ты иногда выдаешь, – и закончил хвалебную речь народной поговоркой, своевременно пришедшей на ум, – глупый свиснет, а умный осмыслит.

– Чего-чего? – не понял Михайлов, что именно подразумевает его лукавый подельник.

– Ничего особенного, – отвечал Константин с хитрющей ухмылкой, – тебя это не касается… собирайся-ка лучше искать нашу самую ценную проститутку.

Стремглав выскочив из квартиры, снимаемой ими по случаю, первым делом они бросились в «приёмные апартаменты», где на очередную смену заступила небезызвестная Анжелика.

Тем временем Азмира, пробыв в недолговременном забытьи, потихоньку очнулась. Выйдя из неприятного обморока, она обнаружила, что тело её, жестоко избитое, абсолютно раздето (даже трусов на ней не оставили), а сама она висит вниз головой, привязанная к бетонному потолку, и находится на какой-то законсервированной, полуразрушенной стройплощадке. В тот же самый момент, прямо напротив нее, расположившись на мягких автомобильных сидениях, вырванных из какой-то старой машины, перед неким подобием небольшого стола, величаво восседал беспардонный Баклан; а рядом с ним, по обоим бокам и чуть впереди, сидели его отмороженные подельники. Как оказалось, в итоге их было не двое, а целых трое. Выглядели они одинаково худыми, зато имели различия как в возрасте, так и в росте: самому старшему исполнилось чуть более тридцати, и он казался длиннее; остальные выглядели немногим старше лет двадцати. Все они облачались в тренировочные костюмы чёрного цвета; единственное, в отличии от мрачного главаря, их одеяния не исключали разнообразной расцветки.

Не обращая на очнувшуюся жертву никакого внимания, они увлечённо употребляли алкогольные жидкости, горячившие хулиганскую душу, а заодно и смачно покуривали наркотическую марихуану.

– Что будем делать с захваченной шлюхой? – спросил у главного «беспредельщика» тот, что сидел к ней спиной и выглядевший несколько старше. – «Кабыть», «трахнуть» ее – и в левый расход?

– Обязательно «трахнешь», Годзилла, но разве чуть позже, – злобно промолвил Баклан, гневно сверкая злобными «бе́льмами», – сначала стрясем с нее наличные денежки, а потом можешь делать с ней всё, чего не захочешь, «на…». Если ты помнишь, мы нашли в ее сумке только пятнадцать тысяч рубликов, а это – возьмусь предположить? – лишь однодневная выручка. Теперь, «безмозглые остолопы», представьте, сколько она «зашибает» за месяц. В общем, надо у грязной шалавы забрать всю ее прибыль, «на…», в том числе и припрятанную, а потом заставить работать на нас. Вы как, спрошу я вас, себе разумеете, «на…»: где мы завтра будем брать насущных денег на сущую выпивку и прочую наркоту? Одним разбоем долго не проживешь. Вспомните, «на…», сколько раз каждый, из здесь сидящих, побывал за решёткой? Еще раз охота, «на…»? Можете не отвечать: вижу, что нет, «на…». В таком случае теперь надо быть немного умнее: собрать всех местных «шаболд», «на…», под нашу бдительную опеку, и за счёт их неустанного «траха» припеваючи жить-поживать, «на…», ни в чём себе не отказывая и ни в чём не нуждаясь – весело и сердито! Ну как, верна ли мысль моя, «на…»?

– Да, – хором согласились безотказные соплеменники; в тот же момент они почему-то решили, что пришла пора открывать очередную бутылку, содержащую водку.

– Извините, – решилась заговорить Азмира, прекрасно понимая, что долго в висячем положении, да ещё и с сотрясением головного мозга, она провисеть не сможет, – но я – уже! – «хожу» под Костей-киллером. Если он вдруг узнает, как вы сейчас со мной обошлись, то останется вашим неразумным поступком очень расстроен; а в необузданном гневе – говоря его же словами – он становится попросту страшен.

– Лично мне вся твоя напыщенная белиберда, «на…», «по ровному барабану»! – бешено заорал «безбашенный» предводитель, сидевший к подвешенной пленнице вполоборота. – Я сам себе киллер, «на…», и могу «замочить» кого угодно, даже твоего «беспантового» Костю! – он встал, приблизился к голой жертве едва не вплотную, а присев на корточки, чтобы их лица оказались напротив, и брызгая из вонючего рта омерзительными слюня́ми, продолжил гневно орать: – Пусть приходит сюда, «на…» – я вмиг ему жирное брюхо вспорю и его же собственные кишки на глупую башку зараз намотаю! Я «беспредельщик» Баклан, «на…» – и мне никто не указ!

Откуда-то из-за спины он извлек длинный, но тоненький нож и медленно повертел перед измочаленным тагиевским личиком, словно выбирая, какую его часть перво-наперво начать разрезать. В то же самое мгновение он услышал позади грубый, до дрожи убедительный, окрик:

– Вот я и здесь – можешь говорить, поганая гнида, чего захотел!

На уверенный возглас, прозвучавший настолько неожиданно, насколько остальные члены маленькой группировки повскакали с занимаемых мягких сидений и, пошатываясь на пьяных ногах, похватали, кто чего не успел: двое, в том числе и Годзилла, бейсбольные биты, а третий достал из кармана остроконечную «выкидуху».

– Ага!!! – заголосил остервенелый Баклан, делая лицо пунцовым, едва ли не чёрным. – Давай нападай, «на…» – посмотрим, что ты за Киллер?! Я сейчас твои вонючие гениталии вырежу, «на…», и заставлю их проглотить в моем же присутствии!

– Не поймавши ясного сокола, а уже безраздельно хвастаешь! – крикнул Беркутов, давая отмашку большому компаньону, что пришла пора решительно действовать; сам он бросился прямо на мерзкого главаря, представлявшего конкурентное общество.

Следующее Костино действие, по-видимому, явилось для лысого отморозка полностью неожиданным – когда он, сделав резкий замах основной рукой, разложил складную металлическую дубинку, сделанную по принципу телескопической удочки. Не давая озлобленному противнику хоть немного опомниться и произвести сообразную рокировку, предприимчивый сутенёр подлетел к нему резко, словно бы майский вихрь, одновременно ударяя нехитрым орудием по правой ладони, сжимающей нож. Любой нормальный человек от нестерпимого, болезненного воздействия, конечно, разжал бы жёсткий захват и уронил остроконечное лезвие – но только не законченный «беспредельщик»! Он будто бы и не чувствовал чудовищной боли, и смог не просто удержать обнажённый клинок, но и перешел в активное нападение, тычковым движением попав Косте в левое плечо, чуть выше сердца. Не оставив существенный выпад без должной реакции, Беркутов успел увести поражаемое место несколько в сторону, и резко назад, получив лишь касательное ранение; оно не явилось слишком опасным, во всяком случае, хотя и образовало широкую, длинную рану, но сильно не кровоточило. В секунду оценив возникшую ситуацию, отчаянный защитник жрицы-любви сделал из указательного и среднего пальца левой ладони комбинацию буквы «V», а следом, в тот момент, когда Баклан собирался произвести очередное нападение острым ножом, резким движением воткнул собранную фигуру прямо в его беззастенчивые глаза. Наконец удалось достигнуть желаемого эффекта: отмороженный неприятель отпрыгнул назад, не довершив опасного попадания; напротив, он оказался временно деморализован и замотал бездумной башкой словно телок, отгонявший надоедливых мух. Пока он уподоблено бычился, эффектным пинком, произведенным системой «ножницы» (в прыжке левая согнута в колене, правая стремится вперед), Константин сбил неуёмного противника с ног. Немедля набросившись сверху, он прижал ему руку, сжимавшую ножевое лезвие к бетонному полу; единовременно, применяя своеобразную дубинку, Киллер наносил многочисленные удары по лысой голове и по безобразному лицу ненавистного недруга, постепенно и целенаправленно превращая их в сплошное кровавое месиво.

В это же самое время его огромный товарищ расправлялся с остальными троими, более худыми, противниками. Рассказывая вкратце о его непродолжительном поединке, следует отметить, что ему не составило особенного труда мощной зуботычиной безразмерного кулака, напоминавшего большую кувалду, превратить лицо первого, кто посмел прыгнуть в его массивную сторону, в нечто бесформенно синее, заодно заставив надолго распроститься с сознанием. Однако, отвлекаясь на одного, он совсем упустил из виду, как второй, вооруженный стальным ножом, приблизился к нему с правого бока и нанёс прямой удар, направленный в межреберный отдел необозримого корпуса. Напряжением всех литых мускулов Михайлов не позволил клинку углубиться достаточно глубоко; одномоментно он перевёл громадное туловище лицом к нападавшему смертнику и наотмашь ударил по необдуманной голове… послышался хруст трещавшего черепа, и молодой парнишка, неприятно «хрюкнув», безвольно осел и сей же миг, испуская мятежный дух, мёртвый, повалился на бетонное половое покрытие. Но оставался ещё Годзилла, вооруженный деревянной дубиной. Тот прекрасно понимал, что в любом случае, раз он набрался неописуемой смелости ввязаться в опасное дело, милосердной пощады допроситься у них не получиться. Поэтому в тот момент, когда первый временно лежал без сознания, а второй насовсем умирал, он с бешенным криком «Убью, "вонючая тварь"!», кидался вперед, двигаясь прямиком на Слона и с силой размахиваясь прочным орудием; он целился в безразмерную голову, и нехилый удар пришелся точно по выбранной цели. Обыкновенный человек, не наделённый диковинной мощью, от полученного воздействия непременно получил бы черепно-мозговую травму; но… только не необъятный верзила, которого природа обделила пытливым умом, зато наградила непробиваемой твердолобостью как в прямом, так и иносказательном смысле (другими словами, будь бейсбольная бита несколько тоньше, то она бы непременно сломалась). Итак, звероподобный детина остался прочно стоять на ногах, перегруппировавшись напряжённым вниманием на единственного противника, пока еще не выведенного из состояния равновесия. Алексей медленно надвигался на последнего неприятеля, в бешенстве раздувая бизоньи ноздри и водя «железными» желваками; как у быка, увидевшего красную тряпку, невменяемые глаза его вмиг наполнились кровавым оттенком. Годзилла замахнулся для второго удара, но, хорошо помня никчемный эффект от первого, наносить его не спешил, неторопливо отступая назад, пока спиной не уперся в деловитого Константина, не менее беспощадного и выросшего словно из неоткуда. Непринужденно, но и уверенно взявшись твёрдой ладонью за деревянную часть, «учтивый» сутенёр предоставил Слону довершать убойное дело. Обхватив остатнюю жертву двумя руками за бесшабашную голову, тот резким, доведённым движением, направленным сначала влево, а затем резко возвращенным направо, закончил жизненный путь очередного неразумного «беспредельщика». Далее, Михайлов вернулся к первому нападавшему отморозку, так и лежавшему без видимого движения, но все же пока живому, и проделал аналогичную операцию.

Закончив с презренными ворогами, и Костя-киллер и верный подельник наконец-то заняли́сь измученной подопечной красавицей. Освободив избитую девушку от витиеватой веревки, они аккуратно опустили ее на бетонированные полы и позволили минут пяток полежать, давая время немного прийти в себя. Когда она, корчась от нестерпимой боли, сумела неловко присесть, Беркутов, глядя на иссиня-чёрное туловище, подошел к поверженному Баклану, недавно чрезмерно геройскому, а сейчас измочаленному железной дубинкой; тот пускал кровавые пузыри. Без зазрения совести по-пацански распорядился:

– Вот твой прямой обидчик, Азмира, можешь делать с ним, чего не захочешь. Возьми любой предмет, какой пожелаешь – нож, бейсбольную биту, мою металлическую дубинку – и убей поганую, мерзкую гниду.

– Нет, я не могу, – «потерянным» голосом, но с гордо вскинутой головой ответила несломленная особа, – я не убийца.

– Дело твоё, – одобрительно заключил Константин и, подойдя к окровавленному врагу, повторил с ним все те же нехитрые действия, что Михайлов недавно проделал с его скончавшимися подельниками; не позабыл он поделиться и напутственной фразой, для злобного негодяя ставшей последней: – Не стоит алтына, а тянется за полтиной.