Глава третья. Особое зрение

После череды хмурых дождливых дней из-за туч выглянуло солнце, заливая светом помещение, где лежал одинокий неподвижный человек. Внезапно его веки дрогнули, и глаза открылись…

Медсестра утром обходила своих подопечных, пребывающих в коме, и увидела, что один из них очнулся. Она тотчас поставила в известность лечащего врача, который вошел в палату, разделенную ширмами на несколько отделений. В одном из них он нашел пациента, чьё состояние еще накануне не внушало оптимизма. Теперь же он, вопреки неблагоприятным прогнозам, пришел в себя. И это был явный прогресс!

Доктор осмотрел пациента, посветив ему крохотным фонариком в глаза, и убедился, что зрачки реагируют на свет.

– Алексей Михайлович, как вы себя чувствуете? – осведомился он, но ответа не получил. Пациент по-прежнему лежал неподвижно, и только широко открытые глаза оживляли его мертвенно-бледное лицо. Доктор отметил про себя, что у больного из-за обширной травмы мозга, по-видимому, нарушена речевая моторика.

– Вы понимаете, что я вам говорю? – спросил он. – Если да, то моргните два раза.

Надежда на то, что человек с подобной травмой сможет воспринимать устную речь, казалась минимальной, тем не менее, врач увидел, как его пациент дважды закрыл и открыл свои глаза. Это обстоятельство, как и прочие результаты осмотра, он тотчас занес в историю болезни, воспользовавшись принесенным с собой планшетным компьютером. Потом он велел медсестре покормить больного, а сам отправился к главврачу, из кабинета которого позвонил в центральный аппарат ФСБ.

Вскоре в больницу, где лежал Алексей Золотарев, приехал генерал Воскобойников, которого принял главврач. Он сообщил об улучшениях в состоянии пациента, однако воздержался от прогнозов: «нужно время, в течение которого больной будет находиться под наблюдением».

– Я могу посетить его? – осведомился генерал.

Главврач отрицательно качнул головой.

– В настоящее время больному рекомендован полный покой. К тому же у него нарушена речь, и он ничего вам не скажет.

В общем, в тот раз генерал Воскобойников так и не увидел Золотарева. Но он звонил в больницу все последующие дни, получая один и тот же ответ: «состояние пациента без изменений».

Алексей Золотарев по-прежнему лежал неподвижно на больничной койке, и медсестра с ложечки кормила его бульоном и прочими кушаньями. Это было самое тяжелое время в его жизни. Лишь одному Богу известно, чего стоило бравому чекисту осознание себя инвалидом, человеком, не способным пошевелить ни рукой, ни ногой. Подчас, когда Алексей оставался один, из его глаза вытекала слеза, которая струйкой сбегала по его лицу…

Так продолжалось около месяца.

Однажды медсестра, как обычно, пришла покормить пациента, не сразу осознав перемену, что произошла с ним. Прежде она всегда помогала ему приподняться перед приемом пищи, но теперь он уже сидел в изголовье своей кровати и смотрел на нее взглядом, в котором впервые за последний месяц искрился огонек надежды. Потом он пошевелил пальцами правой руки и даже чуть вынес ее над постелью. Медсестра, увидев это, бросилась искать врача, – тот вскоре явился, чтобы констатировать изменения к лучшему в состоянии пациента, которого еще накануне считали безнадежным инвалидом. Теперь же стало ясно, что чувствительность тела возвращается к нему.

Алексей Золотарев уже мог двигать головой и кивком отвечал на вопросы лечащего врача, а на другой день он жестом (показал, будто хочет что-то писать) попросил ручку и бумагу. Ему принесли блокнот, в котором он дрожащей рукой неловко попытался вывести несколько слов, но долго получались одни лишь каракули. Наконец все-таки ему удалось соединить буквы и написать что-то более-менее внятное. И тогда удивленный доктор разобрал в трудно читаемой фразе вопрос: «Как долго я здесь?»

– Десять месяцев, – отвечал тот, а Алексей Золотарев, который затратил немало сил, чтобы задать этот вопрос, получив ответ на него, сразу почувствовал сильную усталость. Он показал рукой на свои глаза и закрыл их, давая понять, что хочет спать. И тогда его оставили одного. Однако Алексей не заснул в ту ночь, всё думая о том, что случилось с ним. Перед его мысленным взором мелькали события, предшествовавшие тому роковому мигу, когда на него было совершено покушение. Сняв больничную рубашку, он увидел шрам от сквозного ранения в груди, который затянулся.

«Неудивительно, ведь прошло уже достаточно времени», – думал Золотарев. Потом он долго ощупывал свою коротко стриженую голову и обнаружил вмятины чуть выше лба и на затылке.

Стало быть, в меня было выпущено две пули: одна попала в грудь, другая – в голову.

Это открытие поставило его в тупик.

Оба ранения смертельны. Но тогда почему я остался жив?

В следующий раз, когда пришел лечащий врач, он (с помощью ручки и блокнота) задал ему этот вопрос. Тот улыбнулся:

– Вам очень повезло! У вас дважды отказывало сердце, но в самый последний момент его удавалось вновь завести.

Потом Алексей написал еще один вопрос: «А что с моим языком?»

Врач понял этот вопрос, как если бы он спросил: «Почему я нем?» и отвечал:

– В результате травмы мозга был поврежден небольшой отдел его лобной доли, отвечающий за речевую моторику. Поэтому вы не можете говорить.

«Но, – написал Алексей, – речевой навык восстановится?»

– Весьма вероятно, – улыбнулся доктор. – Видите, к вам постепенно возвращается чувствительность тела, что внушает оптимизм.

«Ноги свои я все еще не чувствую», – написал в блокноте Алексей, показав эти слова врачу. Тот осмотрел его ноги, постучав по ним молоточком. Действительно никакой реакции на внешний раздражитель не последовало.

– Всему свое время. Главное – не отчаиваться, – подбодрил своего пациента врач. Потом он направился к выходу, но у дверей остановился и вернулся назад.

– Да, кстати, с вами хотела встретиться одна девушка.

При этом известии лицо Алексея выразило заметное удивление.

«Какая девушка?» – спросил он в письменном виде.

– Высокая, стройная и симпатичная. Ее, кажется, зовут Екатерина? – он обратился к медсестре, стоящей рядом. Та кивнула:

– Да, Екатерина Громова. В первые месяцы, пока вы были в коме, она приходила к вам часто, почти каждую неделю…

– Вы хотите повидаться с ней? – спросил доктор, а Золотарев немного помедлил с ответом. Наконец он написал в блокноте всего одно слово: «Да».

Около часа Алексей Золотарев лежал на постели, думая о том, почему его навещала, в общем-то, чужая ему женщина. В последний раз, когда они виделись, – а это было накануне покушения, – она была вежлива с ним, но не более того…

«И тогда, – вспоминал Алексей, – Андрей, кажется, пытался свести нас. Может, это из-за него она приходила сюда?»

В общем, Алексей Золотарев все еще терялся в догадках, когда тихонько скрипнула дверь и в палату вошла молодая женщина. Улыбаясь, она приблизилась к его постели и приветствовала его. В ответ Алексей только кивнул.

Екатерина Громова опустилась на стул, стоящий у кровати, и посмотрела на Алексея, у которого был озадаченный и как будто несколько растерянный вид.

– Я знаю, вы пока не можете говорить, – начала она. – Но уверена, что речь к вам вернется. Вы поправитесь. Непременно.

В ответ на это, почти не глядя, Алексей написал в своем блокноте одно слово: «Спасибо».

Катерина прочла это и снова улыбнулась. Алексей в этот миг невольно подумал, что у нее красивая улыбка. Но он по-прежнему был в недоумении и надеялся, что она сама ему всё объяснит. Однако молодая женщина некоторое время молчала. И тогда Алексей написал в своем блокноте: «Как поживает твой дядя?»

Прочтя эти слова, Катерина спохватилась.

– Дядя Андрей передавал вам привет. Я, правда, его давно не видела: в последнее время мы с ним общаемся только по телефону. Дело в том, что в начале года мне предложили работу тренером в нашей сборной, и теперь я живу в Сочи и провожу занятия по гимнастике на олимпийском объекте.

Лицо Алексея выразило удивление.

«Я очень рад за тебя», – написал он в своем блокноте.

– Спасибо, – отвечала она. – О том, что вы вышли из комы, я узнала еще месяц назад, но только теперь смогла приехать. Вы, наверное, сердитесь на меня…

Алексей еще больше удивился.

«Сержусь? – написал он. – За что?»

Катерина смущенно потупилась.

– За то, что я потеряла надежду и не дождалась того момента, когда вы очнетесь…

Алексей недоуменно повел бровями и написал: «Ты мне ничего не должна».

Катерина прочла это и покраснела еще больше.

– Когда я узнала о трагедии, о том, что случилось с вами… – она вздохнула. – В общем, я много думала в те дни. О своей жизни, о детстве, о дяде Андрее, а он хотел, чтобы мы с вами были вместе. Я сравнивала вас с другими мужчинами, которые были в моей жизни, и я поняла, что ни один из них вас не достоин. Я поняла, что все эти годы любила только вас одного…

Алексей пристально смотрел на молодую женщину, которая признавалась ему в любви. Будучи сотрудником органов безопасности, он знал психологию и неплохо разбирался в людях. Отличить правду ото лжи, как правило, ему не составляло большого труда, и теперь он почувствовал, что ее слова были вполне искренними.

На мгновенье в помещении воцарилась полная тишина.

«Катя, я калека», – написал он наконец, давая тем самым понять, что ей с ним лучше не связывать свою жизнь.

Катерина прочла эту надпись и вспыхнула.

– Не надо думать о плохом. Вы обязательно поправитесь. Врач говорил, что месяц назад вы и рукой пошевелить не могли, а теперь…

Он покачал головой и написал прямым текстом: «Ты молода, красива и успешна. Я тебе желаю только добра. Не трать на меня свое время».

Увидев такие слова, Катерина изменилась в лице.

– Вы что, отвергаете меня? – спросила она, повысив голос.

В этот момент Алексей Золотарев понял, что невольно обидел эту женщину, которая проявила столь деятельное участие к его судьбе.

«Нет, я просто не хочу, чтобы ты жертвовала собой ради меня», – написал он, протягивая ей блокнот.

Катерина, прочтя эти слова, тихо проговорила:

– Вы гоните меня? Вам не нужна моя любовь?

Алексей молчал, избегая ее взгляда, потом он посмотрел на Катерину и увидел слезы в ее глазах. Потом она, ни слова не говоря, поднялась с места и направилась к выходу.

В этот миг Алексей Золотарев раскаялся в своих словах, – больше всего на свете ему захотелось извиниться перед ней; он протянул руку и силился что-то сказать, пока наконец из его рта не вылетел какой-то глухой звук. До слуха Катерины он долетел, когда она была уже в дверях. Женщина остановилась, и в следующий миг уже более отчетливо услышала:

– Не уходи.

Катерина обернулась с сердитым выражением лица, и только потом до нее дошло, что он заговорил…

Она вернулась назад и увидела, как напрягая мышцы лица, Алексей пытается еще что-то сказать ей. Наконец у него получилась целая фраза:

– Прошу тебя – останься со мной.

Мгновенно гнев улетучился, – Катерина села на его постель и возликовала:

– У тебя получилось! Ты заговорил! Я знала! Я верила!

Она еще так говорила, не замечая того, что сидит на его ногах, и в этот миг он почувствовал в них слабое покалывание.

– Но-ги, – не сразу выговорил Алексей Золотарев, кивая.

– Ох, прости, – сказала она, пересаживаясь на стул.

«Я, кажется, что-то почувствовал, когда ты села, – написал он в блокноте. – Скажи врачу».

Катерина прочла эту запись и устремилась за доктором…

***

Чувствительность тела мало-помалу возвращалась к Алексею Золотареву, но еще два месяца ему потребовалось на то, чтобы заново научиться ходить и говорить. В это время он усиленно занимался с физиотерапевтом и поначалу передвигался только на костылях.

Катерина Громова в первую неделю почти постоянно была с ним, но потом ей пришлось вернуться в Сочи. Тем не менее каждую неделю она прилетала в Москву на выходные, и эти дни находилась в больнице – с человеком, которого любила.

Теперь Алексей мог произносить длинные фразы, но подчас ему все еще требовалось прилагать усилия, чтобы выговаривать отдельные слова и выражения. Он был крайне недоволен своим косноязычием: порой из-за этого уныние овладевало им. И то, что теперь рядом был человек, который с пониманием относился к его состоянию, помогало Алексею не скатиться в пропасть отчаяния.

Катерина, приезжая на выходные, терпеливо выслушивала его сбивчивую речь и подбадривала, если чувствовала, что он начинает в себе сомневаться.

– Всё будет хорошо. Главное – верь, и со временем ты вновь заговоришь свободно.

Ее поддержка придавала ему сил.

– Что бы я без тебя делал, – выдавливал из себя слова Алексей Золотарев, улыбаясь при этом.

С тех пор как умерла его жена, Алексей уверил себя, что никакая другая женщина не могла бы заменить ее. Работа стала для него всем, смыслом существования, но… не сделала его счастливым. Теперь же, когда в его жизни появилась Катерина, он с удивлением поймал себя на мысли, что когда ее нет рядом, то и дело думает о ней, представляет тот миг, когда она наконец войдет в его палату – с пакетами в руках и сияющей улыбкой на лице.

Алексей с нетерпением ждал этого момента, и когда он наставал, радовался гостье как мальчишка.

Они вместе смотрели телевизор (в той палате, куда его перевели из отделения реанимации), ели обеды, которые Катерина приносила, готовя сама или заказывая еду в ресторане; в теплые дни, когда не было дождя, совершали неспешные прогулки во дворе больницы и по близлежащей округе.

Катерина рассказывала обо всем, что пропустил Алексей, находясь в коме: о новой напряженности в отношениях между Россией и Америкой, сопровождаемой выдворениями дипломатов, о высадке космонавтов на Марс, о победах российской сборной на международных соревнованиях и т.д., и т.п. Они обсуждали всё: от политики до любимых фильмов, избегая говорить лишь об одном – о своем будущем. Этот вопрос висел в воздухе, но они обходили его стороной…

Алексей теперь постоянно думал о том, что будет дальше. Но первое время его еще преследовало прошлое – неудержимое стремление выяснить, что случилось в тот роковой день: кто и почему в него стрелял? И когда его посетил генерал Воскобойников, – а это произошло вскоре после того, как к Алексею начал возвращаться дар речи, – он первым делом спросил об этом:

– Олег Павлович, что с расследованием моего дела? Удалось что-то выяснить?

– Немногое, – мрачнея, отвечал генерал. – Стрелок – явно профессионал, он использовал дальнобойную винтовку отечественного производства, которую наши люди нашли на чердаке жилого дома по ту сторону набережной Москвы-реки. Он тщательно все подчистил за собой, не оставив ни отпечатков, никаких других следов. Кроме того, для стрельбы он выбрал такое место, где не было ни одной камеры видеонаблюдения. В общем, – со вздохом подытожил Воскобойников, – нам не удалось установить его личность…

Алексей Золотарев слушал молча, не перебивая, а когда его собеседник кончил свою речь, проговорил, запинаясь и прерываясь:

– Думаю, это связано… с тем делом, которое было у меня в разработке тогда. Кража личных данных наших космонавтов. Кстати говоря, каковы результаты… оперативного мероприятия, с планом которого я приходил к вам в тот самый день?

Генерал Воскобойников снова огорченно покачал головой.

– Увы, засада в парке Горького ни к чему не привела…

– Но как же так? – возмущенно проговорил Золотарев.

Генерал развел руками.

– После того, как мы узнали, что случилось с тобой, я принял все меры для того чтобы твой план был претворен в жизнь. В частности, Андрея Громова назначил руководить этой операцией. Твой информатор, – кажется, Полетаев его фамилия, – сделал все, как следует – заложил флешку в тайнике, за которым было установлено круглосуточное наружное наблюдение. Две недели люди Громова просидели в засаде, ожидая того, кто должен был прийти за снимками. Однако никто так и не появился. И тогда, видя бессмысленность дальнейшего проведения операции, я приказал снять наблюдение.