Глава вторая. Кожаный фартук

В начале сентября 1888 года в Скотланд-Ярде царила неразбериха, – обычное явление для бюрократического аппарата в обстановке, когда меняется начальство. По странному совпадению², в день смерти Мэри Энн Николз ушел в отставку глава криминальной полиции Лондона Джеймс Монро, которого на этом посту заменил сэр Роберт Андерсон. Однако, тот, не пробыв в новой должности и недели, взял отпуск и уехал лечиться от «истощения» в Швейцарию.

Начало осени – традиционно пора отпусков в государственных учреждениях. В те дни не было в Лондоне комиссара Столичной полиции – сэра Чарльза Уоррена. Суперинтендант Томас Арнольд, возглавлявший отдел «H», отправился в отпуск 2 сентября. Позднее отдых начнется для главы полиции Лондонского Сити…

В итоге, полицейского начальства в те дни вообще не было в городе. Однако это вовсе не значит, что расследование преступления, которое вызвало столь широкий общественный резонанс, остановилось. Нет, конечно. Детективы-констебли Уайтчепела с ног сбились, опрашивая местных жителей.

По заключению доктора Льюэллина, который произвел вскрытие жертвы, орудием преступления мог быть тесак, какой используют мясники, работающие на скотобойне. Совершение убийства в непосредственной близости от одной из таких скотобоен также наводило на мысль о том, что убийца – из числа лиц этой профессии. В таком случае, он легко мог бы остаться незамеченным в толпе на Уайтчепел-роуд, даже будучи окровавленным с ног до головы.

И первыми под подозрение, как уже было сказано, попали мясники, которые в ночь убийства на соседней Уинтроп-стрит освежевали лошадиные туши (их на место преступления привело обычное человеческое любопытство). После того как тело увезли в морг, эти люди вернулись к своему занятию, за которым их и застали констебли из отдела «J». Лошадиные туши, подвешенные на крючья под потолком, к тому времени уже были освобождены от кожи, и трое мясников сели передохнуть в своих окровавленных фартуках. Они дымили папиросами во дворе скотобойни и шумно, смеясь, разговаривали, но при виде полисменов тотчас замолкли. И улыбки пропали с их лиц…

Все трое были препровождены в полицейский участок на Коммерческой улице, где инспектор Спрэтлинг несколько часов подряд допрашивал их, – каждого по отдельности и всех вместе. Однако эти допросы ни к чему не привели. Ни один из тех троих так и не признался в убийстве женщины. Затем список подозреваемых был расширен – в него попали вообще все мясники, осуществляющие свою, – к слову сказать, малопочтенную и старательно не замечаемую обществом, – деятельность в районе Уайтчепел. И пока инспекторы на Коммерческой улице допрашивали этих людей, детективы-констебли обходили публичные дома и известных им уличных женщин, которые могли что-то знать или видеть в ночь убийства.

Опрос проституток, работающих по ночам на темных улочках и в многочисленных проходах Уайтчепела, дал первые результаты. У полиции появился подозреваемый – некий мужчина, которого эти женщины знали только по его прозвищу «Кожаный фартук».

– Этот «Кожаный фартук» отнял у меня деньги, – жаловалась полисмену одна женщина.

– Он избил и ограбил меня, – со слезами на глазах говорила ее товарка и показывала выбитые передние зубы. – Я уверена, что и теперь это его рук дело…

– Как выглядит этот человек? Вы сможете описать его внешность? – расспрашивал их детектив-констебль.

Вскоре был составлен портрет подозреваемого – бородач, похожий на еврея. Эта информация, несмотря на то, что ее велено было никому не разглашать, тотчас же стала достоянием общественности, – благодаря проворным лондонским журналистам, падким на сенсации, которые наблюдали за полисменами и вслед за ними опрашивали свидетелей.

В начале сентября 1888 года лондонские газеты пестрели заголовками о «Кожаном фартуке».

***

В те дни в районе Спиталфилдс, что непосредственно граничит с Уайтчепелом, появился некий господин лет сорока пяти на вид, весьма примечательной внешности – с усами и бакенбардами. В воскресенье днем он вошел в паб «Британия» и заказал у бармена пинту пива. После чего, сев за столик у окна, развернул принесенную с собой газету и принялся читать статью, посвященную убийствам женщин в Уайтчепеле, при этом мелкими глотками потягивая пиво из кружки и успевая к тому же неприметно оглядываться по сторонам. Умение делать одновременно сразу несколько дел было непременным атрибутом профессии этого посетителя питейного заведения. Ведь он был сыщиком…

Когда стало ясно, что детективы на местах не справляются с задачей поимки преступника, из Скотланд-Ярда им на помощь был отправлен инспектор Фредерик Абберлайн. Этот человек неслучайно получил прозвище «Ист-эндер». К осени 1888 года он служил в полиции уже двадцать пять лет. С 1873 года и до недавнего времени был инспектором в Уайтчепеле, а потому этот район и прилегающие к нему территории знал, как свои пять пальцев. В декабре прошлого года инспектор Абберлайн пошел на повышение – в центральный аппарат лондонской полиции – Скотланд-Ярд.

В начале сентября 1888 года он снова появился на своей старой территории и в этот час в пабе «Британия» поджидал своего информатора. Тот вскоре появился, и тогда инспектор Абберлайн отложил в сторону газету и подал знак бармену, чтобы принесли еще одну пинту пива…

Неизвестно, о чем бывший инспектор Уайтчепела говорил со своим агентом, только тот все время отрицательно качал головой, а потом, даже не притронувшись к принесенной барменом кружке пива, быстро покинул паб. Абберлайн, проводив его взглядом, задумался…

***

За соседним столом в то же самое время сидела весьма приметная группа, состоящая из двух мужчин и двух женщин, которые шумно разговаривали, привлекая внимание остальных посетителей паба. Потом одна из тех женщин, – с косынкой и шарфом на шее, – вдруг поднялась из-за стола и влепила звонкую пощечину своей товарке. Та не замедлила с ответом и сжатой в кулак рукой ударила обидчицу прямиком в лоб. Завязалась потасовка, и, прежде чем мужчины разняли дерущихся, те обменялись еще ударами, один из которых достиг своей цели. Женщина, сбитая с ног, упала возле стола. Мужчины, тем временем, оттащили от нее другую. Та еще продолжала выкрикивать грубые ругательства на лондонском просторечии, когда ухажер выводил ее из паба на улицу.

Народ столпился возле стола, где упала женщина. Тем временем, Абберлайн, не вмешиваясь в происходящее, покинул паб. Однако, кроме него, еще одна пара темных глаз наблюдала за этой сценой. Некий молодой человек, потягивая имбирное пиво из бутылки, сидел в темном углу, откуда все пространство паба ему было видно как на ладони, – он проводил взглядом уходящего инспектора из Скотланд-Ярда, потом долго не спускал глаз с лежащей на полу женщины, которой оказывали помощь. Когда она встала, у нее появился след от удара на виске и кровоподтеки на груди. Эта женщина, поднимаясь на ноги, закашлялась, как если бы страдала от чахотки. И, в самом деле, длительные ночные прогулки по Лондону с его прохладным и влажным климатом сыграли с ней злую шутку. Она уже умирала от быстро прогрессирующей болезни легких и воспаления оболочек головного мозга…

Эта женщина была известна в округе под прозвищем «Мрачная Энни». Некогда она жила в Виндзоре, где ее муж Джон Чепмен служил кучером в одном благородном доме. Однако потом муж запил горькую, и она ушла к другому мужчине, – тому, который теперь помог ей подняться на ноги. Этого человека звали Эдвард Стэнли, – вместе они уехали в Лондон, где, как думала Энни, любовник озолотит ее. Но вскоре выяснилось, – тот, кто выдавал себя за военнослужащего, имеющего пенсию, оказался на поверку простым помощником каменщика и жил не в респектабельном Вест-Энде, а среди трущоб Уайтчепела. Ко всему прочему, он был женат. Впоследствии Энни часто проклинала себя за этот поступок, но было уже поздно. Муж не простил жену, но, тем не менее, она стабильно каждую неделю получала от него по десять шиллингов, – вкупе с крохотным бизнесом по продаже цветов и вязанием вещей, – ей на жизнь хватало. Вскоре, однако, муж умер, и в жизни Энни настали трудные времена. В Лондоне она сожительствовала с другим мужчиной, который тотчас же, когда прекратились денежные переводы, ее бросил. Потом она снова повстречала Тэда Стэнли, и они стали проводить вместе выходные. Он оплачивал ее проживание в ночлежном доме на Дорсет-стрит, куда теперь они вдвоем направлялись. Стычка с соперницей, видно, не прошла без последствий для «мрачной Энни». Тэд Стэнли держал ее под руку, помогая идти. За ними на некотором отдалении следовал молодой мужчина в темном пальто и шляпе охотника за оленями.

Пересекая улицу, он наткнулся на девушку лет двадцати пяти на вид, – миловидную белокурую ирландку, которая носила белый передник. Взглянув на нее, он смущенно потупился. Она же на него не обратила внимания, продолжая свой путь – к пабу «Британия»…

***

Прошло несколько дней. После похорон Мэри Энн Николз, казалось, все улеглось, хотя убийца так и не был найден. Не принесли результата и поиски так называемого «Кожаного фартука». Слишком много людей по роду своих занятий так или иначе должны были носить такой фартук, и это мог быть кто угодно. Например, Джон Ричардсон, грузчик на рынке, проживающий в районе Спиталфилдс на Джон-стрит.

8 сентября, без четверти пять утра, когда уже было достаточно светло, Джон вошел в дом по адресу: Хэнбери-стрит, 29, – помещения на первых двух этажах этого дома его мать Амелия Ричардсон сдавала внаем постояльцам. Всякое утро по пути на рынок он заходил проверить подвал, где размещалась их семейная мастерская по производству деревянных ящиков. (Это вошло у него в привычку, – с тех пор, как однажды кто-то оттуда вынес все инструменты).

Двери этого дома никогда не закрывались на ключ. Подняв защелку входной двери, Джон Ричардсон прошел через коридор к той, что вела на задний двор. Три ступеньки спускались в этот двор, обнесенный деревянным забором высотой в 5 футов и местами мощеный камнем. Во дворе был водопроводный кран, рядом с которым на камнях в то утро 8 сентября лежал недавно вымытый кожаный фартук…

Джон Ричардсон остановился на пороге и первым делом взглянул в сторону подвала, чтобы убедиться в целостности замка на двери, ведущей в мастерскую. Потом он хотел, было, уже продолжить свой путь на рынок Спиталфилдс, когда вспомнил, что нужно починить обувь, – и тогда сел на среднюю ступень крохотного крылечка и, вытащив из кармана столовый нож, принялся за дело…

Впоследствии Джон Ричардсон говорил коронеру, что он не более пары минут пробыл на заднем дворе дома по Хэнбери-стрит,29, и ничего не попалось ему на глаза подозрительного. Минут через пять он уже подходил к рынку района Спиталфилдс, у ворот которого должен был встретиться со странной парочкой. Женщина средних лет и молодой мужчина в шляпе охотника за оленями. Не обратив на них внимания, он скрылся за воротами. А те двое заторопились в том направлении, откуда пришел Ричардсон…

5:30

Лестничная площадка и задний двор на Хэнбэри-стрит, 29, – дома, двери которого никогда не закрывались, зачастую служили укромным уголком для уличных женщин, – туда они приводили мужчин – для оказания своих услуг.

В то утро, 8 сентября 1888 года, Энни Чепмен, она же «мрачная Энни», пришла сюда со своим последним клиентом.

– И вам здесь нравится? – прошептал мужчина ей на ухо, когда они сошли со ступенек во двор.

– Нет, – вздохнула женщина. И это было последнее слово, которое Энни Чепмен произнесла в своей жизни. В следующий миг мужчина схватил ее за подбородок, нажимая на челюсть. Она не успела издать ни звука, когда, потеряв сознание, рухнула прямиком на забор.

Он перетащил ее к ступеням крыльца и, думая, что она мертва, выхватил нож с длинным лезвием и одним ударом разрезал ей горло, – слева направо, от одного уха до другого. Но вдруг женщина открыла глаза и машинально схватилась руками за шею, из которой хлынула кровь, брызнув на забор и стену дома. Встретившись с ее глазами, убийца попятился назад. Но через мгновение он уже вновь овладел собой и, взглянув на свой окровавленный нож, снова приступил с ним к своей жертве…

В тот миг, когда она открыла глаза, убийца испытал чувство страха, граничащего с ужасом. В его воспаленном сознании промелькнула мысль, что, только отрезав голову, можно убить ее. И он даже попытался это сделать, нанеся два удара по шее женщины, а потом заметил, что она мертва. Ее окровавленное сильно опухшее лицо с высунутым меж зубами языком не выражало признаков жизни.

Тогда, тяжело дыша, – от волнения и спешки, – он вспорол ей живот и принялся вынимать внутренности. В конце концов, добрался до утробы… Некоторое время он держал в руках разорванный кишечник, потом положил его над правым плечом своей жертвы, а желудок – над ее левым плечом. О чем же он думал при этом? О том ли, как отвратительно устроен человек изнутри? Или как он похож на прочих животных, которых сам же употребляет в пищу? Матку убитой он прихватил с собой, запихнув этот орган в карман своего пальто…

Вскрывая брюшную полость жертвы, убийца порядочно перепачкался в ее крови, а потому спешил убраться с места преступления. Однако до конца он сохранил контроль над своими действиями, – тихо ступая по коридору и осторожно затворив за собой входную дверь, покинул дом на Хэнбэри-стрит, 29.

5:45

Пробили часы церкви района Спиталфилдс…

Джон Дэвис, извозчик на рынке Леденхолл, который вместе с женой и тремя сыновьями снимал первую комнату на третьем этаже дома, что на Хэнбери-стрит, 29, был первым, кто в ту субботу вышел во двор. Он открыл дверь и тотчас же увидел женщину, находящуюся между каменными ступенями и деревянным забором. Она лежала на спине ногами к дровяному сараю, ее голова была повернута в сторону дома, а одежда задрана до пояса. Зрелище произвело на мужчину неизгладимое впечатление. Он не стал спускаться во двор, а вышел через входную дверь на улицу и потрясенным голосом прокричал:

– Люди, идите сюда!

Его крик привлек внимание двоих мастеровых, которые тотчас подошли узнать, в чем дело. Дэвис привел их во двор, – лицезрение внутренностей, которыми было обложено тело женщины, никого не оставило бы равнодушным! Оба были потрясены, одного вывернуло наизнанку…

6:10

Инспектор Джозеф Чендлер из отдела с литерой «H» в то утро дежурил на Коммерческой улице, когда заметил нескольких человек, выбежавших на угол Хэнбери-стрит. Он понял, что-то случилось, и подозвал их.

– Еще одну женщину убили! – подбегая, сообщил один из них.

– Где? – помрачнев, осведомился инспектор Чендлер. Он шел следом за мастеровыми и проклинал свою судьбу за то, что очередное убийство случилось именно во время его дежурства. Оказавшись на заднем дворе дома, что на Хэнбери-стрит, 29, он увидел все то же отвратительное зрелище выпотрошенных останков женщины…

Весть о новом убийстве быстро разлетелась по округе. В коридоре уже началось столпотворение…

Инспектор Чендлер, тем временем, послал одного из мастеровых за полицейским врачом, мистером Филлипсом, а другого – в полицейский участок за каретой «Скорой помощи». Когда прибыли полицейские, он с их помощью очистил коридор от толпы и потребовал, чтобы тело никто не трогал. Лицезрение выпотрошенного трупа не доставляло ему удовольствия, а потому, пройдя по округе, он раздобыл несколько мешковин, чтобы прикрыть тело до прихода врача…

В половине седьмого утра на месте преступления появился доктор Джордж Филлипс, который, осмотрев тело, констатировал смерть, что и так было слишком очевидно, и велел отвезти его в морг работного дома Уайтчепела. После чего на глазах у взволнованной публики со двора вынесли потрепанные останки женщины и погрузили их на тележку «Скорой помощи», которая отправилась на восток по Хэнбери-Стрит, а затем повернула направо на Брик-лейн.

***