Тугие струи воды покалывали кожу, пар наполнял ванную, и под ногами ощущалась гладкая поверхность поддона душевой кабины. Горячая вода прогоняла туман и морок из головы, и Матвей стоял и стоял под шумящими струями, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями.
Дело в том, что он совершенно не помнил, где провел последний месяц. Не помнил, откуда у него на ногах длинные шрамы, откуда следы ожогов на запястьях и почему сорван ноготь на большом пальце правой стопы.
Как только он пытался вызвать в памяти хоть какие-то события из пролетевших четырех недель, сознание подбрасывало темные кусты, лесные непроходимые тропки и кровавую трапезу из пойманных животных.
Матвею мерещилась растерзанная туша кабанчика, виделось, как он ест мясо, разрывая его на части клыками, как потом бредет по лесу, неприкаянный, дикий и совершенно свободный.
По всему выходило, что последний месяц он провел в облике медведя. Но вот почему он стал зверем, почему решился натянуть на себя дедовский плащ и с кем собирался воевать – понимания не было. Полный, полнейший провал в памяти, и вспомнить не удавалось ничего.
Ровным счетом ничего.
Поэтому Матвей продолжал стоять в душе, таращась на свои ноги, и временами ему вдруг начинало казаться, что его пальцы превращаются в длинные острые когти, а на зубах ощущается вкус крови. И тогда наваливалась слабость и тошнота.
Из двух последних месяцев жизни Матвей помнил только нынешний вечер. Он вышел из темного леса – это без сомнений. Хорошо знакомая грунтовая дорожка провела его мимо кладбища Невинно убиенных в городок, к парку. Матвей сразу услышал голос Снежаны, узнал его и бросился на помощь. Еле сдержался, чтобы не изувечить двух наглых парней, напавших на девушку, узнал Костю – дальнего-предальнего родственника Совинских. Пообещал и ему навалять, если выкинет какую-нибудь глупость. После отвез Снежану домой – и в голове не было ни одной мысли, ни одного дельного предложения. Так и шел молча впереди девушки, ощущая ее растерянность и страх.
Вернулся домой и вот стоит под душем, уставший, голодный, разбитый.
Что делать дальше? Позвонить Мирославе? Что она делала весь этот месяц?
Но Мирослава со своим Марьяном. Как только Матвей подумал об этом, сердце кольнула привычная боль. Словно острый кинжал пронзил кожу, разорвал мышцы и добрался до сплетения нервов.
Только сейчас Матвей понял, как ему не хватало этой девчонки с карими, слегка раскосыми глазами. Не хватало ее улыбки и крошечной ямочки на щеке – эта ямочка появлялась, только когда Мирослава улыбалась слегка, лишь самую малость. Слабая улыбка, маленькая ямочка, белые зубы.
Не хватало ее колких слов, заразительного смеха, храброй уверенности в собственных силах.
Что бы сказала ему девчонка?
– Если ты был в лесу, значит, мавка Руська в курсе, ее и надо спросить, – услышал он словно наяву насмешливый голос Мирославы.
Матвей вздохнул, очередной раз подставляя голову под бешеные струи горячей воды. Это была дельная мысль, так и следовало поступить: снова отправиться в лес и поинтересоваться у Руськи, что с ним произошло. Но не прямо сейчас, потому что сейчас Матвей ощущал чудовищную усталость и пустоту. Словно его родной дом стал невероятно огромным и холодным, и никакая горячая вода не могла прогнать этот холод и неприкаянность.
В приоткрытую дверь ванной прокрался Скарбник. Котяра, кажется, стал еще больше и жирнее. Соседи небось, глядя на него, думают, что это какая-то помесь пантеры с рысью. Желтые наглые глаза горят, точно фонари, черный хвост тянется вверх, лапы ступают мягко, неслышно.
А когда Скарбник заговорил, Матвей вообще чуть не упал от неожиданности – вовремя схватился за стену, чтобы удержать равновесие, – настолько он отвык за последний месяц от говорящих котов.
– К тебе пришла девочка, Ведьмак, – бархатным голосом сообщил Скарбник. – С длинной косой и большими глазами. Красивая девочка, гораздо красивее твоей Новицкой.
– Кто пришел? – переспросил Матвей, выключая воду.
– Сестра твоей Мирославы явилась на ночь глядя. Она ошивалась около дома почти каждый день и, если бы я не стерег ворота, пробралась бы сюда и что-нибудь стянула.
Снежана? Он же отвез ее домой. Что опять случилось?
Наскоро натянув шорты и футболку на еще влажное тело, – так приятно было чувствовать себя чистым и в одежде! – Матвей вышел во двор. Он сразу увидел невысокую фигурку Снежаны. Девчонка стояла у ворот, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
– Ты чего? – грубовато проговорил Матвей, едва подавляя вздох.
– Я… не могу… просто, понимаешь… – еле слышно забормотала Снежана и перебросила за спину длинную косу.
– Ладно, заходи.
Не разбираться же со всем этим на улице в ночной темени.
И Снежанка зашла к нему в дом.
У Снежаны действительно были большие и печальные глаза. Такие нежные, чайного цвета, обрамленные длинными ресницами. Но девчонка постоянно прятала их, опуская долу, словно плиточный пол кухни был разрисован каким-то необыкновенно интересным узором и она его старалась рассмотреть.
– Ты боишься темноты? – Ему наконец удалось разобрать невнятное бормотание Снежаны.
– После… После ангара этого и Луши… Я не могу…
– Тогда оставайся у меня, ты же все-таки сестра Мирославы. На втором этаже справа есть маленькая комнатка, Мирослава спала в ней, когда ночевала у меня. Можешь устроиться там. Я тоже пойду спать, устал.
Говорить больше ни о чем не хотелось. Матвей проводил взглядом невысокую фигурку Снежаны и удалился в гостиную. Глянул на старую фотографию прадеда и его братьев – фотка все так же стояла на маленьком круглом столике – и растянулся на диване.
Ну что же, дед. Те, кто желал смерти тебе и твоим предкам, теперь сами покоятся на кладбище. И это не кладбище Невинно убиенных. Лушу и его братьев закопали в лесу, недалеко от ведьмацкой хижины, и теперь лишь Чугайстер – хранитель их могил. Лишь он отвечает за то, чтобы из этих гробов не восстала нечисть.
Маленький городок может спать спокойно, потому что страшная ведьма, терроризировавшая его жителей, и тот, кто вызвал ее на свет Божий, оба лежат в могилах под темной землей, погребенные с проведением особого обряда, придавленные мраморными плитами. Ни кресты, ни венки, ни памятники не украшают их могилы.
Ведьмы подлежат забвению, и кланы Варты об этом позаботились.
– Ничто не должно восстать из этих могил, – проговорил Жнец Варты, Марьян Вивчар, кидая комья земли на опущенные в яму гробы.
И все Вартовые повторили его слова, бросая каждый по горсти черной влажной земли.
И Матвей, и Мирослава – оба были там, на обряде.
Были там и старшие братья Луши – отец и дядя погибших, Микола и Даниил, – оба угрюмые, темные, молчаливые. Они не кинули землю на гробы и не смотрели в глаза никому из Вартовых. Ни слова не сорвалось с их сомкнутых уст, а после, поговаривали, оба и вовсе уехали из городка.
Куда они подались и зачем, этого Матвей не знал и знать не хотел. Не он начал эту войну, и не его вина, что пришлось сражаться со всеми братьями Лушами. В живых вроде бы остался только младший, но он наверняка уехал со своим отцом и братом.
Несмотря на чудовищную усталость, уснуть удалось не сразу. И весь остаток ночи Матвею снился черный лес и его одолевала страшная тревога. Он брел и брел по непроходимым тропкам, ломился сквозь колючие кусты, преодолевал мелкие ручьи, ощущая ледяную быструю воду подушечками громадных медвежьих лап, и в душе клубилось ощущение непоправимого.
Что-то произошло.
Что-то случилось.
Но вот что?
Утром он проснулся от того, что на кухне лилась вода и слышалось шкварчание масла на сковородке.
Матвей уже и забыл, когда просыпался от этих звуков, – со смерти прадеда прошло уже много времени. Он вскочил, взъерошил отросшие волосы и босиком выскочил на кухню, теряясь в догадках, кто же это хозяйничает у него в доме. Неужто Скарбник подвизался в роли домохозяйки? Хорошо бы, хоть какая-то польза от зверюги.
На кухне Снежанка пекла блинчики.
Матвей уставился на маленький коричневый заварной чайник, который не видел лет десять, – наверное, со смерти родителей, – перевел взгляд на большое блюдо, где высилась стопка тонких кружевных блинчиков, на чашку с вареньем и немного растерялся. Пахло восхитительно.
– Я заварила себе чай, – осторожно и немного виновато проговорила Снежана, оборачиваясь. Она стояла у плиты и орудовала деревянной лопаткой. – Я не пью кофе.
– Конечно, – пробормотал Матвей, не зная, что сказать еще.
– Садись, ешь. Сегодня суббота, мне не надо в школу. Поэтому вот решила немного постряпать. Ты был такой усталый вчера.
Матвей сел за стол, налил себе чаю – совершенно машинально, просто чайник был под рукой, – и откусил первый блинчик, обмакнув его предварительно в варенье.
Как давно он не ел блинчиков!
Мирослава такую еду не одобряет, она не понимает «жареного теста». Мол, что за еда? Неполезно, лишь растолстеешь и станешь большим и неповоротливым. Поэтому в те дни, когда Мирослава приходила в гости, Матвей готовил овощи, картошку и делал салаты. Лишь иногда варились макароны к сосискам.
– Очень вкусно, – проговорил Матвей и потянулся за новым блинчиком. – Ты потрясающе готовишь.
Снежанка заулыбалась так, словно ей только что присудили награду «Мастер-шеф», ловко перевернула очередной блинчик – еле заметное движение, и кружевной кругляш лег ровно на серединку сковородки, – и сказала, что это несложно и ничего особенного в этом нет.
– Я вот не умею готовить такие дырчатые блины, – заметил Матвей. – У меня они получаются вообще без дырочек, хотя я и добавляю соду.
Снежана тут же пустилась в пояснения, но Матвей слушал вполуха. А когда девчонка наконец замолчала, спросил:
– Что тебя так испугало в доме пани Святославы?
Снежанка нахмурилась, моргнула своими удивительными чайными глазами и принялась объяснять. Говорила она грустно, много и долго, постоянно вставляя «и вот», «знаешь», «получается» и прочие ненужные слова.
– Не могу находиться в темноте, и все, – закончила наконец длинную речь Снежана. – Сразу страшно, сразу вспоминаю этого… Ну ты понял, да? Этого ужасного нашего классного, Лушу. И вот… Я его вспоминаю и цепенею от ужаса. И я не смогла вчера… Просто не смогла, и все. Знаешь, там такая темень стояла в доме пани Святославы, что я чуть не померла от страха…
– А у меня тебе не было страшно? – поинтересовался Матвей, не переставая поедать блины.
– Так у тебя всюду ночники горят, у тебя не бывает полностью темно, – резонно заметила Снежана.
– Точно.
Матвей и сам боялся темноты и одиночества, если уж говорить начистоту. Мирослава была для него спасением, просто невероятной удачей. А теперь она в Старом городе, а он тут один – страшный и ужасный Ведьмак, который и шагу в собственном доме не может ступить без того, чтобы не зажечь ночники.
– Тогда приходи ко мне когда захочешь, – неожиданно для себя сказал Матвей. – Если тебе тут не страшно, можешь ночевать когда угодно.
Снежана вдруг зарделась и отвернулась к сковородке, словно Матвей не ночевку ей предложил, а обручальное кольцо как минимум. Сказала, что будет приходить и может для него готовить. Что он любит есть?
Вспомнились вдруг развороченные внутренности кабанчика, и Матвея чуть не вывернуло. Он залпом выпил полкружки чая, не замечая, какой тот горячий, потом буркнул, что блинчики очень даже хороши. И еще бананы и йогурт.
– Ты прямо как Мирослава. Вы оба питаетесь ненастоящей едой. Может, борща сварить?
– Только без мяса, – устало сказал Матвей, понимая, что не сможет проглотить ни одного мясного кусочка.
– Хорошо.
– Продукты я сам куплю сегодня.
– Я тоже могу купить, деньги у меня есть. Пани Святослава дает столько, сколько надо.
– Ну, значит, с голоду мы не умрем, – невесело усмехнулся Матвей.
Хозяйственная Снежана, прежде чем уйти, перемыла всю посуду, вытерла и убрала в шкаф. И Матвей остался один на своей уютной и абсолютно чистой кухне. Сидел за столом и допивал очередную кружку чаю. Какое-то время тишина и покой невероятно радовали, но после вспомнился вчерашний вечер, и Матвей закатал клетчатые пижамные штанины, рассматривая странные шрамы на ногах. Они успели зажить, но один все еще выглядел воспаленным. Длинные, сантиметра на четыре, полосы, расположенные на обеих голенях. Откуда они? Он сражался с кем-то, будучи медведем? Откуда эти круглые ожоги на запястьях, похожие на неровные монеты? Что с ним произошло?
– Где ты был все это время? – промурлыкал Скарбник, появляясь на кухне.
– Не помню. – Ответ сорвался быстрее, чем Матвей успел подумать, стоит ли откровенничать с домашним хранителем.
– Ну, если ты, милый, не помнишь, где был в последние три недели, значит, ты проводил время в облике медведя. Ты был зверем, понимаешь?
– Догадался уже, потрясающий ты мой подсказчик. Но то, прошлое, сражение я помню очень хорошо. И как убивал ведьму, и как надевал и снимал дедовский плащ – все эти события я не забыл. Так почему сейчас все как в тумане?
– Этого я не знаю. Это ты сам должен понять, Ведьмак, – равнодушно сказал Скарбник и свернулся под столом громадным клубком.
Больше Скарбник ни о чем не говорил, да и Матвей не рвался беседовать с котом.
О проекте
О подписке