Глава 4

С появлением на свет Мусы 11 апреля стало самой важной датой для семьи Алиевых. На следующий год первый день рождения отметили торжественно и с почестями. Мирза Махмуд зарезал быка, приготовили море угощений, пригласили знатных и уважаемых людей. Не забыли и про бедняков. Приехал даже брат Мамедтаги из Петербурга с подарками и гостинцами. Это пополнение в семье Алиевых, кажется, собиралось стать самым значимым для всего рода.

Мамедтаги осторожно надел цепочку с крупным кулоном, на котором красовалась голова дракона, на шею маленького Мусы.

– Дракон испокон веков считался символом удачной жизни и долголетия. Правда, у нас в Шемахе религиозность очень сильна, поэтому такие символы считаются богохульством. Как в Мекке бросают камни в шайтана, так и упоминание дракона считается чуть ли не оскорблением. Хотя если шайтан – религиозный образ, то дракон – явление мифическое, волшебное и сказочное.

Поцеловав в лоб Мусу, добавил:

– Этот талисман будет оберегать его от негативной энергии, бед и несчастий, а также будет способствовать глубокомыслию и хранению полученных знаний в памяти.

В тот день братья долго беседовали. Первым делом Мирза Махмуд рассказал брату обо всём, происходящем в Азербайджане. Азербайджанская нефть по доле экспорта превзошла американскую и поднялась на первую ступень. Недавно в Баку начали действовать кинотеатр «Азербайджан», церковь Святых Жён-Мироносиц, мельница братьев Скобелевых, а в Шамкире – лютеранская церковь. Но основной темой беседы было продолжающееся движение Мешруте в Тебризе. Братья знали, что народ живёт под гнётом, северный Азербайджан был под властью Российской империи, а южный – под игом Иранской империи. В такое время при сильной управленческой царской власти в северном Азербайджане распространение просветительских идей было возможным и полезным. Братья не видели пока путей для революционного движения в каком-то национальном аспекте. Но бунт азербайджанцев, достижения Саттархана в Иране, где властвующий шахский режим не имел сильных опор, придавал братьям моральных сил. Маленький Муса принёс удачу своим рождением. В прошлом году, когда он появился на свет, нападение шахских войск численностью сорок тысяч человек завершилось поражением, а позиции Саттархана и его правой руки Багирхана ещё больше укрепились.

Мамедтаги, будучи тесно связанным с политикой, несмотря на такие радостные вести, не скрывал и своих сомнений и опасений.

– Дорогой брат, свобода южного Азербайджана – это не наше внутреннее дело, знай это. Прежде всего Российская империя, властвующая в одной части разделённого Азербайджана, не будет в восторге от освобождения неподвластной ему части. Так как никто не может гарантировать, что происходящее на юге не станет основой для революционного настроения на севере. А ещё большая угроза исходит от Англии. Я информирован, о чём пишет и какие распоряжения даёт в письмах министр иностранных дел англичан Эдвард Грей своему послу в Иране Джорджу Барклаю. Англичане ни под каким предлогом не согласятся на появление мусульманского государства на Кавказе.

1909-й год предвещал быть годом, насыщенным событиями. К беседующим братьям присоединились также женщины: Набат-ханум и Сафура-ханум. Набат-ханум в последнее время увлеклась чтением, полюбила писать и всё время просила Мирзу Махмуда покупать разные книги. Она попросила Мамедтаги рассказать об услышанных новшествах. Мамедтаги оповестил, что впервые в мире людям, ушедшим с работы по старости, полагаются ежемесячные выплаты: в Британии вводилась система выплаты пенсий.

Мирза Махмуд забеспокоился:

– И что это значит? Англичане с ума сошли? Я что, буду платить зарплату своему конюху, садовнику, повару, няне после того, как они состарятся и уйдут от меня, до самой их смерти? Разве так можно?

Мамедтаги успокоил брата: это касается только работающих на госслужбах, а ты торговец. И добавил: мол, нам до англичан далеко, такое у нас возможно лет через двадцать-тридцать.

И ещё Мамедтаги рассказал о нескольких событиях, происходивших в тот период. В Америке Уильям Тафт сменил на посту президента Теодора Рузвельта. После поражения турков в балканской войне был подписан мирный договор между ними и русскими. В Османской империи начались розни, движение под названием «Младотурки» стремилось свергнуть с престола проигравшего войну султана. Мамедтаги уверил всех, что в ближайшие месяцы и османский султан Абдул-Хамид Второй, и иранский шах Мамедали будут свергнуты. Беседа была настолько интересной, что, если бы слуга не позвал их к столу, они ещё долго сидели бы.

Столы накрывали в этом доме обильные. И на этот раз сели за стол со множеством угощений. Гости не скупились на похвалы повару, приготовившему кебаб, который ели с удовольствием, не скрывая своего негодования по поводу того, что лишены этого блюда в Санкт-Петербурге. Отдельно подали ароматный чай, заваренный в огромном самоваре.

Муса, которому исполнился год, уже начал ходить. Все понимали, что он будет отличаться от других детей. Он был мальчиком спокойным, красивым, с вьющимися волосами, большими карими глазами. Он мог часами играть сам с собой. Разговор вновь вернулся к ребёнку: дяде было интересно, каким его будущее представляет отец.

Тот сказал:

– В Ашхабаде наладил свои торговые дела. Там могу заработать намного больше, чем здесь. Уже сколько времени подумываю переехать, но из-за беременности Набат ждал. Думал, дорога может её утомить и потом смена климата, воды – негативно повлиять. Думал, после рождения ребёнка переедем в Ашхабад. Прошедший год оказался достаточно насыщенным. Полагаю, в следующем месяце направимся в Ашхабад. Там отличные русскоязычные школы, найму и учителей. Хотел бы, чтобы он стал врачом, но, наверное, дядя пожелает, чтобы племянник продолжил его путь и стал политиком.

Мирза Махмуд ждал подтверждения от брата, но случилось обратное. Мамедтаги, покачав головой, сказал:

– Политика – очень грязное дело, брат. Там в основном правый оказывается виноватым. А врачом может стать каждый. Я хотел бы видеть Мусу деятелем науки. Сейчас очень много новых наук, в будущем их представители не останутся без хлеба. Создай условия для получения образования, но не приковывай своими условиями. Пусть сам выберет. Свободная птица всегда счастливее птицы в золотой клетке.

Мамедтаги приехал в Шемаху со своей семьёй. Его четырёхлетняя дочь Сона играла с Мусой, отец подозвал её к себе.

– Дядя Мирза Махмуд, спроси у моей Соны, кем она хочет стать, когда вырастет.

Мирза Махмуд обнял племянницу и, поцеловав в голову со словами «пусть Аллах бережёт» спросил:

– Кем станет Сона-ханум, когда вырастет?

Сона, став смирно, отчеканила громким голосом:

– Сона Мамедтаги кызы Алиева станет врачом. Терапевтом.

Её ответ вызвал улыбки на лицах окружающих.

В тот день, 11 апреля 1909 года, было непривычно для этого времени года душно, слугам не хватало льда для напитков гостей. После полудня со стороны гор подул лёгкий прохладный ветерок, спасая от жары не только тело, но и душу.

Глава 5

Долго ворочался в постели, несколько раз с правого на левый бок переворачивался.

Такого с Назимом никогда не случалось. Мрачный, отчаявшийся – как ни старался, он не мог угомониться. Столько нерешённых проблем оставил в Азербайджане. Безработица, беда, случившаяся с родителями, несчастье сестры Сельмы, друг Шакир из-за него настрадался – всё это надо было решать, а он просто сбежал. «Вот приду в себя – хотя сколько это займёт времени, хоть приблизительно! – обязательно вернусь и решу всё». За шесть месяцев эта мысль то вихрем проносилась в голове, то давала о себе знать слабыми отголосками. Главное же было в самом присутствии этой мысли, которая проходила красной нитью через его жизнь. Но в эту ночь он будто упал в ужасную бездну.

Чувствовал удушье. Трудно было дышать, не хватало воздуха. Встал, открыл окно. В комнату ворвался прохладный ветер. Он с жадностью дышал свежим воздухом.

Взял телефон с подоконника. Был второй час, значит, в Азербайджане – уже третий. Хотел позвонить Зарнишан, но, учитывая время, понял, что, скорее всего, она уже спит. А если даже и не спит, ответила бы она ему? Ни в коем случае не ответила бы. Своим сообщением она поставила точку. После длинного сообщения написала ещё одно, короткое, и сожгла все мосты. «Знаю, у тебя кто-то появился, а то ты так не поступил бы».

Не могли ей донести. Кому было бы интересно рассказать ей про его шуры-муры с Любой. Наверное, просто почувствовала. У женщин интуиция сильная. Если она догадывается, значит, всё. Никакими мольбами не вернуть её обратно. Надо было послать деньги, доказать, что он думает о семье, принадлежит только им. Только деньги могли восстановить обрушенные им же моральные мосты.

«Я завяла, подобно цветку…»

В самом деле он стал причиной того, что манящий ароматом и красотой цветок завял. Мужики – убийцы женщин!

Нервно бросил телефон на комод.

Ощупал стену и включил свет. От ярко вспыхнувшей лампочки прищурил глаза, долго протирал их, пока не привык. Прошёл на кухню, тоже включил свет. Открыл холодильник. На глаза попалась бутылка водки, из которой выпита была всего одна рюмка. Может, позвать Субхана и пить до полного опьянения? Может, выпив эту бутылку, взять вторую, третью и так до утра пить и забыть все невзгоды?

Быстро пришёл в себя, поняв, насколько глупа эта идея. Позвать Субхана, который живёт на шоссе Энтузиастов, в Перхушково пить водку? Жди, прибежит!

Глотнул прямо из горлышка. Горьковато. Поперхнулся на середине, потом затошнило. Открыл кран, глотнул воды.

Из-за голода водка подействовала сразу. В глазах потемнело, голова стала тяжёлой. Вещи на кухне стали двоиться.

Никогда так не пил. Он был не в себе, как будто его подменили. Язык онемел, слова тяжело давались, с трудом выговорил заплетающимся языком:

– Не отвечаете на мои звонки? Считаете меня врагом? Ничего, вы ещё пожалеете!

Он имел в виду не только Зарнишан, а всех – мать, отца, сестру, друзей, всех, с кем испортились отношения. Сперва не догадывался, каким образом заставит их пожалеть, потом с растущим упорством, угрожая, называл имена:

– Ладно, Зарнишан! Ладно, отец! Ладно, мать! Ладно, Сельма! Ладно, Шакир! Я заставлю вас пожалеть, вот увидите!

Потом стал метаться по комнате как угорелый. Кричал, плакал. Бил кулаками о стенку.

– Да, у меня нет денег, да, я бедный. Я признаюсь. И смелости у меня тоже нет, трус я. Значит, я должен умереть? Значит, мне нельзя жить на белом свете?! Ну почему?! Почему?!

Внезапная мысль показалась страшной: самоубийство. Перерезать вены. Почувствовал мурашки по телу.

Вернулся на кухню, выпил до дна всю оставшуюся водку. Зашёл в ванную. Взял лезвие. Открыл воду. Он видел в фильмах, как самоубийцы, перерезав вены, ложились в ванну, наполненную водой, чтобы кровь быстрее вытекала. Поднёс лезвие к вене.

Вот и конец. Значит, он должен был наступить здесь, в чужой стране, в чужих стенах, вдали от родных, которые стали ему врагами. Вот тебе и судьба, написанная на лбу. Невольно дотронулся до лба. Как будто хотел прочитать, что там написано.

Лезвие было ледяным. Приложил к вене правой руки. Тело горело, поэтому холод лезвия чувствовался особенно остро.

Вдруг выскочил из ванной. Оставляя мокрый след, вернулся в комнату, взял телефон и написал сообщение.

«Мне надоело жить, и я решил покончить с собой. Никто не виновен в моей смерти, кроме моей судьбы».

Написал. Бросил телефон туда, откуда взял, будто тот был виновником всех бед.

Цифры выстроились в ряд, покрутились, поменялись местами. Комбинация из цифр три и пять. Он не понимал, какое значение имеют эти цифры.

Потом опять начал кричать. Снова произносил имена, грозился, бил кулаками о стенку. Вернулся в ванную комнату, взял в руки лезвие, прошёлся им по вене, но не хватало смелости ввести глубже. Закрыл глаза. Собрал все силы. Уверял себя, что жизнь для него уже не имеет никакого смысла. Он и так не жилец. Живой труп. В момент, когда собирался вонзить лезвие в вену, перед глазами мелькнули его дети, одинокий дуб в деревне, прочитанное днём объявление о работе, ящики с малиной – не связанные между собой кадры.

Подставил голову под воду, льющуюся из крана. Резко протрезвел. Вспомнил, что цифры, крутящиеся перед глазами, были из объявления в газете.

Вернулся в комнату. Окно осталось открытым. Глотнул свежего прохладного воздуха. Может, пойти поискать тот музей, где сторож требовался?

Он никак не мог понять, как эти цифры захватили его мозг.

Глава 6

Город Ашхабад, построенный на руинах древнего парфянского города Конджигала, разрушенного монголами в XIII веке, располагался на Великом шёлковом пути, с севера которого можно было выйти на Самару и другие русские территории, а с юго-запада – на Иран, и от юго-востока можно было дойти до Хивы. Дома в нём были каменными, а улицы – широкими. История нового поселения началась в 1881 году, когда Российская империя, занявшая эти земли, решила построить большой город и перенести сюда центр своей Закаспийской области. До этого здесь были только фруктовые сады и небольшие глинобитные хижины.

Город был спроектирован с прямыми улицами и одноэтажными домами. Из-за частых землетрясений строить высокие здания посчитали нецелесообразным. Мирза Махмуд удивлялся тому, что жил только в двух из миллионов городов мира, но оба, и Шемаха, и Ашхабад, оказались очагами землетрясений.

В центре города располагались магазины, торговавшие самыми разнообразными товарами. Торговля в основном была сосредоточена в руках армян и частично азербайджанцев. Большую часть населения составляли русские и персы. Поскольку туркмены предпочитали жить в деревнях, их численность в Ашхабаде была невелика. Здесь красовались рестораны с разноцветной рекламой, сады, богатые фруктовыми и декоративными деревьями. Мирза Махмуд купил дом с большим двором. Дом был одноэтажный, но очень большой, с просторным подвалом и резными деревянными перилами, которые придавали особую красоту балконам и лестнице. Во дворе росли фруктовые деревья, стоял круглый деревянный стол со скамейками и был подведён водопроводный кран. Здесь же был и большой бассейн.

Мирза Махмуд, как и в Шемахе, нанял несколько слуг для ведения хозяйства. Они выполняли всю работу по дому. Сам Мирза выходил рано утром и до захода солнца торговал в магазине на улице Кирпичной, покупал у жителей дыни и арбузы, качественный шёлк подешевле и отправлял их на товарных поездах с железнодорожного вокзала в Баку, Иран, Самару. Он часто заходил на почту и никогда не терял связи с братом Мамедтаги. А Набат-ханум была занята воспитанием маленького Мусы.

Муса бегал по комнате и всё ждал момента, чтобы, скрывшись из виду матери, спуститься в подвал. Любопытство манило его в эту часть дома. Конечно, там можно было упасть с лестницы и разбиться, поэтому мать не сводила с него глаз ни на минуту.