Во-вторых, все советские противотанковые мины имели серьезный недостаток – они обладали малой мощностью. При их подрыве наносился ущерб лишь ходовой части танка, причем, как правило, не очень значительный: рвались траки, выбивались катки и т. д., а корпус боевой машины оставался невредимым. В подвижных соединениях вермахта система ремонта была отлажена хорошо, поэтому боевые машины с такими повреждениями вводились в строй относительно быстро. С целью сгладить этот недостаток на некоторых ответственных участках главной полосы минеры в одну лунку ставили сразу две мины или мину усиливали крупнокалиберным снарядом, чтобы при подрыве силу ударной волны увеличить в два-три раза. Но из-за нехватки средств так минировались лишь незначительные участки, и только главной полосы. Поэтому командование Воронежского фронта уже 7 июня 1943 г. потребует от войск обездвиженные немецкие танки обязательно расстреливать до их воспламенения. Однако немецкие танкисты осознавали эту опасность, и в первые дни «Цитадели» экипажи выведенных из строя машин немедленно выбрасывали дымовую шашку в район моторного отделения или просто под днище для имитации горения, что первое время вводило в заблуждение артрасчеты. Кстати, под Курском этот прием широко применялся и в советских танковых частях, в том числе и при налете пикирующих бомбардировщиков и истребителей танков.

Вместе с тем перед Курской оборонительной операцией в распоряжение командиров стрелковых полков 6-й гв. А были выделены подвижные отряды заграждений, в задачу которых входило минирование путей и разрушение мостов на направлении движения танковых групп противника. «Они подчинялись начальнику инженерных войск армии и дивизионным инженерам (дивизионные подвижные отряды заграждения) и взаимодействовали со стрелковыми дивизиями, артиллерийскими, минометными и танковыми частями, – отмечалось в отчете инженерных войск фронта. – Каждому отряду нарезалась своя полоса действия. Командиры инженерных батальонов поддерживали непрерывную связь с войсками»^[90].

В состав фронтового противотанкового резерва были включены – один батальон инженерного заграждения (биз) и три инженерно-саперных батальона (исб):

1. 209-й биз (3000 птм, 3 автомашины и 10 подвод) находился в селе Орловка и был нацелен на Обоянское направление (полоса 6-й гв. А, затем 1-й ТА);

2. 109-й исб (3500 птм, 500 ппм, 300 кг взрывчатых веществ, 5 автомашин, 10 подвод) базировался на ст. Прохоровка и прикрывал Прохоровское направление (6-я гв. и 69-я А);

3. 47-й исб (4700 птм, 500 ВВ, 3 автомашины и 10 подвод) располагался в г. Короча и должен был действовать на Корочанском направлении (69-я и 7-я гв. А);

4. 105-й исб (2000 птм, 500 ВВ, 5 автомашин и 10 подвод) был сосредоточен в районе ст. Ржава, где занимался оборудованием КП Воронежского фронта и находился в готовности усилить другие батальоны или действовать на иных (непредусмотренных) направлениях^[91].

Важное место в системе всех армейских полос занимали эскарпы и противотанковые рвы. По мнению советской стороны, при их правильном расположении и качественной подготовке они могли сыграть очень существенную роль в сдерживании наступления. ПТ-рвы готовились двух видов: легкого типа, для перекрытия пути движения легких танков и бронетранспортеров, и нормальные – против средних и тяжелых боевых машин. Различались они по глубине и ширине, но в любом случае они должны были быть не уже 6 метров. Как правило, при постройке их стремились соединить с естественными препятствиями – глубокими балками, оврагами, заболоченными отрогами, тем самым создать на танкоопасном участке сплошное препятствие и не дать возможности наступающим обойти его с фланга. Подходы к рвам обязательно минировались и держались под огнем как стрелкового, так и артиллерийского вооружения. Примером удачного размещения такого препятствия может служить ров в полосе 67-й гв. сд южнее села Черкасское. Благодаря тому, что он был соединен с заболоченным отрогом балки, а подходы к нему хорошо просматривались и простреливались артиллерией, 5 июля 1943 г. ударной группировке 48-го тк удастся его форсировать с большой задержкой по времени (лишь во второй половине дня) и с существенными потерями. Были и неудачные случаи расположения и неполной готовности рвов на важных участках, в том числе и в системе обороны главной полосы 6-й гв. А. Например, к началу Курской битвы не полностью были доведены до требуемой глубины ПТ-рвы перед фронтом 52-й гв. сд. На стыках 151-го гв. и 155-го гв. сп они оказались мелкими и вполне проходимыми для тяжелых танков, поэтому утром 5 июля 1943 г., несмотря на сильный огонь артиллерии, боевые группы мд СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» довольно быстро преодолеют их.

Проведение фортификационных работ в полосе Воронежского фронта потребовало не только высокого напряжения сил войск и местного населения, но и жесткого, постоянного контроля за их ведением со стороны командного состава всех степеней. Н.Ф. Ватутин старался как можно быстрее и качественнее подготовить фронт до того момента, как противник перейдет в наступление, поэтому тоже принимал самое активное участие в этом деле. Он не только направлял многочисленные контрольные комиссии, которые вместе с командованием соединений проверяли и ход работ, и качество уже возведенных объектов, но и сам выезжал в войска, лично следил за подготовкой рубежей, не раз накладывал взыскания на нерадивых старших офицеров и генералов. Выявленные недочеты обсуждались на совещаниях командиров, составлялись акты, в которых указывались конкретные сроки их устранения, и в дальнейшем комиссии вновь обязательно возвращались к этим проблемам и проверяли, как они решены.

Тем не менее надо признать, что, как бы лестно в своих мемуарах командармы ни отзывались потом о своих войсках, а значит, и о себе, за тяжелый самоотверженный труд, к этому важному и ответственному делу весной 1943 г. в каждой армии относились далеко не одинаково ответственно. В одной командующий дневал и ночевал на передовой, стремясь выполнить намеченный план, в другой командарм о своих обязанностях забывал, и ему приходилось по несколько раз напоминать даже из Москвы. Для наглядности приведу один интересный документ – письмо начальника главного оперативного управления Генерального штаба генерал-полковника А.И. Антонова начальнику штаба Воронежского фронта от 1 мая 1943 г.:

«Проверкой выполнения директивы Ставки и фронта офицерами Генерального штаба Красной Армии в частях 40-й А установлено:

а) Оборонительные работы по созданию прочной обороны, особенно противотанковой, проводятся медленно и неудовлетворительно, без должного контроля со стороны командования и штабов.

б) Передний край обороны в ряде мест в тактическом отношении выбран неудачно, не имеет ни обзора, ни обстрела.

в) Опорные пункты и узлы сопротивления к круговой обороне не приспособлены.

г) Стыки обеспечены слабо.

д) Резервы противотанковых средств не выделены, а все средства равномерно рассредоточены по фронту.

е) Бдительность и боевая готовность в частях и подразделениях на низком уровне.

ж) Гражданское население продолжает жить до сих пор даже на переднем крае обороны, производя обработку своих огородов.

з) В бытовом обслуживании бойцов выявлен целый ряд нетерпимых явлений (белье не меняется месяцами, ходят в зимнем обмундировании, питание организовано неудовлетворительно и т. п.).

Перечисленные недочеты тов. Москаленко известны из неоднократных письменных докладов офицеров, но, видимо, надлежащих мер к их устранению не принимается.

Доложите к 5 мая, какие конкретные меры приняты командованием фронта к устранению недочетов к частям 40-й А»^[92].

Чуть позже в этой армии был выявлен и еще более вопиющий случай бездействия и очковтирательства дивизионного инженера 100-й сд, военинженера 1-го ранга^[93] С.К. Камарзаева, которые привели к существенному подрыву системы обороны целого соединения. Из приказа начальника инженерных войск фронта генерал-майора Бордзиловского от 22 июня 1943 г.:

«1. Камарзаев систематически вводил в заблуждение командование 100-й сд и начальника инженерных войск 40-й А, указывая в донесениях завышенное количество установленных мин, показывая на отчетных схемах несуществующие минные поля, увеличивая количество рядов мин в минных полях, показывая противопехотные минные поля как противотанковые. На переднем крае 100-й сд он показал сплошную линию минных полей в несколько рядов мин, когда имелись фактические промежутки между минными полями, на отдельных участках до 800–900 метров и меньшая плотность.

…3. Ни одного документа, который должен был отработать дивизионный инженер по планированию инженерного обеспечения боя дивизии, Камарзаев не составлял и командиру дивизии на утверждение не представлял. Все инженерные работы в дивизии велись беспланово и бессистемно. Саперы использовались в ряде случаев неправильно.

4. В полках Камарзаев бывал редко, по 2–3 раза за месяц, работой полковых инженеров фактически не руководил и их не контролировал. Боевой подготовкой и правильным использованием дивизионного саперного батальона не занимался»^[94].

Причем, как выяснило следствие, в штаб инженерных войск 40-й А поступал из дивизии сигнал об этих безобразиях, но его не рассматривали по существу и отправили в корзину. Перечисленные (и другие) действия С.К. Камарзаева были расценены военным трибуналом как тяжкое воинское преступление, и 14 июня 1943 г. он был приговорен к высшей мере наказания.

К началу июня система обороны фронта не только получила очертания, но и наполнилась внутренним содержанием (минными полями, траншеями, рвами, ДОТами и т. д.), но напряженная работа продолжалась, т. к. в полном объеме план не выполнила ни одна армия, в том числе и 6-я гв. А. Однако в конце мая произошло одно очень неприятное событие, которое и помогло советскому командованию вскрыть многие не замеченные ранее проблемы и в то же время негативно повлияло на сроки и темпы строительства даже на главной армейской полосе. Немецкая разведка проводила широкомасштабный сбор информации о замысле русских. Для этого было организовано круглосуточное наблюдение за передним краем, вела работу авиация, периодически захватывались контрольные пленные. Судя по советским документам, весной немецкая войсковая разведка довольно успешно предпринимала нападения на БО дивизий первого эшелона. Кроме того, в тыл войск Воронежского фронта систематически забрасывались на парашютах разведгруппы из военнослужащих, попавших в плен зимой и весной 1943 г., как якобы возвращающиеся в свою дивизию. Один из таких случаев был выявлен в 51-й гв. сд 6-й гв. А. Но наиболее эффективной для изучения системы обороны оказалась воздушная разведка. Самолеты 4-го ВФ систематически фотографировали местность, где развернулись армии первого эшелона фронта. Вся собранная информация ложилась на стол Г. Гота, а затем отправлялась в штаб ГА «Юг». Сравнивая полученные фотографии с прежними, недельной или двухнедельной давности, руководство 4-й ТА без труда могло видеть, как быстро укрепляют свои рубежи русские перед ее фронтом. Поэтому для германского командования намерение советской стороны встретить наступление с прочной обороной уже в мае не было секретом. Поэтому одной из главных целей немецкой разведки в это время стало вскрытие системы огня: точное определение места огневых точек на участках, намеченных для прорыва, выявление основных, запасных и ложных позиций артиллерии. Надо сказать, и абвер, и служба наблюдения в войсках в этом заметно преуспели. В конце мая над позициями 6-й гв. А был сбит самолет-корректировщик и одновременно ближний разведчик «Хеншель-126», а летчик взят в плен; у него оказалась карта переднего края 67-й гв., 52-й гв. и 375-й сд. И когда в штабе Воронежского фронта данные с нее перенесли на схему обороны этих дивизий и района сосредоточения главных сил 6-й гв. А, то оказалось, что противник очень много знает о степени укрепленности рубежей гвардейцев. В некоторых местах боевые позиции и огневые точки, особенно артиллерии и танков, будто были скопированы с реальной советской карты. В частности, все места расположения аппарелей^[95] 245-го отп, приданного 67-й гв. сд, были вскрыты.

Понимая, чем это грозит, руководство фронта немедленно отдало распоряжение армиям разработать план по нейтрализации этой информации. Причем не только той, что была на карте, но и, возможно, имеющейся у немцев по другим армиям первого эшелона. Войска должны были оборудовать сотни новых ОП, ходов сообщений, траншей, т. е. дополнительно перелопатить тонны земли. Из распоряжения начальника штаба 38-й А генерал-майора А.П. Пилипенко:

«Командирам 240, 180, 167, 340, 232, 240 сд, 180 и 192 отбр Зам. командующего по БТ и МВ

Командующему артиллерии

28 мая у офицера сбитого самолета-разведчика противника изъята карта, на которой показаны выявленная противником группировка наших танков, огневые позиции артиллерии и различные инженерные сооружения. Это еще раз указывает на плохую маскировку ОП артиллерии и танков. Командарм приказал:

К 5 июля 1943 года сменить огневые позиции артиллерии.

На прежних позициях артиллерии выставить макеты орудий в том же количестве. Оборудовать ложные места сосредоточения танков, поставить макеты танков. Среди макетов иметь несколько действующих танков.

Во время полетов самолетов противника над ложными ОП артиллерии имитировать артиллерийский огонь, а в ложных местах сосредоточения танков-макетов – показывать движение танков.

Смену огневых позиций артиллерии, танков производить только ночью. Принять все меры к тщательной маскировке артиллерии и танков.

Начальнику авиаотдела штарма 5.6.43 г. произвести облет боевых порядков соединений на самолете У-2 с целью проверить выполнение моих указаний»^[96].

Как покажут дальнейшие события, происшествие со сбитым Хе-126, несмотря на то что принесло войскам много новых проблем и забот, имело большое положительное влияние на совершенствование системы обороны 6-й гв. А, и особенно 67-й гв. сд.

Большая и, особо подчеркну, успешная работа по маскировке своих объектов в это время велась не только общевойсковыми, но и 2-й ВА Воронежского фронта. Авиаторы надежно замаскировали сеть своих аэродромов. Для этого ее штабом была тщательно разработана целая система мер, в которой наиболее эффективным оказался прием с ложными аэродромами, на которых вместе с макетами и группой бойцов была оставлена лишь небольшая часть боевых самолетов (1–2 звена). При появлении немецких самолетов-разведчиков макеты периодически перемещались по аэродрому, а боевые самолеты немедленно взлетали и отпугивали пришельца, но сбивать не стремились. Немцы клевали на эту приманку (принимая ложные аэродромы за действующие), нанося периодически бомбовые удары по ним. Вот цитата из письма начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза А.М. Василевского командующим войск фронтов, военных округов, отдельных армий и ВВС Красной Армии от 30 июня 1943 года: «Данные радиоперехвата самолетов-разведчиков противника и практика последних налетов авиации показывают, что важнейшие наши объекты легко распознаются противником и подвергаются затем эффективному бомбометанию. Там, где вопросам маскировки уделяется должное внимание, налеты авиации противника наносят значительно меньший ущерб. Так, на Воронежском фронте благодаря умелому выбору и оборудованию ложных аэродромов в системе аэродромов и хорошей маскировке действующих авиация противника из 25 последних налетов на аэроузлы произвела только три налета на истинные аэродромы, остальные удары нанесены по ложным аэродромам.

Военным советам фронтов необходимо немедленно серьезно заняться вопросами маскировки сосредоточений и передвижений войск, складов боеприпасов, горючего и др., железнодорожных мостов, аэродромов базирования авиации, широко используя методы дезориентирования противника (применение разного рода макетов-сооружений и боевой техники, ложных пожаров, ложного зенитного огня, задымления и т. д.)»^[97].

К началу Курской оборонительной операции в первом эшелоне фронта находились четыре общевойсковые армии, к началу боев по начертанию переднего края они имели следующую протяженность линии обороны:

38-я А занимала участок 75 км (на 5 июня), в ее составе находились: 6 стрелковых дивизий, одна стрелковая бригада и сводные бригады учебных батальонов;

40-я А: 52 км, располагала 7 дивизиями;

6-я гв. А, по начертанию переднего края 66 км, по прямой линии – 58 км, всего в наличии – 7 сд (в первом эшелоне четыре – 71-я гв., 67-я гв., 52-я гв. сд и 375-я сд), 27-я и 28-я иптабр, 230-й и 245-й отп НПП;

7-я гв. А: 53 км, всего 7 сд, 30-я иптабр, 262-й оттп.

6-я гв. А располагала двумя корпусами – 22-й гв. и 23-й гв. ск. 23-й гвардейский, которым командовал генерал-майор Павел Прокопьевич Вахрамеев, был развернут на главном танкоопасном направлении и армии, и фронта в целом. Поэтому на его системе обороны остановлюсь более подробно. Корпус удерживал район Обоянского шоссе и занимал полосу: лог Лапин, южная окраина Задельного, выс. 220.5, Березов, Гремучий, Ерик, выс. 211.6, выс. 190.5, Черная Поляна, которая имела общую протяженность по фронту 31 км. Его левый фланг примыкал к правому 25-го гв. ск 7-й гв. А, т. е. разграничительная линия этих корпусов являлась границей полос армий Чистякова и Шумилова, а к его правому флангу примыкало левое крыло 22-го гв. ск. Соединение в своем составе имело три дивизии – 51-ю гв., 52-ю гв. и 375-ю сд, которые располагались в два эшелона, т. е. оборонялись на двух армейских полосах. В первом эшелоне находились 52-я гв. сд полковника И.М. Некрасова, удерживавшая рубеж лог Лапин, южная окраина Задельного, выс. 220.5, Березов, Гремучий, в 14 км по фронту, и 375-я сд полковника П.Д. Говоруненко, ее полоса: Ерик, Шопино, выс. 211.6, выс. 190.5, Черная Поляна, имела протяженность 17 км; а во втором – 51-я гв. сд, она оборонялась по линии: Солонец, выс. 243.2, южная окраина Нечаевки, /иск./ Волобуевка^[98]. Все три дивизии имели полный состав частей и подразделений, но неполную штатную численность. Тем не менее все они получили полосы шире, чем это предусматривал БУП-42, поэтому были вынуждены строить свой боевой порядок в один эшелон.

Оборона войск Вахрамеева строилась прежде всего как противотанковая и на всю глубину. К началу июля его войска оборудовали 13 ПТОПов, в том числе 10 – на главной полосе, в которых находились: 122 76-мм орудия, 83 45-мм ПТО, 290 ПТР и 34 танка^[99]. Бронетехнику планировалось использовать для усиления огня ПТОПов лишь 375-й сд, в них были включены танки 96-й отбр. Это была одна из отличительных особенностей системы обороны соединения Говоруненко от соседей. Для усиления дивизий первого эшелона с началом операции командование армии планировало выделить из своего состава подвижный и противотанковый резервы, а также весной выделило общевойсковой, за счет передачи им двух стрелковых батальонов из 51-й гв. сд. Подвижные отряды заграждения дивизии состояли из 1–2 взводов минеров с 150–200 ПТМ и 100–150 кг взрывчатки, а их стрелковых полков – из 1–2 отделений. Кроме того, в полосу корпуса Вахромеева в мае были выдвинуты артиллерийские группы поддержки пехоты и дальнего действия, а также подвижные отряды заграждения минеров, сформированные из частей фронта. Наличие средств усиления в дивизиях 23-го гв. ск приведено в таблице № 5.