К сожалению, данные (уже отобранные, «прошедшие фильтр), поступавшие руководству НКГБ по линии его 4-го Управления (от партизан и оперативных групп, действовавших в тылу противника), были нередко противоречивыми, трудно поддающимися анализу. Чтобы было понятно, какого качества приходила информация даже после «отсева» её в 4-м Управлении, приведу выдержки из двух сообщений, представленных Управлением на имя заместителя наркома НКГБ Б.З. Кабулова в один день, 10 мая 1943 г. Первый документ: «Из района Брянска. Показаниями перебежчиков из русско-немецкого батальона, действовавшего против партизан, устанавливается, что одной из основных задач противника на южной окраине Брянского леса является захват и восстановление железной дороги Хутор Михайловский – Унечи. Для этой цели туда прибыли и приступили к работе немецкие саперы. В процессе опроса выяснилось также, что немцы сняли с охраны Брянских лесов войсковые части и технику и концентрируют силы для решительного удара на Москву, Курск и в направлении Орла. Генеральное наступление ожидается в двадцатых числах мая»^[92].

Второй документ: «Из района г. Овруч, Житомирской области. Получены данные об усиленном передвижении войск противника из Гомеля в сторону Калинковичи и Мозырь… По словам местных жителей, войска едут на отдых с Курского и Брянского направлений. Среди солдат есть финны, русские, украинцы и немцы»^[93].

Если враг концентрирует силы для удара на Курск и даже снимает войсковые части с охраны лесов (хотя уже в середине мая начнется операция «Цыганский барон»), то почему его войска с курского и брянского направлений едут на отдых? Как минимум это значит: наступления в ближайшее время не будет, но в документе №2 указана его дата – примерно через 10 суток. Трудно поверить, чтобы за две недели до генерального наступления эшелонами с фронта ехали отпускники. Из документов сложно понять и то, где же будет направление главного удара противника. Данные о том, что он планирует наступать и на Москву, и на Курск, имели для советского командования 10 мая такое же значение, если бы НКГБ донес, что Германия хочет завоевать СССР. Но это, как говорится, полбеды, а вот что значит «в направление Орла»? Ведь этот город находился в руках неприятеля, и если наступать в направлении на Орёл, это значит, германская армия должна была находиться на позициях советских войск. И такие документальные ребусы, поступавшие по каналам всех разведслужб, приходилось разгадывать каждый день и Лубянке, и Генштабу, и Ставке.

Безусловно, о неудовлетворительном состоянии разведслужб, особенно их кадрового потенциала, аналитических подразделений и низкой эффективности, Москва знала. Поэтому и появился приказ НКО СССР от 19 апреля 1943 г. о реформировании и совершенствовании их работы. Но ещё до этого момента, в связи с отсутствием полных и достоверных данных о замысле врага, Ставка принимает меры для повышения качества и разнообразия развединформацию по данной проблематике. 3 апреля И.В. Сталин подписал директиву руководству военных разведорганов, прежде всего фронтовых, в которой были поставлены задачи «постоянно следить за всеми изменениями в группировке противника и своевременно определять направления, на которых он проводит сосредоточение войск, и особенно танковых частей»^[94].

К сожалению, до начала Курской битвы разведорганы действующей армии так и не смогли стать для командования эффективным средством получения качественной информации о неприятеле. В их донесениях сохранялась тенденция к завышению его сил, они по-прежнему фиксировали сотни танков там, где их не было, выявляли несуществующие армии и корпуса, при этом не замечали мощнейшие группировки перед собственными рубежами. К концу 1943 г. ситуация начнет меняться, но не кардинально, вплоть до Победы разведслужба продолжит оставаться одним из самых проблемных участков в войсках. После войны эти, как и многие другие, проблемы Красной Армии замалчивались, а широкой аудитории представлялись далекие от реальности киноленты, исполненные в жанре детектива, в которых наши «бойцы невидимого фронта» всегда успешно обыгрывают глуповатых гитлеровцев и похищают самые важные их секреты. В подобном же ключе готовились и изданные за последние 70 лет миллионными тиражами художественные произведения и военно-исторические труды. Всё это в комплексе сформировало в общественном сознании искаженное представление как о самом характере тяжелого, опасного труда разведчика, так и о вкладе спецслужб в разгром врага в минувшей войне, в том числе и в победу под Курском. Следует признать, что и сегодня, несмотря на определенные положительные изменения, происшедшие в исторической науке, честная и подробная оценка результатов деятельности советской разведки в годы Великой Отечественной войны ещё не дана.

Но донесения спецслужб были лишь частью информационной базы, которую использовала Ставка при выработке плана на летнюю кампанию. Второй важный блок данных о противнике и его замысле аккумулировался и одновременно генерировался интеллектом ключевых фигур военного-политического руководства страны, прежде всего Г.К. Жукова, А.М. Василевского, А.И. Антонова, а также командованием фронтов. Впитывая собственные впечатления, получаемые непосредственно в ходе боевых действий, управления войсками, допросов пленных и опираясь на личный опыт и интуицию, они приходили к тем же оценкам и выводам, что и доносила разведка: немцы интенсивно готовятся к наступлению, и оно начнётся в районе Курской дуги сразу после завершения распутицы.

Таким образом, информация спецслужб по этой проблематике, поступившая перед совещанием 12 апреля 1943 г., хотя и была довольно разнообразна и интересна, но самостоятельного, решающего значения для Ставки не имела, т.к. разведка не смогла сообщить что-то ранее неизвестное о намерениях врага. Донесения из Берна не вызывали доверия по вполне объективным причинам, а агентурная сеть НКГБ, на которую Кремль возлагал большие надежды, в этот момент ещё не смогла получить необходимую информацию. Тем не менее не следует ставить крест на результатах, безусловно, героического труда сотен людей, каждый день рисковавших своей жизнью для победы над общим врагом. Главным итогом деятельности разведки явились данные, которые подтверждали точку зрения ключевых фигур Ставки и Генштаба, уже до того сформировавшуюся на основе проведённого ими анализа обстановки к концу марта-началу апреля 1943 г., их личных наблюдений, впечатлений и интуиции. Для людей, принимающих решения, за которыми следуют столь масштабные события, каковой явилась оборона Курской дуги, возможность опереться на другие источники, сопоставить свои оценки с иными, независимыми данными крайне важны. Поэтому-то и информация разведки, даже не всегда точная, ценится высоко.

Как свидетельствуют результаты совещания в Кремле, его участники учитывали, что враг опытен и коварен, а следовательно, ошибки не исключены. Поэтому решение о переходе к временной обороне – подчеркну – было предварительным и в дальнейшем при изменении обстановки могло меняться. Кроме того, данные разведки, даже те, что в тот момент казались надёжными, вновь были подвергнуты перепроверке путём постановки всем разведорганам повторных задач на первоочередной сбор информации о планах немцев на район Курска.

Недавно в Интернете появилось сообщение о том, что 12 апреля 1943 г. на стол И.В. Сталину лёг ещё не подписанный Гитлером оперативный приказ № б, который якобы добыли агенты «Доры». Допускаю, что этот крайне важный документ могла получить советская разведка, но до сегодняшнего дня в России это донесение не опубликовано, в западных источниках мне также эти данные не встречались, да и информация в Сети приводится без ссылки на первоисточник^[95]. Поэтому использовать её для нашего анализа считаю нецелесообразным.

После совещания в Кремле сообщения о подготовке немцев к наступлению продолжали систематически поступать от зарубежной агентуры военной разведки. Причём теперь они были более подробными и конкретными, а их источником становится также и наш военный атташе в Лондоне генерал-майора И. Склярова («Брион»), и аналитик британского центра дешифровки Д. Кернкросс (советский агент «Мольер», один из знаменитой «Кембриджской пятёрки»), действовавший по линии НГКБ. Вот лишь две радиограммы «Бриона», полученные начальником РУ ГШ РККА в один день, 16 апреля: «Принимая во внимание все полученные сообщения, можно предполагать, что ОКВ пришёл к решению, что при настоящей стратегической ситуации есть возможность начать новое большое наступление на Востоке. Основанием для такого решения ОКВ, с одной стороны, является предположение, что вторжение союзников на Запад в этом году вероятно, но действия союзников против Сицилии и Южной Италии или Крита и Греции не смогут отвлечь главные силы Германии. С другой стороны, у ОКВ имеется мнение, что в настоящее время Красная Армия оперирует силами зимнего периода и что у ОКВ имеются последние шансы добиться успеха на Востоке в этом году…

Концентрация немецких сил в районе Белгорода и Орла доказывает, что немцы хотят использовать этот сектор для манёвра, общее направление которого должно привести примерно в район Воронежа. Это предполагаемое направление наступления привело бы немецкие армии в район Москвы против ядра Советской Армии. Кавказский фронт должен отойти на задний план…»^[96].

Во второй радиограмме не только подтверждались уже известные намерения Берлина, но и сообщалось название наступательной операции – «Цитадель», а также правдивые данные о конкретных соединениях, которые немцы планировали привлечь для её реализации: «14 апреля перехвачен приказ германским ВВС восточного командования (ВВС, оперирующие в секторе примерно от Смоленска до Курска, где, возможно, базируются соединения 8-го корпуса ВВС), в котором указывается, что передовые подразделения для операции «Citadella» начнут немедленно движение. 8-й воздушный корпус включен в эту операцию, и указанные передовые части выдвигаются из Германии. По имеющимся данным, в британской разведке считают, что эта операция может быть ядром будущего наступления немцев в районе Курского выступа…»^[97].

Однако наиболее важным для подтверждения принятых решений, а главное, вызывающим особое доверие советской стороны документом стала расшифрованная англичанами с помощью прототипа немецкой шифровальной машины «Энигма» радиограмма, направленная 25 апреля 1943 г. из штаба ГА «Юг» в адрес ОКХ. Это документ был добыт Д. Кернкроссом и оперативно передан резидентом НКГБ по спецсвязи в Москву. В нём исполняющий обязанности командующего группой фельдмаршала М. фон Вейхса^[98] хотя и давал оценку лишь войскам Воронежского фронта в полосе намеченного наступления в рамках «Цитадели», тем не менее из документа становилось много понятно об общем замысле операции. 7 мая 1943 г. нарком госбезопасности В.Н. Меркулов направил его в ГКО. «Основная концентрация сил противника, которые, очевидно, были ещё некоторое время тому назад на северном фланге ГА «Юг», – отмечается в радиограмме, – может быть ясно определена в районе будущей операции: Курск – Суджа – Волчанск – Острогожск.

...Для противодействия осуществлению плана «Цитадель» противник располагает приблизительно 90 соединениями, находящимися к югу от линии Белгород – Курск – Мало-Ар-хангельск. Наступление частей ГА «Юг» встретит упорное сопротивление в глубоко эшелонированной и хорошо подготовленной зоне с многочисленными зарытыми в землю танками, с артиллерийскими и местными резервами. Основные усилия обороны будут сосредоточены в главном секторе – Белгород – Томаровка…

В настоящее время трудно предугадать, попытается или нет противник избежать угрозы окружения путём отхода на восток, которая последует за прорывом основных участков на линии фронта: Курск – Белгород – Мало-Архангельск.

В заключение необходимо отметить, что события указывают скорее на оборонительные, чем на наступательные намерения противника. Это является совершенно безошибочным в отношении сектора фронта, занимаемого 6-й армией и 1-й бронетанковой армией. Можно предполагать, что в случае переброски подкреплений в район севернее фронта ГА «Юг» и началом продвижения стратегических резервов к линии фронта или их слияния в более крупные соединения наступательные действия противника станут более реальными, однако и при этом условии ему не удастся даже предупредить выполнение нами плана «Цитадель»^[99].

Не стоит обращать внимание на последние строчки, это или стремление убедить себя в том, во что сам не веришь, или просто бахвальство самоуверенного военачальника, но ни то, ни другое советскую сторону не интересовало. Для Москвы в этом документе важным было следующее. Во-первых, подтверждалось намерение немцев начать наступление в районе Курского выступа. При этом было очевидно: подготовка к нему прошла стадию согласования и план операции уже готов. Во-вторых, в документе указан вероятный район главного удара ГА «Юг». Причём, что очень важно, он совпадал с районом, который уже спрогнозировал Н.Ф. Ватутин. В-третьих, на первом этапе наступления немцы не собирались сразу осуществлять глубокого прорыва, как, например, летом 1942 г., речь пока шла о встречных концентрированных ударах войск двух групп армий вдоль линии Белгород – Курск – Мало-Архангельск (как, впрочем, оно и произошло). В-четвёртых, противник осведомлён, что Красная Армия основательно готовится к его наступлению именно на участке, намеченном для «Цитадели», но он не знает её реальных сил. В-пятых, командование ГА «Юг» внутренне не уверено в исходе намеченного наступления, оно предупреждает Берлин об ожидаемом ожесточенном сопротивлении русских. Оно понимает, что, если оборона не рухнет от первого удара и советское командование бросит сюда серьёзные резервы, тогда исход операции предугадать невозможно. Именно эта перспектива и заставила М. фон Вейхса писать в конце ободряющую трескотню.

Следует помнить, что этот документ, как и все разведсообщения, касающиеся «Цитадели», играл важную роль в определении лишь ближайших планов противника и не затрагивал, да и не мог затронуть проблем все летней кампании 1943 г., которая имела значительно больший масштаб, именно в ходе неё и произошёл коренной перелом в войне. А срыв «Цитадели» был лишь одним, хотя и очень важным, её элементом, т.к. ещё не означал достижения цели всей кампании. Поэтому встречающееся в литературе утверждение о том, что советская разведка, определив главный замысел этой операции и место её проведения, таким образом, решила проблему коренного перелома, не верно по сути.

Но вернёмся к цитируемому документу. Доверие к перехваченной радиограмме возросло после того, как в конце апреля из США (по линии ГРУ) и Англии (НКГБ) были получены новые данные, подтверждавшие подготовку Берлином крупного наступления. Первым, 29 апреля, из Лондона поступил документ – «Оценка возможных германских намерений и планов в русской летней кампании 1943 года», который был подготовлен специально для премьер-министра У.Черчилля. По свидетельству В. Лоты, который, судя по его книге, лично знакомился с ним, это очень большой по объёму и широкий по диапазону анализируемых вопросов фолиант. По району Курска английские аналитики отметили, что в конце марта британской военной разведкой зафиксирована большая концентрация немецких «бронедивизий к северо-востоку от Курска (Орловская дуга – З.В.), возможно, для наступательных действий, и, вероятно, немцы будут концентрировать силы для устранения Курского выступа. Это должно укоротить их линию фронта и возвратить им оборону, которую они удерживали в этом районе прошлой весной…»^[100]. О том, что Германия в этом году способна лишь на наступление с ограниченными целями, ещё в середине апреля донёс генерал-майор И. Скляров. По его данным, в конце марта состоялось расширенное совещание комитета, который ведал производством вооружения, под председательством Г. Геринга. На нём было приняты следующие решения:

а. сохранить производство самолётов на уровне среднегодового за 1942 г.;

б. производство артиллерийских орудий увеличить на 16%;

в. сохранить число танковых дивизий и полностью обеспечить их техникой;

г. увеличить производство транспорта, особенно паровозов, платформ и вагонов^[101].

Всё это наглядно свидетельствовало, что промышленность Рейха работала на пределе и немцы стремятся хотя бы восполнить те огромные потери, которые они понесли в Сталинграде и на юго-западном направлении сразу после разгрома группировки Паулюса. Следовательно, о каком-либо масштабном наступлении, сравнимом с 1942 г., речь идти не могла.

Второе сообщение о том, что в США добыты важные данные по «Цитадели», пришло в Москву 30 апреля, хотя сама информация поступила позже, в первой декаде мая. Суть её была изложена в нескольких строках: «…Немцы ставят задачей текущим летом не захватывать новых территорий, а уничтожение Красной Армии. Главный удар немцев в летней кампании будет из района Курск – Орёл в направлении на Воронеж…» ^[102].

Очевидно, что эти сведения схожи и с шифровкой М. фон Вейхса, и с сообщением начальника чешской разведки Ф. Моравца, которое он высказал ещё 10 апреля агенту НКГБ. Таким образом, к началу мая советская стратегическая разведка оперативно и в полном объёме подтвердила правильность решений, принятых Ставкой 12 апреля, и точность предположения командования Воронежского фронта о районе, где войсками Манштейна будет нанесён главный удар.

В дальнейшем, в мае-июне, и ГРУ, и НКГБ по данной проблематике работали тоже довольно успешно. Например, несмотря на то, что после трёх предупреждений разведки о вероятном переходе немцев в наступление в мае ничего не произошло, в спецсообщении информационного отдела 1-го Управления НГКБ от 27 мая была дана точная оценка поступившим разведданным и верный прогноз дальнейших шагов неприятеля:

«1. Сообщения о том, что германское командование никакого наступления в этом году не предпримет, не соответствуют действительности, показывающей усиленные приготовления к наступлению.

2. Сведения об ограниченном характере наступления являются правдоподобными, так как, по всем данным, Германия не располагает необходимыми стратегическими, людскими и материальными ресурсами для большого наступления в этом году.

3. Данные… о подготовке крупной операции с целью прорыва в районе Курск-Белгород являются наиболее серьезными»^[103].

Тем не менее, развединформация продолжала оставаться хотя и необходимым, но тем не менее вспомогательным инструментом при принятии Москвой ключевых решений. Опираясь на фонды Воронежского и Центрального фронтов в ЦАМО РФ, можно утверждать: хотя информация, получаемая советским Верховным командованием, была вполне достаточна для понимания общих задач ударных группировок Манштейна и Клюге, важных деталей будущей операции Москва не знала. Следствием этого стал просчёт в определении участка нанесения главного удара в районе Курского выступа. Вместе с тем следует отметить, что поступавшие в мае-июне разведданные не смогли помочь оперативно решить ещё один важный вопрос: объяснить причины нескольких переносов начала «Цитадели». Это явилось причиной возникшей в это время в Ставке и штабе Воронежского фронта нервозности. Поэтому как в апреле, так и в последующие два месяца главную роль в сохранении выдержки и выбранного курса сыграл человеческий фактор – талант и интуиция ключевых фигур в высшем советском военном руководстве.