ССО-78. «Украина» – Нижневартовск, Тюменская область

«Мы в такие шагали дали,

что не сразу-то и дойдешь.»

В этот раз опять в ССО «Украина», Командиру удалось взять с собой в отряд друзей: Сапога, Куска, Мишу, Сурового, Длинного, Перса, Усача, Льва, Петра Я. с его товарищем Мовчаном, а вот Байрон опять пал жертвой своих страстей – «пролетел» из-за сессии и девушки Таньки, хотя обещал и собирался, даже рюкзак собрал.

И в этот раз до Сибири добирались самолётами всем отрядом, причём в самолёте Харьков-Москва, как оказалось мы летели вместе с ректором нашего института профессором Семко М. Ф., поэтому в автобусе, перевозившем нас от самолёта до здания аэропорта, все бойцы старались подойти к нему поближе и сфотографироваться, он не возражал – по нашей форме и надписям на ней он видел, – что это его студенты и пожелал нам хорошей работы. Как жаль, что на следующий год его не станет.

Наши квартирьеры как обычно вылетели на неделю раньше по маршруту: Харьков-Свердловск-Тюмень-Сургут-Нижневартовск.

Город – Нижневартовск – это административный центр Нижневартовского района Ханты-Мансийского автономного округа – Югры, входящего в Тюменскую область. Город расположен на берегу реки Оби в непосредственной близости от Самотлорского нефтяного месторождения. Начиная с 1960-х годов – эпохи активного освоения месторождений Западной Сибири – небольшой посёлок нефтяников начал активно развиваться и превращаться в современный комфортный для жизни город.

Вот превращать посёлок из домов – «Времянок» в современный город была наша задача, занимались мы там в основном строительными работами. Жили в разбитом палаточном лагере на станции Мегион в СМП -226, на работу ходили в новые строящиеся дома рядом, вечерами устраивали дискотеки для местных и для себя и соседних стройотрядов. Там был «Куст», то есть понаехало много стройотрядов сов всей страны, но работы вроде всем хватало. В конце каждого месяца Командир бегал по местным начальникам и прорабам, проверяя правильность смет, калькуляций, нарядов и «процентовок» за выполненные работы, грозя им выговорами и международными скандалами, если студенты получат «недостойную» их высокого звания Бойца ССО зарплату.

В отряде были два темнокожих представителя знойной Эфиопии и трудновоспитуемый подросток, который оказался нормальным пацаном, никуда не сбегал, спиртное не искал, а честно работал до 4-х часов дня. Если не получалось «впечатлить» местных начальников, приходилось идти к Начальнику СМП-226 и «плакать в жилетку», а тот мужик был страшно крутой, как он материл на оперативках своих нерадивых подчинённых – это был высший пилотаж, таких слов даже раньше многие и не слышали, поэтому даже уши заворачивались от такого мата. Какие люди были, страшно вспомнить…

На стадионе «Центральный» участвовали в открытии фестиваля «Самотлорские ночи», а на улице Дружбы народов, где размещались «этнические площадки» устроили «Уголок Харькова». У Миши М. там возник любовный роман с местной аборигенкой, и он часто не ночевал в лагере. На прощание устроили большой банкет с костром и дискотекой, на которой все бойцы выстроившись гуськом и подвывая – лихо танцевали какой-то свой собственный лихой танец под песню «People Let’s Stop the War» американской рок-группы Grand Funk Railroad.

Проводив отряд назад в Харьков, Командир оставался там ещё на неделю с группой крепких бойцов для закрытия нарядов и получения заработанных отрядом денежных средств. Получив огромную по тем временам сумму денег, которая поместилась в двух рюкзаках, попрощались с местным строительным и партийным руководством, а также взяли у Мишиной зазнобы – письма для него, а на словах передать велено было, что «его засосы надолго останутся на её теле!».

Назад полетели самолётами через Москву, чтобы догнать отряд и быстрее довезти деньги в целости и сохранности до Харькова, спали в обнимку с рюкзаками по очереди, всегда пара бойцов бодрствовала с молотками за пазухой, а у Командира были охранные письма на всякий случай для возможных конфликтных ситуаций с органами правопорядка и прочими заинтересованными лицами.

Долетели в Харьков быстро и без эксцессов, даже подумалось, что в принципе легко передвигаться по огромной стране с огромной суммой денег. Бойцы уже ждали в общаге БКК и «бухали» отмечая приезд, на следующий день по составленным ранее расчётным ведомостям началась выдача денежных средств. Оккупировав комнату № 217, охрана по одному запускала бойцов, а Командир, заваленный деньгами и бумагами в течение трёх дней, выдавал под роспись заработанные деньги, жал руки и благодарил за службу, желал хорошего отдыха. Тогда «на руки» бойцам вышло по 500–600 рублей, а один из местных папаш-видимо крупный начальник, судя по галстуку, пришедший за деньгами вместо сына уже уехавшего куда-то отдыхать, крепко пожал Командиру руку и сказал:

– «Спасибо за трудовое воспитание сына, он просто изменился за эти три месяца» —

и… расписавшись в ведомости, отказался от денег, махнул на них рукой – мол оставьте себе…, чем очень тогда сильно озадачил Командира.

«Деньги меня не волнуют – деньги меня успокаивают!»

Пока раздавал деньги Командира вызвали в КК и сообщили, что по итогам стройотрядовского лета Тюменской зоны ССО «Украина» ХПИ занял 1-е место, чем прославил институт. За что все бойцы награждаются бесплатными путёвками в спортивно-оздоровительный лагерь в Крыму в сентябре, а Командир – Почётной грамотой ЛКСМУ Украины и туристической путёвкой в Югославию в октябре, мол давай срочно оформляй загранпаспорт и собирайся.

Та поездка за рубежи СССР запомнилась тем, что состав туристической группы формировался в Киеве, состоял весь из отличившихся комсомольских работников, руководителем была 2-й секретарь Львовского обкома партии-милая женщина бальзаковского возраста, подсевшая в комсомольский поезд во Львове. В Киеве в Обкоме комсомола было намёком сказано, что в Югославии будут проходить «вечера дружбы» и неплохо бы было прихватить с Родины водку – бутылок так по 6 на каждого активиста. Сказано – сделано.

Партия сказала: «Надо» – Комсомол ответил – «Есть!

Как раз тогда только начала выпускаться водка «Пшеничная» с красивой такой этикеткой, в виде полей урожайных и колосящихся, «затарились» как положено, и поехали из Киева, а ближе к границе выдали декларации для заполнения, а там черным по белому написано:

– «Алкоголь возможен к провозу через гос. границу только в количестве трёх бутылок!»

Что тут началось, народ в панике бросился уговаривать проводниц спрятать спиртное в их служебных холодильниках, те девчонки молодые и запуганные в отказ идут сразу, мол нас накажут если найдут и за «бугор» больше не выпустят, и так свой алкоголь в допустимых пределах везём, а тут ещё ваш – комсомольцы мол такие-сякие.

А потом как-то все успокоились, расселись по своим купе и начали ближе знакомиться друг с другом и уничтожать лишнее спиртное, не выливать же его за борт! Поэтому, когда руководитель группы села на поезд во Львове она с удивлением рассматривала полупьяных комсомольских активистов, бродящих из вагона в вагон, и думала, что может она поезд перепутала и не туда села?

А бравые таможенники в Чопе проверяя декларации, чемоданы и холодильники, тоже очень удивлялись и шептались между собой:

– Мол, вроде должны комсомольские активисты ехать, а тут пьянь какая-то и без галстуков даже, в одних трусах по купе сидят и водку хлещут…

В Загребе и других городах нашу группу сопровождал высокий красавец Павел, который был очень охоч за девушками-хохлушками и водкой, приглашал их к себе в номер и устраивал «Вечера дружбы», а в городе Триест наполовину итальянском, где даже условной границы не было, он собрал со всех деньги и ушёл в Италию, откуда через полчаса вернулся нагруженный кипами джинсовых штанов разных размеров, мол они там дешевле. Все его благодарили страшно. Джинсы-тогда в большом дефиците в СССР были.

Опоздавшие же к раздаче другие девушки потом заставляли его опять ходить в Италию за «джинсой» все три дня остановки в Триесте. В Загребе тогда Командир впервые посмотрел фильмы «Звёздные войны» с Харрис оном Фордом и «Лихорадка в субботнюю ночь» с несравненным Джоном Траволтой, попробовал необычный напиток Schweppes с виски и привёз домой джинсы, пару фирменных овальных бутылок Coca-Cola и диск группы Pink Floyd «Wish You Were Here».

Вербовка

«Вербовка – это привлечение к сотрудничеству со специальными службами».

Итак, Командиру надо было готовиться к новому стройотрядовскому сезону и в первую очередь заняться набором – вербовкой будущих бойцов.

Он забрёл опять в БКК к Байрону и начал его вербовать. Тот сидел на кровати и хандрил, как обычно.

– Байрон, так скажи, ты поедешь в этом году со мной в стройотряд? —

А он опять о своём:

– Нет, ну ты мне скажи, Командир, почему меня Танька не любит? —

И устроившись удобно на своей кровати, обняв свою неизменную гитару принялся разглагольствовать.

– Ну, вот скажи мне, что такое ЛЮБОВЬ? – И он задумчиво посмотрел в потолок, видимо пытаясь там найти ответ на такой сложный для него вопрос.

– У тебя, то понос, то золотуха. – ответил ему Командир.

– Любовь – это САНГАМ, – потом просто брякнул ему фразой из недавно нашумевшего индийского фильма «Ганга и Джамна», и на вопросительно-недоумённый взгляд Байрона добавил:

– САНГАМ – это слияние двух сердец, или искра, возникшая между мужским и женским сердцем, которая приводит в свою очередь к долгому конфетно-цветочному периоду или к быстрому фик-фик. У тебя как я понимаю идёт ещё долгий и затяжной цветочно-конфетный период. —

– А что такое фик-фик? – тупо спросил Байрон.

– Ну я тебе уже рассказывал, что в Германии принято, что девушка и парень делают это (т. н. фик-фик) до свадьбы, а не после, как у нас. Этим доказывается, что девушка пользуется спросом у парней, а если будет уже и приплод к свадьбе так ещё лучше, практичные немцы-родители убеждаются, что девушка не больная, а плодовитая и всё у будущей пары будет в будущем хорошо насчёт детей. Поэтому у них и нравы попроще в половом воспитании, могут делать фик-фик, особо не заморачиваясь, даже в школе.

Байрон знал, что у Командира были в армии романы с немецкими девушками и он даже бегал вниз на первый этаж, где в общаге был почтовый ящик и выбирал там красивые письма из Германии в конвертах Par Avion и заставлял открыть их быстрее, ему нравился почерк и красивые стикеры, украшавшие текст письма, а если девушка Хэйди положит в конверт ещё и вырезку из ГДР-кого музыкального журнала «Music Laden» с фотографией какой-нибудь рок-группы его радости не было пределу, как это было с фото «Smokie», которое он сразу присвоил и повесил на стенку над своей кроватью.

– А, как у тебя этот САНГАМ с Хэйди развивался? – продолжал выяснять что-то важное для себя Байрон.

– Ну, как, как? Поначалу всё вроде просто было, а на всю жизнь осталось воспоминания. Приехали мы на очередной Вечер Дружбы в немецкую школу, сначала выступления там всякие секретарей комсомольских, потом небольшие концерты с песнями под гитары со сцены, потом танцы под дискотеку по программе. Вдруг вижу, что на меня смотрит из зала – так зачарованно – девушка, блондиночка, вся такая аккуратненькая как кукла Барби (в СССР тогда особо этих кукол капиталистических не знали, разве что тот, кто бывал за границей). У меня от этого взгляда в душе что-то зашевелилось, поднялось и встало – чувство какое-то возникло, ну я закончил петь, спустился со сцены.

Подхожу к ней, она упёрлась грудью в мой взгляд, взял её за руку, прижал к стенке, сказал: «Их либе дих», обнял и крепко, сильно поцеловал в засос минут на двадцать. САНГАМ – короче наступил!

Очнулись мы с ней под аплодисменты окружающих нас, а политрук Дзасохов сказал, что вот пример хорошей советско-германской дружбы, правда потом по возвращении в часть объявил мне «наряд вне очереди», за совращение иностранных гражданок, а поварам сказал больше брому сыпать военнослужащим в компот, чтобы не волновались по пустякам.

Байрон быстро переспросил:

– А, то что ты сказал ей, это обязательно? —

– Конечно, это вроде как я тебя люблю по-ихнему, без этого «Их либе дих» никакой фик-фик не получится, однозначно! —

– Ну и, как же получился фик-фик? – продолжал допытываться Байрон.

– А, никак – с некоторым даже раздражением перебил его Командир.

– Это СВЯТОЕ для меня, не трогай его! Встреча та, для нас была единственной, весь вечер мы были вместе, может и хотел фик-фик, да не успел, аудитории пустой не оказалось в школе, все заняты были, так как с танцев все периодически сбегали в эти аудитории и там немцы угощали нас пивом и шнапсом, в актовом зале на столах только лимонад стоял для приличия. А через неделю у меня дембель наступил, улетел на Родину. Поэтому, представь себе, какие высокие чувства к бывшему советскому солдату у этой влюблённой немецкой девушки, только один вечер мы были вместе, а она третий год мне письма пишет такие красивые, что ты за ними бегаешь, как будто тебе написаны. —

– Да, такие высокие чувства, а как же здесь теперь – Лариса, Вита, – ехидно подначил Байрон.

– Это другое, это суровая проза жизни. Всё, закрыли тему. А ты давай сдавай сессию нормально и собирайся в стройотряд. Заработаешь там денег и будешь Таньке своей цветы дарить и по театрам водить, и будет тогда у вас полный САНГАМ, как у всех нормальных людей. —

За сим оставив Байрона размышлять о перипетиях любви и бытия, попрощавшись с ним Командир направился в «свою» бывшую комнату № 207, где сидела весёлая компания: Антон с гитарой в руках с фирменно засунутой им сигаретой за колок на грифе гитары, Петро со своим другом Мовчаном, Яшка Стапшон и девушки, которым наливалось шампанское, по какому поводу он не стал выяснять, а решил быстро выбрать себе объект для вербовки.

Заманчиво, конечно, выглядел габаритный Стапшон, но характер у него был далеко не нордический и склонностью к дисциплине он не отличался, щуплый Антон тоже не вызывал особого воодушевления, хороши конечно были два украинских парубка; не высокого роста, но крепкие и ухватистые, из Петра неплохой завхоз бы вышел и командовать он любит, а Мовчан-просто пахарь, что скажут, то и сделает, или помощником завхоза придётся ставить.

Антон, в это время закончив петь, предложил всем выпить, деликатно предложил Галке Ф. на, мол, Галочка, помешай этой проволочкой застоявшееся шампанское и опять пузырьки появятся.

– Это, не проволочка, а МОЗЛЕ называется, – поправил его Командир, – а вот эта металлическая крышечка на пробке под этим Мозле называется ПЛАКЕТКА, запомни на будущее, будешь девушек просвещать и давить их своим высокоорганизованным интеллектом.

– Ни хрена себе, – поразился Антон новым знаниям. – Век-живи, как говорили предки, – век – учись! —

– Ну, что мужики в дальний стройотряд хотите поехать? – спросил Командир гарных парубков, хлопцы вначале зажурились, потом Мовчан первым кивнул головой согласный ехать, ну а Петро ещё немного покапризничав для приличия тоже согласился.

– Вы вон какие ладные, всё время вместе и вместе, как братья. Молодцы. —

– Ну, да, – буркнул себе под длинный нос Антон, перебирая струны гитары.

– Один ещё не пукнул, а второй уже окно бежит открывать…

Петро неожиданно-язвительно огрызнулся ему в ответ:

– А кому ты нужен – ненужный приз на барабане жизни, – видимо эта реприза была его домашней заготовкой.

– Поживём – увидим, – философски ответил Антон и красивым жестом, рассчитанным на девушек, выдернул свою дымящуюся сигарету из-под колка гитары и продолжил её курить, видимо придумывая, что ещё спеть для Галки Ф.

Покинув эту весёлую компанию, Командир поднялся на третий этаж в комнату № 313, там застал восточных горячих людей в виде армянина Рафика Марутяна и грузина Давида Гагуа, которые ожесточённо по-кавказски спорили о том, что всем ли в подряд «даёт» Натаха М. или выборочно, но то, что она конкретно «динамо не крутит» если согласна, то это все знают. («Динамо» – это когда девушка не оправдывает надежд юноши на то, на что он необдуманно надеялся и рассчитывал приятно провести время). Немного послушав их увлекательную беседу, перебил их вопросом;

– Минутку, дети гор, кто из вас хочет поехать в дальний стройотряд летом? – спросил Командир и с надеждой посмотрел на могучего борца-грузина, тщедушный Рафик никак его не интересовал.

Они оба одновременно замолчали и уставились на него, видимо переваривая то, что им сказали, потом первый сообразил Рафик и улыбаясь изрёк:

– Ай, камандыр, зачем мне ваш стройотряд нужен, дэнги у меня и так есть, слава богу родственники помогают, а у вас же там ещё и работать надо. —

Рафика все знали, как хлебосольного товарища, не отказывающегося участвовать деньгами в любой студенческой вечеринке, и особенно девушки, даже с других факультетов уже, любили «раскалывать» его на подарки-конфеточки мило улыбаясь ему и жестоко «динамя».

– Так с тобой всё понятно. А ты Давид, что скажешь? – обратился вопрошающе-заискивающе к грузину.

– А мне нэльзя ехать в стройотряд, – гортанно ответил он.

– Почему это нэльзя? – удивлённо переспросил Командир его.

– Панымаешь, тут такая история, кароче – меня КГБ не пустит, начну в ваш отряд оформляться, документы всякие, туда-сюда – и они меня зацепят сразу и не пустят. Они и так меня сюда в Харьков еле отпустили учиться, как посланника республики, там родственники с ними по-своему как-то договаривались. —

– КГБ – это организация серьёзная конечно, но в любом случае им для этого какие-то весомые причины нужны, – попробовал было переубедить его Командир.

– Есть, такая причина, – быстро ответил он, – толко я тэбя как брата прошу никаму нэ говорить об этом, а тэбе скажу по секрету, – и он оглядел комнату, даже заглянул в платяной шкаф, проверяя нет ли там кого-нибудь ещё, кроме нас троих в этой комнате и даже в шкафу.

– Прычина эта, что я нэ грузин – а я ТУРОК, месхетинский, – добавил он.

– Вай ме, – сказал впечатлительный Рафик, думая видимо о том, как теперь ему хранить эту великую тайну, а может он её уже знал?!

– Мама – грузинка, а папа турок-месхетинец, – продолжал вещать Давид, – меня в паспорт записали, как положено в СССР, по маме – грузин. Вам это все трудно понять, а в КГБ всё знают, поэтому мне нэльзя ехать в стройотряд, – закончил он свою речь.