Разрыв Алгоритма—5

Земля или Шамбала?

.

О поле, поле, кто тебя

Усеял мёртвыми костями?

А.С. Пушкин. Руслан и Людмила

.

Эрланг не удивился отсутствию грохота планетарных двигателей. Ответы на вопросы о новой реальности он добывал где-то в себе, в крайнем случае обращаясь к Нуру.

Ананда поднялся и завис над горами. Следом из межгорных ущелий взлетели громадные светящиеся птицы. Мир Дахмау – Чёрной планеты – демонстрировал богатую жизнь. Железная звезда, насыщая планету жёстким излучением и электричеством, питает организмы странные и жуткие. Экипаж познакомился с малой частью живого ночного многообразия.

Фаэт отказался от освоения технологий пришельцев из дальних звёзд, захваченных Туманностью. Ефремов не пожелал детального исследования человеческих костей на плато с Галактолётом.

***

Старт совершился без сожалений. Менеджеры внутритуманного мрака остались вне поля текущего внимания. Но беспокойство не покидало всех, кроме Кеи. Зреющая гайянка мечтала об освоении наследства мамы Линдгрен.

Но узел проблем, приведших людей разных миров на космический корабль без двигателей, не развязался. Мрачная тень Сириуса склонилась над ними, сгустившись тотчас после старта.

Между тем Фиргун продолжил игру с Ефремовым, начатую в первую встречу и преследующую некую тайную цель.

– Иван, – спросил он, как только планета ушла за пределы поля зрения и Ананду объяла непроницаемая серая Тьма, – Почему ты так написал? Я читаю и удивляюсь:

«Никакой скороспелой разумной жизни в низших формах в виде плесени, грибов, растений, тем более мыслящего океана быть не может».

– А ведь только что все стали свидетелями – кресты и медузы состоят из светящихся микро-шариков, свободно плавающих в атмосфере. И воздух Дахмау можно считать единым, живым и мыслящим организмом. Что скажешь, Иван?

Ефремов улыбнулся. Он перестал расстраиваться из-за пустяков и вернул ранее скрытую самоиронию:

– Я же не топ-мыслитель. Туман и во мне гнездится. Я в экипаже как обезьяна, сбежавшая из зоопарка.

Фиргун довольно рассмеялся и захлопал в ладоши. И продолжил:

– О, беспартийный коммунист! Как ты красиво растёшь… И антропоцентризм ты перестал отрицать? А то, видишь-ли, из него вытекает бесцельность существования жизни. Так вытекает или уже нет?

– Уже нет, не вытекает, – не без удовлетворения ответил Ефремов.

Эрланг дружески коснулся ефремовского плеча и сказал:

– А кто не ошибается? Фаэты после веков взаимодействия с людьми Земли отказались от единства. И что вышло? Те и другие завернули не туда. Ведь так, Иван Антонович? Куда стремились земляне на «Звёздном Парусе»? Ведь эта вимана – настоящий оружейный бастион. А сейчас? Мы все, совместно, видим угрозу в Сириусе. Даже айлы… Не рискует ли Ила-Аджала превратиться в ещё одну Землю?

Фиргун рассмеялся:

– Какой умный друг у меня появился! Да, господа военные, как бы малое забытое не перевесило ваш крупный суммарный страх. Посмотрите, что за бортом вашего корабля…

***

А за тонкими невесомыми пределами Сферы расстелилась бескрайняя Туманность. Однотонная темнота, лишенная ориентиров. Демьян помрачнел. Седой волос взъерошился, морщины углубились, глаза влажно заблестели.

– Что-то всё не то и не так, – сказал он, – Врезать, чувствую, надо по бездорожью. Но с кем?

Он осмотрел страдальческим взором экипаж и остановил его на Ефремове.

– Ты как, Иван Антонович, не составишь компанию?

– С удовольствием. Но где взять? Ночью ликёро-водочное не продают.

– Для хорошего дела найдём, – вмешался Ананда, – Идите в каюту, я всё приготовил.

Демьян и Ефремов, прикрыв за собой дверь, посмотрели на стол в гостиной каюты и дружно ахнули. На расшитой женскими силуэтами скатерти-самобранке красуется бутылка «Столичной», а кругом неё расставлены тарелочки. А на тарелочках бутербродики с красной икрой, сыром, и ещё с неизвестно чем.

– И стопочки хрустальные, и вилочки нержавеющие! – простонал счастливый Демьян, – Всё так, как я любил в моменты расслабления. На моей Земле, Иван Антонович, была крупная война. Она и сейчас продолжается. Только уже внутренняя, гражданская.

Ефремов причмокнул:

– Хороший стол. Холостяцкий. Война войной, а…

Они не торопясь заняли места напротив друг друга. Демьян на правах старшего возрастом разлил по стопочкам и провозгласил:

– Ну, за мир во всех мирах!

Прозвенев хрусталём, она единым духом осушили ёмкости. Демьян поднял бутерброд с икрой, понюхал.

– Ничего прошла первая. Точно куда надо. Давай следующую, Иван Антонович. Между первой и второй… Чтобы шальная пуля не пролетела.

Иван Антонович рассмеялся.

– А шальных пуль не бывает. На всех стоят имена мишеней. А вот шальные бабы – это другое дело.

Демьян тоже рассмеялся, выпил, закусил. Ефремов оглядел стол, прищурился и сказал:

– Да, поскольку речь зашла… Ты почему один, Демьян? Поседел весь, а семьёй не обзавёлся…

Прохоров обеими руками взъерошил и без того лохматую голову и, бросив на Ефремова погрустневший взгляд, сказал:

– Да как-то я не туда… Ты знаешь, входил я в Комитет Пятнадцати. Юное правительство атакуемой монстрами Земли. Девочка в Комитете была, Юлия. Мы все там вундеркинды, но она – из умниц умница. У меня чувство к ней. Но война, круговерть. После – как бы затишье, расслабление. Кто куда ударился. Эрланга с нами не стало, а многое на нём одном держалось. Я собирался, но слишком неторопливо. Она, Юлия, нашла свою судьбу. К моменту моего старта на Облако Оорта у неё десяток детей, какой-то семейный бизнес в тихом местечке. Муж – фаэт второго поколения. Или полуфаэт, не знаю. Так вот, понимаешь…

Ефремов сочувственно хмыкнул, разлил. Придвинул к Демьяну тарелочку с мини-шаурмой.

– Ваш Комитет Пятнадцати… Как я понял, вы ещё тогда догадались о причинах земных бед. Да никто вас уже не слушал. Фаэты погибли, земляне ушли в загул. Но военное время вернулось.

У Демьяна открылся аппетит. Одиночество среди новых фаэтов, – в большинстве фаэтянок, – сделало его замкнутым, предельно сдержанным. На Ананде он чувствовал себя много свободнее. Справившись с шаурмой, он налил себе полную рюмку «Столичной», молча выпил. И только после заговорил:

– Вспомнил одно из последних собраний Комитета Пятнадцати. Задели тогда несколько тем. Начали с Лунного Лотоса, не давшем Денису Исидоровичу организовать на Луне военную базу. Затем о словах фаэта Амина. О Солнце как узловой точке в местной группе галактик. Не только Маджарры, то есть Млечного Пути. В Солнечной системе есть что-то особенное. Так и не успели узнать. Теперь оказывается – Земля не одна. И есть ещё и Ила-Аджала, близкая и недостижимая. С одной Земли на неё можно попасть, с другой – нет. Разве не странно? И вот – Гайяна. Треугольник магический нарисовался. А в центре треугольника – айлы! Люди, живущие внутри Радуги. Почти бесплотные, светящиеся, но мощью личной превосходящие Вёльва. И Эрланга. Причём – неизмеримо!

– Неизмеримо? – очень заинтересовался Ефремов, даже стопочку свою отодвинул в сторону, – Не преувеличиваешь? Впрочем, что я в этом понимаю… Дух – не материя. Я ведь и не предполагал, что вне вещества и энергии что-то может быть. Тут ещё, Демьян, загадки истории земной. Нур говорил об её искажении самими людьми. Не описания искажаются в головах, а сама реальность. Из-за переписывания и фальсификации. Как ты на это смотришь? В меня пока не вмещается. Айлы мыслят сверхординарно.

Демьян кивнул дважды. И сказал не совсем уверенно:

– Айлы – из анклава во времени, Иван Антонович. Вспомним историю человечества, чтобы понять. Может, я ошибаюсь. Вдвоём разберёмся.

Он наполнил стопки, приблизил бутылку «Столичной» к глазам.

– Смотри-ка, не кончается. А ведь не магия творится на борту. А нечто иное, высшее. Проистекающее из неизвестных нам законов бытия. Фундаментальных законов. Давай, вздрогнем, как говорили в нашем пропавшем прошлом.

И такая застарелая тоска блеснула в его повлажневших глазах, что и Ефремову захотелось поплакать. Выпили не закусывая, с глубоким выдохом, и Демьян продолжил:

– Первые поколения людей жили в Золотом веке, веке Дхармы. То есть праведности. Мне такое не светит. Им не нужны были ни заклинания-мантры, ни всякая йога. Знали и понимали столько! Левитация в повседневности, легко как исполняли желания, так и избавлялись от них. Да, левитация… Могли становиться неподъёмно тяжёлыми и невесомыми, как пушинка. В восемь раз увеличивались в размерах и, соответственно, уменьшались. Каково? Где были фаэты в те времена? А потом что-то произошло. Разбаловались, видимо. И пришёл век Серебряный, век Хромой Дхармы. Левитировать разучились, разум огрубел, для достижения желаемого пошли в ход мантры. Но и этот, в целом неплохой, век завершился. И попало человечество вместе с нами в век Железный, Тантрический. Пошли искусственные технологии. Вплоть до ракет с бомбами. Время тела наступило, а не духа, вот где разгадка! Как думаешь, «Звёздный Парус» из какого века взялся? Вот и я не в силах определить. Но я к чему? А к тому я, что айлы соответствуют нашему Золотому веку. Они сами ещё себя плохо знают. Сколько они жили в закрытом анклаве на Иле-Аджале? И только недавно вышли в свет. В них, в айлах, всё и сфокусировано. Всё, что с нами происходит и произойдёт.

Ефремов задумался. Пить дальше расхотелось. Есть бутерброды с шаурмой тоже. На Ананде можно и не есть, не похудеешь. А можно и объедаться – не пополнеешь. И – не магия, а нечто основополагающее, как сказал Демьян. И, скорее всего, он прав. В Комитет Пятнадцати Эрланг отбирал не просто вундеркиндов, а супер! Индиго…

***

Общий завтрак прошёл удивительно оживлённо и мирно. Фиргун попросил поставить Лампу на середину стола и дирижировал чаепитием, впервые участвуя в застолье на равных. У кушетки появился столик, на нём чашечка на блюдце, тарелочки. Он протягивал чашечку, она вырастала за гранью Лампы в обычную, Азхара наливала чай. Фиргун забирал её, и уже малюсенькая она уютно парила там волшебно приятным запахом. Доверял он своё питание только Азхаре. И передаваемые ею бутерброды становились в Лампе миниатюрными, но очень аппетитными.

– Я отзываюсь на много имён. На Иле-Аджале меня звали Хитрым Дедушкой. Я согласился. Ведь я уже прожил на этом свете в тысячу раз больше зим и лет, чем каждый из вас. Так что – Дедушка. И Хитрый – ведь мне известно столько фокусов, которые и не снились вашим обманщикам в театрах и цирках. На Ананде мне присвоили имя Фиргун – Пустота. Почему не да? Ведь меня на самом деле среди вас нет. Но в то же время я есть, я здесь, вот он я, – он постучал кулачком по груди, взметнув рукавами халата как крыльями, пламя свечи заколебалось, – Дальше… Я предложил для удобства и приближения к истине называть меня Чакрвартином. На древних земных языках это означает Вращающий Колесо. Разве наша Маджарра – галактика Млечный Путь – не напоминает со стороны Колесо? А я представляю расу людей, обитающих в Ядре Маджарры. Высшая галактическая раса, подумали вы, крутят сразу полтриллиона звёзд со всеми туманностями вокруг себя. Так! И – не так! Мы не выше землян. И ниже айлов! Не спешите, я расскажу почему. Не всё сразу, друзья мои.

Он попросил у Азхары «ещё чайку». Она с таким изяществом выполнила просьбу, что Ефремов невольно вздохнул от восхищения. А Фиргун, поставив чашечку на столик, погрозил ему пальчиком. И с хитрой улыбкой спросил:

– Ты что-то хотел узнать от меня, брат Иван?

– Давно хотел, – чуть смутился Ефремов, – Кольцо миров есть? А если нет, будет?

– Нет. И не будет, – строгим голосом ответил Фиргун, – Ни в каких масштабах. Но как дикую мечту для себя можешь иметь. Вам бы всё обобществить, объединить. Да централизовать. Внутренних причин нет, так внешнего врага придумаете. А вот задуманный айлами треугольник, пожалуй, станет первым объединением в одну семью в известных мне пределах. Ощущаешь значение? Даже мы задумались.