Жизнь моя вошла в новую эпоху. За несколько месяцев всё изменилось! Болезней нет, исчез контроль, я сам распоряжаюсь своим временем. Даже отношение ко мне другое. Не могу понять, почему так на меня смотрят, – с каким-то вопросом, будто я им незнаком. И спрашиваю себя: разве человек рождается ниоткуда? Нет, он приходит из другого мира, не худшего, чем этот. В забытом, стертом времени, подозреваю, я помнил мир, из которого зачем-то попал сюда. И болезни, – продолжение стремления вернуться? Потому что другого способа нет. Неужели нет? Я уже не хочу назад, стал искать где-то впереди.
Под знаками Тау Кита и Эпсилона Эридана в моем небе поднялись миражи иных миров. А на маленьком кусочке земли, предоставленном мне, произошел магический сдвиг. Пространство заметно деформируется.
Некоторые сны переходят в явь. Я научился сгонять тьму в углы своей комнаты и видеть ночью как днем. Что происходит с моим сознанием? Я не контролирую перемены… Умные люди пишут: есть и подсознание. Оно-то и определяет суть человека. Откуда им известно?
То ли открытия, то ли озарения, то ли кошмары наяву. Бояться или радоваться?
…Короткие рассказы Ефремова… Трепет, волнение, созвучие с мыслью автора… Наверно, это нормально. Но то, что случилось с «Озером горных духов», за пределами понимания.
Начиналось как всегда. Я «вошел в сюжет», настроился на ефремовскую волну. За прозрачной плоскостью страниц, за вереницей слов, поднялись горы. И вместе с экспедицией пошел по усыпанным шуршащим камнем тропам. Замечательно! Как всегда…
Но случилось непредвидимое.
Озеро вдруг расширилось, горы перестали соответствовать авторскому описанию. Странно, ведь я не выходил за пределы рассказа, не пытался изменить сюжет. А может, ничего и не менялось, кроме моего отношения к повествованию? Вот и получилось: будто то, а будто и не совсем. А тут еще… Я словно раздвоился. Вот, – сижу за столом, читаю рассказ любимого писателя. И в то же время стою за собственной спиной и через свое же плечо вглядываюсь в те же самые строчки!
Я там, за спиной, удивляюсь происходящему больше, чем я сидящий. Что за раздвоение? Чьими глазами и откуда смотрю на себя из-за спины? Это раздвоение, – или чья-то близость? – отзывается множеством уколов. Как десятки очень тонких иголочек покалывают кожу. Особенно чувствительно – на лопатках и плечах.
В семье обретаю все большую независимость. Но кругом-то свободы почти и нет. «Где родился, там и пригодился». Приходится так часто слышать это. Слышу и представляю себя в наручниках и кандалах. На самом деле, что я могу по-серьезному изменить в своей жизни? Зачем тратить время на лишнее образование? Найти приличную работу, создать семью, обустроить быт. Всего-то! И чтоб было не хуже, чем у других. Вижу я, как народ радуется, когда перехватывает «на халяву» лишние сто пятьдесят. Водки или колбасы, – неважно.
Мои сверстники готовы к такой жизни внутренне и внешне. Все держатся уверенно, лица рельефные, глаза легко переходят от выражения симпатии к ненависти. А у меня?! В зеркало смотреть противно. Во взгляде, как в линзах бинокля, – никаких чувств. Не проходят они почему-то через глаза. И что это за цвет? У людей черный, фиолетовый, даже синий бывает. А тут зеленый в коричневую крапинку! А нос? У всех аккуратные, приличные. У меня и размер слишком, да еще и горбинка. На уши и смотреть не хочется, как рукавицы. Хорошо хоть под ветром не хлопают, как паруса. И кожа… Народ бледнолицый, благородно светлый. А у меня смуглость какая-то, как у аборигена океанских островов. Зато загораю легко и быстро, и кожа не слезает. В общем и целом – явно человек не из этого мира. Вот и окружает меня этот мир отнюдь не любовью.
Ну не может быть, чтобы на всей земле такое! Это скрытый враг засунул меня на край Крайнестана. И вредит из невидимости, из темноты. Но если он такой могучий, почему сразу не прикончил? Не иначе, садист, ему нравится истязать.
Темное Нечто предпочитает действовать через людей. Через крутых парней с велосипедными цепями, со свинчатками и кастетами в карманах. Но в то же время меня кто-то мягко, как котенка, вытаскивает из ям-ловушек, в которые попадаю так часто. А сам я не знаю, как реагировать на зло и обиды.
Единственный из всех, кто не помнит прошлого, – это я. И о будущем у меня никакого представления. Что-то знаю о темном Нечто. Но о том, кто освещает мне путь в темноте, – ничего. А ведь иногда почти явственно ощущаю добрую силу совсем рядом. Под ее влиянием решил продолжить обучение в средней школе.
Иначе не вырваться из мира деревянных семейных домов с огородами и древних бараков. В городе есть несколько четырехэтажных кирпичных домов. Но там живут большие люди, к ним не подступиться. Вожди Партии, всякие директора, заведующие… И те, кто умеет добывать длинные деньги. Через окна кое-что видно. Они могут оформить свои квартиры как сказку. Любую, какая нравится больше. Но не хотят. Я хочу, но не могу.
Не нужен я Империи. Даже если выращу в голове самые лучшие мозги, а на кости навешаю стальные мышцы. Зачем это в бараке, куда селят рабочих имперского оборонного завода после женитьбы? И не оставаться же на всю жизнь в одном доме с мачехой.
А что, если я заблудился? И не вижу того, что доступно зрению других. Жители Тундрии различают несколько видов снега. Так ведь и я тоже! Но у них каждый вид обозначается отдельным словом. Мне слов не хватает.
Вот и получается: каждый живет внутри своей сказки. Просто я их не понимаю. Отец с мачехой, Макс, Миха… Все имеют свой мир, всем хватает слов для обозначения того, что им нужно. А зачем называть как-то то, что для жизни не требуется? Неназванное – невидимо. Невидимое – не существует. Очень просто.
Но ведь и до них дотягивается то самое Нечто! В городской больнице мест не хватает. Люди хвалят хирургов, а больные после них становятся мертвыми. На улицах воют сирены скорой помощи и управления внутренних дел. Больные и преступники не кончаются. Отморозков сажают в зоны, но они выходят оттуда. А некоторые сбегают. Через Нижне-Румск… Ведь зоны недалеко, на севере за сопками.
Тьма поторопила моего отца и он женился на полгода раньше. Тьма убедила моего брата, что у одного человека бывает две мамы. Тьма утверждает: дружба должна быть взаимовыгодной. В их сказках хозяйничает Тьма.
Я не согласен. Не буду я ее рабом. Мы еще посмотрим! И слова нужные найдутся…
Воевода
.
И вот, ко мне тайно принеслось слово, и ухо мое приняло нечто от него.
Среди размышлений о ночных видениях, когда сон находит на людей,
объял меня ужас и трепет и потряс все кости мои,
и дух прошел надо мною; дыбом стали волосы на мне.
Иов
.
Оперативный отряд Резерва
Тьма рвется в сновидения. Снятся кошмары. Понимаю: рядом концентрируется антиматерия. Отмечаю сны вещие, но разобраться в них разума не хватает.
Ко всему прочему добавилось ощущение раздвоения. Как у жителей Страны Пирамид, у меня появился двойник души, живой, но невидимый. Я предположил, что это от внедрения в сознание многомерности Вселенной. Надо отвлечься, переключиться на художественную литературу. Хороший роман одолевается за сутки, включая ночь. Иногда что-то интересное выписываю в тетрадь. Удовольствие – высший класс.
На страницах кипят страсти, цветет любовь. Суть того и другого никак не дается. Если при чтении являются живые картины и образы, признаю: автор – талант. Такая книга лучше кинофильма.
Научная или серьезная научно-популярная книжка требует около недели. С трепетом вглядываюсь в оглавление, медленно перелистываю… Только потом чтение и конспектирование. Так я научился выделять главное.
Особое место – переводной беллетристике. Там живут мистеры, сэры, леди, мадамы… Судари и барышни – из того же класса. Сделал вывод: люди Империи не любят таких книг. Потому что население делится по внешним половым признакам, на мужиков и баб. В более возвышенном варианте звучит: мужчины и женщины. Но смысл один. В разных местах слышу, как эти понятия конкретизируются по-разному: мущина, бабец, девушка, юноша… Согласен: все рождаются самцами и самками. Но не всем дано стать мистерами и мисс?
«Мужики и бабы», – хорошо для мобилизации. Народ понимает призыв, превращается в ополчение и решает поставленную задачу. После чего возвращается в состояние воинственной толпы, состоящей из мужиков и баб разного возраста. А такая толпа не любит чужих и слишком умных. В толпе разрешено выделяться мышцами, животами или тем, что ниже.
Такой вот в Империи закон жизни. Такой же непоколебимый, как закон Ома. Разве можно не соглашаться с законом Ома или ненавидеть его? Даже если шарахает электричеством. Так говорит мне рассудок. Но сердце утверждает: тут что-то не так!
Первое лето без малейшего недомогания! Сеновал, гантели, перчатки, дрова, огород, велосипед… Ежедневно максимальная активность тела и разума. В новом состоянии я поглощаю информации больше в разы.
В сентябре Миха дал поносить пуловер, единственный на всю округу. Но я в него не влез. А в прошлом году он висел на мне, как на огородном пугале. Михины узкие по-восточному глаза округлились. Ведь еще полгода назад он наблюдал сцену вручения мне билета члена Резерва Партии. По болезни я не смог присутствовать на общем торжестве, и вступил в ряды Арьергарда Авангарда на ходу, без оркестра, речей и поздравительного рукопожатия. Меня остановили в школьном коридоре; я шел в класс, опираясь от слабости на стену.
Я удивился не меньше Михи. Ибо внутри, в самовосприятии, оставался прежним: слабым и болезненным. Требовалось время, чтобы привыкнуть к себе новому.
Мосол, сын беглого Моряка, вернулся в город после годичного пребывания у родственников на «материке». Застал меня за колкой дров. Осмотрев облитые загаром мышцы, с уважением сказал:
– Атлет! Как ты это сделал?
Я ответил чьими-то словами:
– А само собой. Дар Свыше.
Откуда я могу знать, что или кто там, Свыше, дарит дары? Но понимал, что дар Свыше, – совсем не халява и не подарок с расчетом. Может быть, мой невидимый спутник замешан в этом. Но никак не злое Нечто.
И пришло удивительное открытие! Оказывается, не только читать умные книги или совершенствовать телескоп, но и полоть картошку или расчищать двор от снега, или даже пить-есть, – все можно делать с удовольствием. А не по необходимости.
В отцовском доме перемен со мной будто не заметили. В лицо не говорилось ни плохого, ни хорошего. Мачеха продолжала, – вкупе со всеми прочими достойными, – обсуждать на кухне с отцом мои поступки. Я же не понимал, что делал чрезвычайного. И вообще, какие у меня могут быть поступки? Отец поддакивал, иногда посмеивался. Я ходил заочно осуждаемый, очно не оцененный никак. Мачеха могла наехать на кого угодно без всякого повода. Обозвать, наорать матом, пригрозить и все такое. Отец в такие конфликты не вмешивался. Последующей разборке они не подлежали. Так что я находился в выгодном положении.
Нижне-Румск – стоячее болото между рекой и Океаном. Только живет в нем не Клюква, а граждане. Неспроста в голову лезет мелодия с надоевшими словами: «Клюкву старую с болота он любил…»
Новые одноклассники организовали частную экскурсию на правый берег Румы. На лодке, хозяин которой обещал вернуться за нами вечером. Я поехал затем, чтобы посмотреть на болото издали, со стороны. Но города с другого берега не увидел. Только дальние сопки, чуть пониже тех, у подножия которых мы высадились. Вот это да! Всего час ходу по воде – и город исчез! Стал иллюзией, хранимой в памяти. Пространство и время играют в странные игры не только в космическом масштабе.
Солнце ушло за бесконечное облако; сумрачно, неуютно, дико. Тем не менее, на пустынном берегу я не заметил и малейшего присутствия Нечто. Или он обитает там, где много народу? И действует через тех, кто знает меня? А без них ничего не может?
Спички нашлись у меня, единственного курящего в классе. Всю ночь мы жарим моллюсков, собранных на мелководье. Большой мир исчез, мы мало говорим, больше думаем.
Я представил себя в составе маленького оперотряда, которому предстоит освоить необжитое пространство. А в нем кипит своя жизнь, не нуждающаяся в нас. Медведи, рыси, олени, муравьи… Настоящие хозяева сопок и побережья. И они имеют полное право поступить с нами по своим правилам. По закону своей жизни, неопровержимому, как закон Ома. Для этой жизни человеческая цивилизация чужда, неприемлема.
А где еще могут быть применимы нормы бытия людей Крайнестана, да и всей Империи? В инозвездных мирах Тау Кита и Эпсилон Эридана? Неужели? Не везде во Вселенной болота с Клюквой.
За пару месяцев осознав новое физическое состояние, я обрел и предельно возможную самостоятельность в собственных действиях. Начал с того что, не поставив никого в известность, оформился в девятый класс средней школы. И твердо решил: никаких заводов, ПТУ и всего такого прочего. Ибо отсутствие обучения и воспитания – это необученность и невоспитанность. Не желаю я жить по понятиям, даже если они всенародные! Мое сообщение о переходе в среднюю школу дома восприняли молча.
После этого записался сразу в несколько кружков Дома Молодежи. Но самым серьезным шагом стало вступление в оперативный отряд горкома Резерва Партии. Свершился поступок, не обусловленный ни решением, ни даже намерением. Мало того, я и не подозревал о наличии в городе такого отряда.
Действовали ноги, а не голова. Ноги привели на площадь перед трехэтажным зданием, в котором на втором этаже размещается верховная власть города и района – объединенный городской комитет Партии Авангарда. На первом – комитет молодежной организации Резерва. Об этом я знал, но оказался тут впервые.
Потом понял: не любопытство вело мои ноги. Слишком уж целенаправленно. И, – вне понимания. Произошло так, словно мне отключили самоконтроль и как куклу довели до цели, о которой не подозревал. Очень уверенно я открыл главную парадную дверь города, прошел по коридору и остановился перед табличкой «Оперативный отряд Резерва». Легонько постучал и, не ожидая ответа, вошел.
Встретили десять пар иронических глаз. Две среди них – женские. Сразу увидел: все старше меня на несколько лет и жизнь понимают как положено. А тут на пороге их опорного пункта пацан-девятиклассник! Но я смотрел без растерянности и сказал спокойно, почти отрешенно:
– Хочу к вам в оперотряд.
Народ в комнате развеселился. Посмеявшись, они переглянулись и приступили к экзамену-тесту. На пустом столе волшебным образом возникли бутылка водки, граненый стакан и баночка соленых огурчиков. Налили стакан до краев и протянули. Я уверенно взял стакан правой рукой, жестом левой отказался от огурчика. Тренированный мачехиным самогоном, двести миллилитров казенной жидкости проглотил профессионально, с легким выдохом. Поставил пустой стакан на стол и посмотрел на отряд с повтором вопроса. Ведь ответа еще не дали.
Оперотряд, оценив антиалкогольную крепость юного кандидата на фронт борьбы с алкоголиками и хулиганами, дружно расхохотался. Поняв, что вопрос решен положительно, я улыбнулся.
Поздним вечером, на сеновале, немножко задумался. Туда ли я записался добровольцем? И ближе там буду к Нечто или оно отдалится? А через недельку-другую вернулись жуткие сновидения. Просыпался весь мокрый, они убивали настроение на весь день.
Объявлена неделя идеально гладких поверхностей. Они изгибаются, взаимопересекаются, охватывая со всех сторон. Я предположил во сне, что так переварил какую-то тему из космологии или микрофизики. И, не выходя из сна, решил проверить, так ли уж гладки поверхности. Дотронуться пальцами не получилось. Касания они почему-то не допускают, пальцы соскальзывают до того… Удивительно, плоскости живут, – двигаются, изменяются, – но упрямо ускользают от прямых ощущений.
Они существовали передо мной и наяву, подряд несколько дней. И становилось страшно, когда они вызывающе, – я сказал себе «нагло», – изгибались рядом, чем бы я ни занимался. Подобные вещи, – это я понимал твердо, – не для нормального человека. Так можно однажды проснуться в пригороде, в Желтом Доме. Но в том, что это проявление ненормальности: нет, не согласен.
И нашел выход из подобных ситуаций-наваждений. Надо погрузиться в любимую книгу или вспомнить подходящий фильм. Например, увидеть Алкида, который ничего не боится. Или путешественника Синдбада. Но лучше всего – мысленно призвать на помощь волшебную птицу Роух. Она могущественнее и добрее всех, в том числе Алкида. Узнав о ней, я немедленно поверил в ее существование. И, бывало, иногда высматривал на восточном горизонте. Я еще не знал, что Восток там, где захочешь.
В оперотряде Резерва идеала не нашел. Да, сильные, уверенные люди. А почему бы и нет: ведь они под крылом полиции и горкома Партии Авангарда. И непосредственно курирует отряд сам начальник уголовного розыска. Появилось неудовлетворение. Не обрел я в отряде чувства личной безопасности. Оба городских комитета вместе с отделом полиции оказались неспособны оградить от вездесущей Тьмы. Мало того, я заметил, что она притаилась и в этих, новых для меня людях. Как же они смогут навести порядок в целом городе?
О проекте
О подписке