В Красной Армии

Мы прибыли в 189-й запасной стрелковый полк, расположенный в типовом военном городке на западе города Ростова. Запасной полк – это такое формирование военного времени, где наскоро обучали, «сколачивали» маршевые роты, которые отправляли на фронт для пополнения воинских частей. Контингент в маршевых ротах собирался очень разношёрстный: необученная молодёжь, вроде нас, призывники старших возрастов из запаса, излечившиеся раненые и больные из госпиталей, амнистированные заключённые и пр. Вот из такой толпы надо было за 30 суток обучить и создать солдат, способных выполнять приказы и воевать.

Штабной командир построил нас и объявил: «Кто до призыва работал на стройках каменщиком, плотником, землекопом и по другим специальностям, выйти из строя!». Смотрю, многие наши ребята вышли из строя, и я сделал три шага. Спрашивает: «Все вышли?». Тут из строя один солдат выкрикнул: «Назовите специальности!». Командир произнёс: «Кто спрашивает? Как ваша фамилия?». Солдат ответил: «Блинов я». Командир: «Разобьём немцев, невесту себе будешь выбирать, а здесь армия, война идёт!». И взглянув в список, скомандовал: «Красноармеец Блинов – три шага вперёд! Все вышедшие из строя поступают под командование старшего лейтенанта!».

Вышедший к строю старший лейтенант скомандовал: «В колонну по три становись! Равняйсь! Смирно! Шагом марш!». Остановились у казармы. Старший лейтенант объявил: «Я командир сапёрной роты, в которую вы распределены. Будем готовить из вас сапёров, которые очень нужны фронту. Теперь вы – учебный взвод, которым будет командовать младший лейтенант Мансуров, и представил его нам. Это был вчерашний студент третьего курса строительного института. Тогда у меня не было никакого понятия о военной специальности сапёра, которые были во всех родах войск. Многому нам ещё предстояло научиться, и всего за месяц напряжённой учёбы.

Строевая, огневая и тактико-специальная подготовка были основными в учёбе. Распорядок дня: 6 часов сна, 1 час на приём пищи (питание 2-х разовое). В остальное время бегаем, прыгаем, ползаем, копаем, занимаемся строевой подготовкой. Обнаруживаем, обезвреживаем и сами устанавливаем мины, стреляем, взрываем, подрываем заряды, и много чего другого делаем.

Так началась моя военная служба в Красной Армии. С нами провели первые стрельбы из трёхлинейных винтовок. Сразу два упражнения: первое «с колена» на 50 метров я выполнил на оценку «4», а за второе «лёжа» на 100 метров, я получил оценку «5». Половина солдат взвода вообще не попала в мишени. Вернулись в казарму, а на стене уже висит «Боевой листок» с призывом: «Стрелять так, как красноармеец Галушко!». В нём же была ведомость оценок всего взвода, и список «мазил». Был я впереди и по другим военным наукам.

Неожиданно для себя и на гауптвахте я оказался раньше всех. Случилось это так. Пришла рота на обед, нас запустили в столовую, а столы не накрыты – хлеб не привезли. Возили его лошадьми на военных повозках, целыми обозами. Запоздал обоз, но вскоре хлеб привезли. За столами мы сидели по двадцать человек. Дежурный командир подошёл к нашему столу у прохода и поднял десять солдат на разгрузку хлеба. Среди них был и Василий Блинов, с которым я подружился. Эти десять солдат получали с повозок по пять буханок хлеба, и относили их в окно хлеборезки. В одну из ходок шустрый Блинов не донёс хлеб, а все пять буханок выложил напротив меня на наш стол. Буханки солдаты расхватали и спрятали, зажав под столом между колен. Машинально и я проделал то же самое. Запахло свежим, горячим хлебом, еды нам, при таких больших нагрузках, не хватало. Дежурный командир заметил нарушение, задержал Блинова, а нам скомандовал «Встать!». Все десять солдат встали, а те, у кого был зажат хлеб коленями, его отпустили и буханки упали на пол. Я же, потомственный крестьянин, не мог такого допустить, что бы хлеб упал на пол, и свою буханку выложил на стол.

Дежурный сразу ко мне: «Ваша фамилия!». Отвечаю: «Галушко». Все пять буханок хлеба собрали и отнесли в хлеборезку. На вечернем построении командир роты командует: «Блинов и Галушко – выйти из строя!» Мы вышли из строя с понурыми головами. Не привожу слов из уст ротного. Стыдно! Передам его решение: «Блинову трое суток ареста на гауптвахте, а Галушко одни сутки ареста». Больше никого не наказали.

Гауптвахта соответствовала всем требованиям Устава, в камере голые 2-х ярусные нары. Посередине камеры стоит параша, которую выносят под конвоем утром и вечером. Питание: через день только хлеб и вода. Сон 5 часов. Из чтения только Дисциплинарный Устав и Устав внутренней службы. Больше за всю свою многолетнюю службу в армии, я на гауптвахту не попадал.

Служба продолжалась, мы прошли месячный курс обучения и приняли Присягу. Наш полк вывели в лагерь, в район станицы и железнодорожной станции Персияновка. Здесь случилось у нас происшествие. В нашем взводе был солдат Болотов, который был амнистирован из заключения. (В 12 лет он убил одноклассника, был осуждён на 10 лет заключения). Я, Болотов и Шило во главе с сержантом исполняли обязанности наряда по роте. Старший наряда сержант и солдат Шило ушли в столовую для подготовки к завтраку. Я подметал казарму, а Болотов исполнял обязанности дежурного у пирамиды с учебным оружием.

Неожиданно в казарму вошёл командир в морской парадной форме и с кортиком, в звании старшего лейтенанта. Болотов так оторопел от его вида, что не поприветствовал и не отдал ему честь. Морской командир это воспринял с гневом. Стал с него требовать исполнения Устава и распекать за плохое выполнение своих обязанностей. Реакция оторопевшего Болотова была неожиданной. Он, в ярости, выхватил из пирамиды винтовку с примкнутым штыком и, угрожая ему штыком, замахнулся с криком: «Заколю!». Старший лейтенант испугался, побежал вдоль казармы, прыгая с койки на койку, и выпрыгнул в окно. (Он был назначен политруком нашей роты, но не был представлен её личному составу). Политрук больше в роте не появлялся, а его назначение отменили. Болотов был арестован, а я проходил по делу свидетелем. Был ли суд, и что было дальше не знаю.

Нас направили ближе к передовой, на станцию Хопры, в 174-й отдельный армейский инженерный батальон. На базе нашего взвода была создана учебная группа по подготовке инструкторов понтонно-переправочных средств. Получили материальное обеспечение: один блок понтонного моста, надувную лодку и специальное техническое оборудование. Начали учебный процесс в Таганрогском заливе у станции Хопры.

Обучение осуществлял старший сержант сверхсрочной службы Мухин, который отлично знал сапёрное дело. Весь май мы много занимались. Нам дали необходимый минимум подготовки и отправили в город Ростов. Сложилась тяжёлая обстановка на Южном фронте. Немцы начали своё новое наступление и добились значительных успехов на южном направлении. Создалась угроза Ростову со стороны Ворошиловграда (ныне Луганск) и для Воронежа. Немцы прорвали нашу оборону и устремились к Сталинграду и на Кавказ. Наша понтонно-мостовая рота получили задачу обеспечить переправу отступающих войск и мирного населения.

Переправа. Зелёный остров

Воды Дона южнее города расходятся на два русла, которые, соединяясь, образуют Зелёный Остров. Этот уникальный уголок природы был длиной около четырёх километров, а в широкой части примерно полтора.

Здесь в Ростове, на Зелёном Острове, я принял боевое крещение в июне-июле 1942 года. В 174-м отдельном инженерном батальоне мне пришлось действовать как сапёр, минёр, разведчик, понтонёр, стрелок.

Переправа (два наплавных моста), через старое и новое русло Дона, была наведена по пологому спуску от 29-й Линии и проходила через Зелёный остров. Плавучими опорами моста на старом русле служили стальные трубы большого диаметра, длинной примерно шесть метров. Их изготовили на заводе, заварив с одной стороны конусными обтекателями, для уменьшения сопротивления течения воды. Другая часть трубы была заварена плоскими заглушками. Крепились понтоны на расстоянии двух метров друг от друга с помощью двух мощных стальных тросов, протянутых с берега до Зелёного острова. Поверх понтонов был настил из брёвен и досок. Переправа через новое русло Дона была устроена таким же образом, только в качестве понтонов использовались деревянные пивные бочки. Кроме нашей вспомогательной переправы, ниже по течению находились ещё два больших моста, которые не успевали восстанавливать после вражеских налётов.

Наша понтонно-мостовая рота должна была поддерживать эту переправу в рабочем состоянии днём и ночью. И не только обеспечивать переправу, но и оборонять её от диверсионных, десантных групп, которые часто захватывали важные объекты.

Наша команда расположилась на островной, северной части берега, где слева от моста были старые тополя. Под их кронами мы и расположились со своим имуществом. Справа от моста стоял домик бакенщика. Слева, на берегу города были причалы, за ними элеватор. На этой территории находились люди в форме войск НКВД с автоматами.^[4] Мы выкопали окопы, стрелковые ячейки, годные для стрельбы с колена. Вырыть глубже не давала вода. Началась наша напряжённая работа на переправе. Быстро израсходовали имевшийся запас стройматериалов для ремонта переправы. Разобрали для этой цели и домик бакенщика. Вылавливали, собирали доски и брёвна, которые несли воды Днепра.

Однажды мы наблюдали воздушный бой двух истребителей над Зелёным Островом. Немцы в 1942 году продолжали господствовать в воздухе. Их самолёт Мессершмит по своим боевым характеристикам превосходил наш основной истребитель той поры И-16. У фронтовиков он получил прозвище «ишак». Обычно И-16 терпел поражение или уклонялся от поединка с Ме-109. Этот бой отпечатался в памяти – наш лётчик на И-16 яростно, самоотверженно и геройски атаковал «мессера». Долго кружились, атаковывали друг друга, применяли сложные фигуры высшего пилотажа. В конце боя противники сошлись на встречных курсах и стали стремительно сближаться. Казалось, таран был неизбежен. Одновременно оба лётчика открыли огонь из пулемётов. Самолёты загорелись и с рёвом рухнули вниз. Лётчики спаслись, успели покинуть их, и спустились на парашютах недалеко друг от друга. Вскоре обоих лётчиков, русского и немецкого, провезли по нашему мосту на открытом автомобиле «Шевроле», в сторону Ростова.

Ростов усиленно подвергался бомбёжке вражеской авиацией. Доходило до одной тысячи самолётовылетов за сутки. Интенсивно бомбили город и в ночное время, сбросив предварительно осветительные бомбы. Почти при каждом налёте 4–5 вражеских самолётов прицельно бомбили и нашу переправу, два наплавных моста. Бомбометание велось фугасными авиабомбами, они пробивали настил, а попадая в трубы, уходили на рикошет и взрывались, уже достигнув дна. При этом часть настила разлеталась в щепки. Но мы быстро устраняли нанесённые повреждения и восстанавливали движение. Через час, после вражеского налёта, наша переправа начинала действовать.

Бомбовые налёты продолжались больше месяца. При бомбёжке часть бомб попадала не в реку и нашу переправу, а на берег, где стояли дома. После каждого налёта вражеских бомбардировщиков наш красноармеец Спирин бегал к своим родным, которые жили недалеко, узнать, живы ли они. Однажды он обнаружил, что все они погибли. Кроме отца, который был на фронте. Страшное горе! Две его сестрёнки, мать и бабушка укрывались в погребе под домом – их дома не стало, прямое попадание авиабомбы!

С нашей едой на Зелёном Острове положение осложнилось. Котловое питание было нарушено по многим причинам. Какое то время мы питались сухим пайком: сухари, тощая крепко-солёная селёдка, каша-концентрат перловая, кабачковая икра и консервы говядины. Этот паёк на 7-10 дней доставлял нам старшина Барабан. Целыми днями, после частых, жестоких бомбёжек, мы восстанавливали переправу и расходовали максимум своей энергии. Хотелось нормально поесть, не всухомятку, а что-то существенное, для восстановления сил. Была мысль, может добыть рыбу? Но у нас нет для этого времени, нет даже простейших снастей для её лова, нет ни одной гранаты, что бы оглушить рыбу. А как, на чём и кто приготовит? Бои шли на значительном протяжении Дона и через нашу переправу проплывали, вверх брюхом, сазаны, лещи, толстолобики, сомы, но они уже протухли. Говоря о рыбе, расскажу невероятную историю, то, что сам увидел во время боевых действий.

Четыре штурмовика Ю-87 отбомбились по нашей переправе, а затем, сделав второй круг, обстреляли наших солдат, замеченных на острове. Под обстрелом оказался и всадник-связной, который следовал в Батайск. Он остался жив, а лошадь его была убита и лежала в низине, метрах в сорока от Дона. С лёгким седлом за спиной он вернулся в Ростов через нашу переправу. На наши вопросы отвечать не стал, сказал только, что спешит доложить о случившемся.

Юнкерсы идут на бомбёжку.

Через три дня, на рассвете, я шел из тополиной рощи через дорогу за домом бакенщика. Вдруг заметил в густой, мокрой траве огромное, почти размером с человека, движущееся существо в сторону Дона. Рассмотрел сома, скользившего от места, где лежала убитая лошадь в свою водную стихию. Выделялись большие усы, над ними светились блестящие серебром глаза, по бокам работали в направлении вперёд-назад, мощные плавники и двигался раздвоенный хвост. Сомги-гант дополз до ивовых кустов и плюхнулся в воду.

Через нашу переправу, неравномерно, шел поток гражданских лиц. Везли тележки, подводы и детей на них. Вскоре, когда людской поток резко увеличился, мы спросили, почему Вас так много? Беженцы нам рассказали, что власти открыли тюрьмы и выпустили на свободу уголовников. Начались массовые грабежи, насилия и убийства. Множество людей уходило в тыл, в первую очередь от резни и разбоя распоясавшихся уголовников.

Однажды мы, как всегда, занимались восстановлением разрушенного бомбёжкой настила моста. Неожиданно на мост заскакивает группа людей в военной форме НКВД, вооружённые автоматами. Автоматы в боевых частях, в это время были редкостью, только у командиров рот, и не у всех командиров взводов. Прозвучала команда: «Всем освободить переправу!» У меня возникла мысль, что мы подверглись атаке переодетых диверсантов. А наше оружие находилось на берегу. Мы, сапёры и солдаты инженерных частей, были вооружены не отечественными, а новыми трофейными немецкими винтовками Маузер, калибром 7, 92 мм. Но ситуация прояснилась: на мост, под усиленной охраной и с громким лаем сторожевых собак вступила колонна политзаключённых. По остаткам одежды на них можно было определить, что это были репрессированные командиры Красной Армии.

На середине моста один из заключённых, с криком «За Родину!», перепрыгнул через перила и нырнул в воду. Он вынырнул метрах в пятнадцати ниже по течению и опять скрылся под водой. Последовала команда заключённым: «Ложись!» Часть охранников открыла огонь из автоматов по беглецу, который уплывал всё дальше по течению. Временами он показывался над водой и опять нырял. Отважный беглец мог бы уйти от охранников НКВД, если бы поплыл к берегу города, а он повернул кострову. Один из командиров охраны побежал по берегу острова, куда подплывал сбежавший заключённый. На бегу достал из кобуры пистолет ТТ и выпустил всю обойму – расстрелял выходившего из воды заключённого. Постоял, наблюдая, как мёртвое тело воды Дона унесли вниз по течению. Убрал свой пистолет и трусцой побежал к лежащей на мосту колонне. Прозвучала команда «Встать!», и колонна пошла дальше, в сторону Батайска.

В моей голове не укладывалось, как получилось, что уголовников просто отпустили на свободу, и даже не в армию, а командирам Красной Армии не дали возможности защищать свою Родину!

Наша работа на переправе по поддержанию её в рабочем состоянии продолжалась, но вскоре поток отступающих и беженцев прекратился. Все подходы и подъезды к нашей переправе, на всю ширину улиц и тротуаров были забиты брошенной военной техникой: автомобилями, прицепами гружеными снарядами и военным имуществом, тракторами С-100, артиллерией всех калибров. Личный состав отсутствовал, солдаты всё бросили и разбежались. Если бы всю эту тяжёлую технику, оружие и войска использовали для обороны города, немцы не взяли бы Ростов с хода. И не видать бы им Кавказа. Но не было грамотного командования, раз направили сюда всю эту тяжёлую технику, которую не могла бы выдержать наша переправа. Опять повторился 41-й год!

Немцы вошли в Ростов-на-Дону во второй раз с начала войны! После захвата Крыма и Севастополя у них освободились войска, и они начали наступление на нашем направлении. Нам приказали оставить переправу, и мы ушли, по Зелёному Острову, ко второй переправе. Там нас встретил командир роты и повар на телеге с ужином в термосах. Осмотрели мост, он был исправным и в полном порядке.

А Ростов был освещён множеством ракет, фейерверков. Раздавались крики, ружейно-пулемётная стрельба вверх очередями. Немцы праздновали свою победу! В полночь мы расположились на привал. Вдруг, сквозь сон, я услышал голос ординарца командира роты, который расталкивал спящих солдат и спрашивал: «Где Галушко?» Я его слышу, но не отзываюсь, однако ему показали, где я лежу, и он меня растолкал. Приказал: «Срочно явиться к командиру роты!» Пришёл на указанное место, увидел, сидят на раскрытой плащ палатке: командир роты, незнакомый мне капитан и старший сержант Мухин. Комроты сказал мне: «Слушай Приказ! Сейчас подплывёт старшина роты на лодке. В ней взрывчатка, которую надо доставить к переправе, с которой мы два часа как ушли. Надо взорвать переправу! Там тебя встретит старший сержант Мухин, у него будут запалы для подрыва. Ты поступаешь в его полное распоряжение».

Я обдумал свой маршрут по реке: надо проплыть два километра, вверх по течению, обогнуть восточную часть Зелёного Острова и проплыть такое же расстояние по старому руслу Дона до основной переправы. Надо ещё успеть заложить подрывные заряды, что бы уничтожить нашу переправу. Тёплая летняя ночь коротка. Я отплыл в час ночи, понимая, что надо поторопиться, что бы доставить взрывчатку до рассвета. После устроенного немцами фейерверка, в городе установилась тишина. Обогнул остров и вошел на лодке в старое русло. Грести по течению стало легче.

Вдруг я услышал впереди приглушенные крики и шум на воде. Рассветало, и я заметил толпы людей плывущих в донской воде. Вплавь переправлялась, какая-то воинская часть. Заметили мою лодку, и многие солдаты стали просить помочь им переправиться. Отвечаю: «В лодке взрывчатка, у меня приказ срочно её доставить по назначению». В ответ услышал многократные проклятья в свой адрес. Тяжело у меня было на душе, но я плыву дальше, – не могу им помочь, у меня приказ.

Наступил рассвет, подплываю к своей переправе. Она уже рядом, до неё несколько десятков метров. Вдруг услышал гул самолёта. Встал в лодке, развернулся в сторону переправы и увидел, что летит мне навстречу, немецкий истребитель М-109. С нервным напряжением смотрю на него. Каким-то обострённым чувством я заметил наклон носовой части самолёта к моей лодке, и нырнул в воду к острову. Под водой я услышал пулемётную очередь. На какую-то секунду я опередил действия вражеского лётчика и почувствовал холодок смерти! Вынырнул метрах в десяти от лодки. Она была пробита пулями во многих местах и тонула. Самолёт пролетел дальше и стал обстреливать солдат, которые переправлялись в двух километрах от меня. Подплыл к лодке, забрал винтовку, ремень с подсумками и гимнастёрку. Доплыл до берега и положил их там. Собрался плыть опять к лодке, чтобы отбуксировать её к берегу.