Крауклис, наконец, подписал бланк подписки о невыезде и молча взглянул на Олега.

– А знаешь, Карлис, – хмуро начал Олег, – я не собираюсь приносить тебе извинения. Во всех своих бедах виноват ты сам. Не пил бы – не лишился бы семьи, работы… В конце концов, не попал бы на нары. И вот тебе мой совет: бросай пьянствовать! Иначе, в следующий раз влипнешь по-крупному, и еще не факт, что кто-то потом будет с тобой возиться, как мы с Долгоноговым.

– Товарищ майор, – Крауклис наконец справился с собой, но голос его еще дрожал, – я не знаю, поверите Вы мне или нет, но я долго думал – было время. Я больше ни капли спиртного в рот не возьму. Из-за этой проклятой водки я и так уже лишился почти всего на свете: дочки, жены, друзей… Вы думаете, я не понимаю, что из-за меня у вас с Долгоноговым были неприятности? Я все прекрасно понимаю. Просто, спасибо вам за то, что вы оказались людьми!

– Ладно, иди к дежурному, получи свои вещи, – Олегу было почему-то неловко выслушивать эти слова признательности.

Крауклис благодарно кивнул и направился к двери. У порога он обернулся и посмотрел на Олега. В глазах его читалось сомнение.

– Карлис, что-то еще? – удивленно спросил Олег.

– Простите, не знаю, товарищ майор, нужно вам это или нет, – наконец решился тот, – но вчера вечером к нам в камеру посадили одного малолетку. И тот сразу начал изображать из себя крутого, говорил, что ему ничего не стоит убить человека, что он уже порешил одного своего приятеля… Не знаю, может, просто болтал, чтобы цену себе набить: бывает, знаете, испугался в камере…

– Ладно, Карлис, иди, я разберусь, – задумчиво пробормотал Олег.

Крауклис, растерянно потоптавшись, покинул кабинет. Олег открыл пухлый том уголовного дела и стал продумывать план обвинительного заключения, но что-то мешало сосредоточиться. Он вышел из-за стола и, засунув руки в карманы, принялся молча ходить взад-вперед по кабинету. Что-то в словах Крауклиса его насторожило. Олег подошел к телефону и набрал номер начальника ИВС.

– Старший лейтенант милиции Ивасюк слушает, – донеслось из трубки.

– Скажи-ка мне, старший лейтенант милиции Ивасюк, а в какой камере у нас сидел Крауклис?

– А, Олег! Сейчас посмотрю, – было слышно, как Ивасюк зашуршал бумагами. – Вот, в пятой…

– А кто, кроме него, там еще обитает?

– Так: Кравцов – матрос с сухогруза «Козельск» – получил пятнадцать суток за пьяный дебош в интерклубе, Буров – ну, это известный «домашний боксер» – опять жену поколотил. Тоже пятнадцать суток. И вчера вечером посадили малолетку – Прохорова Виталия – устроил драку возле ресторана, опять же оказал сопротивление пэпээсникам – получил пять суток. А что?

– А скажи-ка мне, господин начальник ИВС, как это у тебя подследственный оказался в одной камере с административно арестованными? И как малолетка оказался в одной камере со взрослыми?

– А куда я их дену? Все камеры переполнены, – начал заводиться Ивасюк. – Между прочим, Шестаков решает, кого куда сажать – он сейчас исполняет обязанности зама по оперативной работе. А я лишь исполняю его распоряжения. Среди уголовных Крауклис самый спокойный, вот Шестаков и приказал посадить всех административников к нему, а потом и малолетку этого… А то, блин, подельников в одну камеру не сади, уголовников с административниками – не сади, малолеток со взрослыми тоже нельзя, женщин – отдельно… Где я вам камер на всех напасусь? У меня ИВС не резиновый! Я того умника, что инструкции пишет, пригнал бы сюда и сказал: вот тебе камеры, вот тебе контингент – решай задачу со многими неизвестными, рассаживай!

– Ладно, не бухти! Инструкция составлена толково, только под каждую такую бумагу нужны средства для реализации, а с этим у нас всегда была напряженка. Считается, что главное нарисовать правильную бумагу, а дальше все само пойдёт, бумага тебе новые камеры построит… Кстати, женщин у тебя на постое сейчас нет – так что не прибедняйся, сирота. Лучше принеси-ка мне материалы на Прохорова.

Спустя несколько минут в кабинет Олега вошел взъерошенный Ивасюк.

– Не ожидал, Олег, что на меня наезжать будешь. На вот, посмотри все бумаги – все чин чинарем! Все меня валтузят: начальник отдела, Шестаков, прокурор – теперь вот и ты…

– Угомонись! – прикрикнул на него Олег. – Мне на твою кухню – с высокой колокольни… И без меня найдется, кому тебя отыметь! Скажи-ка лучше, ты его фотографировал?

– Ты что, Олег! Он же административник.

– И, естественно, не дактилоскопировал?

– Конечно…

– Вот что, сфотографируй его и откатай пальчики – типа так положено.

– Ты что, Олег, я не могу без разрешения Шестакова. А зачем тебе?

– Сам еще не знаю. На всякий случай. А разрешение Шестакова ты, я думаю, получишь.

Олег выписал все данные из протокола на Прохорова и вернул бумаги. Ивасюк недоуменно пожал плечами и удалился. Олег набрал номер телефона Шестакова.

– Володька, мне нужно с тобой поговорить.

– Олег, опять ты чего-то замутил? Конец рабочего дня – давай отложим все на завтра.

– Не откладывай на завтра то, что должен сделать сегодня! – отозвался Островецкий. – И позови Ояра, он сейчас корпеет над бумагами, и Сашку Михайлова. Этот сегодня в опергруппе и должен быть в дежурке.

– Олежа, когда ты мне звонишь с такими заявлениями, у меня начинает нехорошо биться сердце! Что там еще стряслось?

– Сейчас зайду и расскажу.

Когда Олег вошел в кабинет Шестакова, там уже находились, кроме хозяина, Ояр и Михайлов.

– Олег, если что-то не срочное, то давай разбежимся – я своей обещал прийти сегодня пораньше, – Шестаков уже убирал бумаги в сейф.

– А у меня писанины по горло, – недовольно пробубнил Ояр.

Михайлов промолчал. Ему не хотелось встревать в перепалку старших. Да и все равно, он сегодня до утра в опергруппе. Так что, без разницы – торчать в дежурке или сидеть в кабинете начальника угрозыска.

– Все высказались? – спокойно начал Олег. – А теперь послушайте меня: у нас в ИВС сидит сейчас Прохоров Виталий Сергеевич, семнадцати лет…

– Ну да, – отозвался Шестаков, – получил пять суток за мелкое хулиганство и сопротивление… А в чем дело-то!

– Понимаешь, с ним в одной камере сидел Художник. Я его сегодня выпустил под подписку. Так вот, перед уходом он сказал мне, что этот Прохоров, якобы, хвастался в камере, что «замочил»²² своего приятеля.

– Ну, мало ли кто чего в камере наплетет, особенно малолетка, – усмехнулся Ояр.

– Олег, ты что, серьезно думаешь, что Прохоров кого-то там «замочил»? – недоверчиво спросил Шестаков.

– Не знаю, Володька. Может, просто цену себе набивал, а может… Послушай, у нас вроде бы «темных» «мокрух»²³ нет?

– Тьфу, тьфу, тьфу! – Шестаков трижды сплюнул через левое плечо и постучал себя кулаком по лбу.

Все невольно заулыбались.

– А пропавшие без вести? – спросил Олег. – Есть у нас такие, которые по возрасту подходят?

Шестаков принялся набирать что-то на компьютере. Кроме него, компьютеры в отделе были только в ГАИ и паспортном отделении. Поэтому Олег, Ояр и Александр смотрели сейчас на Шестакова почти как камлающего шамана.

– Ну вот, – сказал Владимир, закончив манипуляции, – машинка выдала четырех: Рихард Пуре, 17 лет; Юрий Тищенко, 19 лет; Гунар Целмс, 18 лет и Валдис Латников, 22 года.

Шестаков в раздумье машинально забарабанил пальцами по столу. Остальные молча смотрели на него, ожидая решения. Наконец ладони сложились лодочкой.

– Ояр, – Владимир посмотрел на Долгоногова, – завтра займись проверочкой. Не пересекался ли кто-либо\с Прохоровым?

Ояр кивнул головой и принялся неспешно переписывать установочные данные с монитора компьютера в свой потрепанный блокнотик.

– Саня, – продолжил Шестаков, – ты все равно сегодня в опергруппе. Подбери до утра все материалы по этим лицам – все, что успеешь нарыть.

– Ну, если ночь будет спокойная – то сделаю, а если веселая – не обессудьте, – Михайлов развел руками. – Кроме того, я завтра хочу с утра Захаревских к Олегу доставить.

– Думаешь, они «бомбанули» школу? – спросил Шестаков Олега.

– Думаю, да…

– Так… – Шестаков продолжал выбивать пальцами барабанную дробь, – фамилии пропавших ребят у всех на слуху. Всеми ими занимались в свое время, а вот пересекались ли они – трудно сейчас сказать навскидку. Ладно, подождем до завтра…

– Ояринь, я вот что подумал, – задумчиво произнес Олег. – Там у Прохорова при задержании кое-какие вещички изъяли: часы, там, цепочку, еще какое-то барахло – посмотри потом в протоколе задержания. Так вот, будешь отрабатывать пропавших ребят – прикинь там, между делом, по вещичкам. Может, что и проклюнется…

– Ладно, давайте по домам! – хлопнул ладонью по столу Шестаков. – Да, Олежа, подкинул ты нам задачку. Я скоро от тебя прятаться буду.

Олег лишь виновато развел руками.

Перед уходом домой Олег заскочил в дежурную часть.

– Если понадоблюсь – звони сюда, – протянул он дежурному клочок бумаги с номером домашнего телефона Лиды.

Тот в ответ только крякнул и широко заулыбался.

– Ты мне не хрюкай! И постарайся, чтобы это не разнеслось по отделу, – усмехнулся Олег, набирая на пульте номер телефона Миллеров.

Дежурный скрестил руки на груди: мол, ты что, Олег, за кого ты меня держишь?

Трубку взяла Татьяна.

– Тань… – жалобно заныл Олег.

– Можешь не продолжать! Светку я забрала, покормила, сейчас буду купать. Так что до утра можешь не появляться.

– Танюха, ты лучше всех! – воскликнул Олег.

– Ага, скажи это моему Миллеру!

Через полчаса Олег с бутылкой сухого вина, коробкой конфет и букетиком цветов стоял у двери Лидиной квартиры. Немного подумав, он решительно нажал кнопку дверного звонка. Дверь открыла Лида. Увидев Олега, она улыбнулась от радости, потом вскрикнула и прильнула к его груди…

Утром у входа во флигель следственного отдела Островецкого уже ждал Михайлов.

– Привет, Саня! – Олег поздоровался с ним за руку. – Как прошла ночь?

– Относительно спокойно. Было пару «мелких» – помдеж с участковым выезжали. А так – все тихо… Да ты и сам должен быть в курсе – тебя же не дергали.

«И слава Богу»! – усмехнулся про себя Олег. Хуже нет, когда тебя ночью выдергивают из постели хорошенькой девушки и гонят, невесть куда осматривать очередное место происшествия. А затем, невыспавшийся и усталый, ты должен еще целый рабочий день пахать по своему плану – твою текучку ведь никто не отменял. Конечно, после дежурства в опергруппе, положено было давать отгул, но об этом уже все давно забыли, и намекни он об этом руководству, его бы просто не поняли…

Поэтому Олег, всегда старался на день, что после дежурства, планировать поменьше, на худой конец – не вызывать на это день людей, но не всегда получалось. А такая спокойная ночь, как сегодня, в последнее время, увы, выдавалась нечасто.

– Чем еще порадуешь? – спросил Олег.

– Справку для Ояра и Шестакова по списку пропавших без вести я подготовил. Ояр по ней уже работает. Захаревских я с утра привез тепленьких. Сидят в «телевизоре»²⁴. Раскололись сразу, еще дома! Привез два рюкзака краденых продуктов.

– Подожди, ты что же, произвел несанкционированный обыск? Изъял всё без понятых? Как я теперь все это к делу пришью?

– Обижаешь, начальник! Все зафиксировано добровольной выдачей. Плюс чистосердечное… Тебе осталось только все оформить, как полагается – и в суд…

– Ладно, тащи их ко мне вместе с вещдоками, а я пока педагога вызову.

– Уже…

– Что уже?

– Я уже вызвал. Из первой средней школы ровно к девяти часам подойдет учительница.

– Хм, приятно иметь дело с толковыми операми, молодец ты Сашок! – похвалил Олег.

Александр, собственно, не обязан был этого делать. Несовершеннолетних по закону можно допрашивать только в присутствии родителей или педагога. С родителями частенько получались накладки: то их не было вовсе, то они были не в состоянии присутствовать на допросе. В этих случаях всегда вызывали учителей из соседней школы. Но это было обязанностью следователя, и то, что Саша взял вызов педагога на себя, тронуло Олега.

– А что, мамаша неподъемная? – ухмыльнулся Олег.

– Ты себе не представляешь, что там творится. Натуральный бомжатник. Мебели почти никакой. Стены оплеванные, закопченные. Повсюду валяются пустые бутылки, объедки… Ужас…

– Ну, почему же не представляю? – невесело усмехнулся Олег. – Еще как представляю! До боли знакомая картина.

Таких «блатхат»²⁵ Островецкому довелось повидать на своем милицейском веку немало. Поэтому ему не было нужды самому наведываться в квартиру Захаревских – он и так мог себе представить, что там творилось.

– Ну, а с мамашей-то что? – переспросил Олег.

– Валялась вдрызг пьяная в спальне на матрасе с каким-то алкашом. Ну, я дал ему пинка под зад, чтобы выметался, а любящую маменьку привести в чувство так и не сумел – в умат…

– Подожди, а пацанва тоже?

– Да нет, что ты… Так, запашок, остаточные. Можешь спокойно допрашивать…

– Ладно, тащи их ко мне!

Олег проследовал к своему кабинету. Там его ждал еще один сюрприз – около двери прохаживалась заведующая школьной столовой Илзе Лапиня. Одета она была весьма откровенно: расстегнутая дорогая кожаная куртка, под которой находилась «фирменная» футболка, практически не скрывающая ее пышных прелестей. Короткая, не по возрасту и не по фигуре, джинсовая юбка. Олег усмехнулся про себя: так не одеваются, чтобы привлечь мужчину к серьезным длительным отношениям, скорее наоборот – чтобы спровоцировать на моментальный короткий секс где-нибудь на столе в кабинете. Но, извините, глубокоуважаемая Илзе Батьковна, сегодня не ваш день. С малознакомыми дамочками я такими вещами на рабочем месте не занимаюсь. И чего же тебя так, милая, разобрало? Неужели так сильно хочется? Вроде бы замужем – вон колечко на правой руке…

– Здравствуйте, Илзе, – Олег попытался изобразить на своем лице максимум доброжелательности.

Сработало: красотка томно улыбнулась.

– А я Вам справочку о похищенном принесла, вот, с печатью – все, как положено, – весело защебетала она.

– Большое Вам спасибо, дорогая Илзе! – проникновенно сказал Олег. – Я, правда, сегодня делами перегружен, но в ближайшие дни обязательно вызову Вас к себе. Я Вам позвоню по телефону, договорились?

– Буду ждать, – многозначительно проворковала красотка и, крутнув бедрами, удалилась.

Островецкий сел за стол и принялся изучать справку.

«Ого! – мысленно воскликнул он, прикинув объем и общий вес похищенного. – Либо Захаревские – чемпионы по тяжелой атлетике, либо…».

Его размышления прервал Михайлов, притащивший в кабинет два объемистых, тяжелых рюкзака, набитых продуктами.

– Это все? – спросил Олег.

– Почти все. Кое-что съели вчера. Немного дали Бублику…

– Это еще что за фрукт?

– Ты был прав, в краже принимал еще один пацан – Павел Бабаенко по прозвищу Бублик. Это сосед Захаревских. Пацану двенадцать лет. Я его вместе с родителями вызвал к тебе на завтра. Кстати, вполне приличная семья. Скорее всего, пацан влип в это дело под влиянием Захаревских. Между прочим, это он стоял на стреме, именно там, где ты говорил.

Олег выложил продукты из рюкзака на стол. Все изъятое необходимо было описать, но даже мимолетного взгляда хватило ему, чтобы понять: список похищенного, переданный ему Лапиней, завышен раза в два. Даже с учетом испорченного, съеденного и переданного Бублику. Ай да веселушка-хохотушка! Не удержалась-таки, чтобы не прибрать кое-что к рукам. Олегу стал понятен ее нехитрый план: подмахнуть следователю, глядишь – и не будет дотошно разбираться со списком. А даже, если и разберется, то не станет же он уличать женщину, с которой был в близких отношениях. Молодец, баба! Умеет сочетать приятное с полезным. Ладно, пусть с ней бэхаэсэсники разбираются. И без того работы хватает.

Олег сгреб все продукты обратно в рюкзаки. Осмотр изъятого можно будет сделать и позднее.

В дверь негромко постучали.

– Входите! – крикнул Олег.

В кабинет вошла молодая светловолосая женщина, лет двадцати пяти, в строгом деловом костюме, длина юбки которого была, правда, несколько общепринятых норм.

«Училка, – сразу определил Олег. – А что, снять бы с нее эти строгие очки, добавить чуток косметики – и была бы красотка хоть куда»!

Девушка спокойно выдержала оценивающие взгляды Олега и Александра.

– Вия Берзиня, – представилась она. – Я преподаю в первой средней школе латышский язык и литературу. Меня вызвали сегодня к девяти утра.

– Виечка, Вы позволите себя так называть? – Олег был весь любезность. – Я сейчас буду допрашивать несовершеннолетних, и процедура требует присутствия педагога…

– Я в курсе. Мне Ваш коллега объяснил.

– Вот и прекрасно. Присаживайтесь на стульчик около окна – здесь Вам будет удобно. Саня, – обернулся он к Михайлову, – давай сюда Николая Захаревского.

Олег решил начать допрос с него, справедливо полагая, что он будет пожиже сестренки характером. Михайлов ввел в кабинет невысокого, худенького подростка. Тот производил жалкое впечатление: давно не стриженные, слипшиеся от грязи волосы, испуганные, бегающие глаза на прыщавом лице, заискивающая улыбка. От природы сутулый, он еще больше съежился, как бы в ожидании удара. На нем была замызганная кожаная куртка – явно с чужого плеча, грязные брюки и кеды.

«Куртку тоже, наверное, где-то спер, – подумал Олег. – Ну, об этом его можно и потом расспросить. Кеды придется изъять на экспертизу. Надо послать Сашку на чердак, чтобы притащил оттуда этому щенку пару бесхозной обуви».

На чердаке отдела милиции была свалка бесхозных вещей. При обысках и осмотрах мест происшествия всегда изымается масса не относящихся к делу предметов, установить принадлежность которых зачастую не представляется возможным. Так и пылится потом там.

Олег начал задавать Захаревскому необходимые вопросы, уточняющие его анкетные данные, исподволь при этом анализируя поведение подследственного. Тот был явно очень напуган, и причины этого страха Олег понять не мог. Ну, не от того же, что попался на краже, он так трясется? Это же не первый его привод в милицию. Мог, конечно, и Сашка припугнуть его, чтобы поменьше кочевряжился, но для т а к о г о страха нужны более глубинные причины.

Олег выдерживал паузу и тяжелым взглядом смотрел на Захаревского – ничего, пусть подергается, понервничает – сговорчивее будет.

– Так, – наконец сказал он, – а теперь подробно расскажи, как вы обчистили столовую. И не ври мне! Не люблю этого!

– Я не буду врать, я все честно… – сбивчиво начал Захаревский. – Мы с Айной кушать хотели. Дома нечего кушать. Ну, Айна и предложила забрать продукты из школы – мы видели, как туда их привозили. Первую ночь посмотрели, как сторож работает, а на вторую ночь пошли… Подождали, пока сторож пройдет. Потом я разбил окно, залез в кухню. Ломик у меня был с собой. Сломал дверь в кладовку. Набрал продуктов и подавал их Айне, а она складывала их в рюкзаки…

– А зачем погром в кухне устроил?

– Что устроил? – недоуменно переспросил Захаревский.

– Зачем посуду разбрасывал, муку, сахар рассыпал?

Захаревский лишь виновато пожал плечами: не понимаю, мол, как так получилось. А что тут понимать? Тебя вечно унижают, издеваются над тобой. Вот и выплеснулась у тебя вся злоба на окружающий мир.

Олег тяжело вздохнул. Ему было жаль это запуганное, замордованное жизнью существо.

– Куртка откуда? – внезапно спросил он.

– Какая куртка? – испуганно дернулся Захаревский.

– Та, которая сейчас на тебе! Только не говори, что твоя. Она, как минимум, на три размера больше, да и дорогая – у тебя в жизни таких денег не было.

– Я ее на помойке нашел. Она была старая, ее кто-то выбросил, – глазки Захаревского испуганно забегали.