Шеньян – Цзилинь – Гирин – Суйфэнхе – Пекин
Раннее утро, алеет восток. Поезд неспешно движется по Великой Китайской равнине. До самого горизонта простираются прямоугольники заливных рисовых полей. На некоторых чеках, стоя в воде, уже трудятся крестьяне в соломенных шляпах чжули.
На востоке страны день начинается рано. Китай расположен в пяти часовых поясах но на всей его территории действует единое "пекинское время".
Улицы постепенно заполняют велосипедисты. Сначала трудно перейти дорогу в этом сплошном потоке. Потом привыкаешь – объезжают.
Подтягивается в парки старшее поколение. Бодренькие дедушки и бабушки в трениках занимаются оздоровительной гимнастикой цигун, тайцзыцюань. Неспешно двигаясь под звуки незамысловатой музыки, впитывают в себя энергию неба и земли.
Начинается рабочий день. Ведутся дорожные работы. Тут же собирается группа из нескольких человек. Отчаянно жестикулируя, обсуждают процесс, при этом давая советы рабочим. Те не реагируют. Но все при деле.
Из придорожного кафе выходит кухарка и прямо на тротуаре чистит рыбину, смывая чешую водой из шланга.
Уличный торговец расставляет на прилавке корзинки из рисовой соломы, статуэтки лягушек: денежные – с палочкой, монеткой во рту, черепаху, с двумя маленькими черепахами на спине, фигурки китайских божков: смеющегося Будду, толстого Хотея – символа богатства, веселья и достатка. Согласно преданию, он может исполнить любое желание. Для этого нужно лишь его загадать и, уединившись в тихом укромном месте, триста раз потереть Хотею животик.
Тут же развешаны графические изображения иероглифов, некий симбиоз живописи и письма.
Иероглифы – особая тема. Так, иероглиф Nu означает «женщина». Два одинаковых иероглифа «женщина» nuán дословно читаются как «две женщины под одной крышей» и означают ссору. А три – безнравственность, или разврат.
Женское начало в китайской философии олицетворяет понятие инь – сумрачное, коварное начало мироздания. В противовес этому, понятие ян – положительное, светлое мужское начало. Означают две стороны горы – светлую и сумеречную. Вот такая философия.
Китай – страна своеобразная. В послевоенные годы прошли через «Культурную революцию», хунвейбинов, доменные печи во дворах и прочие неоднозначные эксперименты. Методом проб и ошибок нашли оптимальный вариант экономического развития с "китайской спецификой".
В результате экономических реформ, начатых Дэн Сяопином в конце 70-х годов прошлого века, за короткий период, Поднебесная прошла путь от отсталой аграрной страны до второй экономики мира.
Страна – лидер по притоку иностранных инвестиций. Хуацяо, этнические китайцы, живущие за рубежом, тоже инвестируют в национальную экономику. Все «нажитое непосильным трудом» не стараются вывезти из страны и спрятать в офшорах. Имущественное расслоение существует, но не бросается в глаза. Чиновники и нувориши стараются не выставлять напоказ свое богатство.
Духовный вдохновитель нации Конфуций сказал: «Стыдись быть бедным, когда в стране есть путь, стыдись быть знатным и богатым, когда в ней нет пути». В таком густонаселенном государстве должен быть баланс и порядок, иначе наступит разлад и хаос. Равновесие «Хэ». Река жизни не должна быть бурной. Философия простая и понятная – делать свое дело вдумчиво и не спеша.
Во внешней политике придерживаются принципа: «Наблюдать, оставаясь в тени, и не раскрываться». Как выразился китайский философ Лао-цзы: «Если кто-то причинил тебе зло, не мсти. Сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо проплывает труп твоего врага».
В трактате «Искусство войны», мыслитель и стратег Сунь-цзы, живший еще в IV-м веке до н. э. утверждал: «Если нет выгоды, не двигайся; если не можешь приобрести, не пускай в ход войска; если нет опасности, не воюй. Повергнуть врага без сражения – вот вершина».
В общем, в битве двух тигров в долине, побеждает хитрый китаец, сидящий на горе и ожидающий, когда по реке проплывет труп врага.
Ни чи ле ма? – китайское приветствие, которое иногда вызывает недопонимание у иностранцев. Дословно переводится как “Ты поел?” То есть, если ты хорошо кушаешь, значит у тебя и в остальном порядок.
В стране царит культ еды. Вечером, на уличных лотках и открытых площадках, готовится, и тут же поглощается разнообразная снедь. В кафе и ресторанах предлагается широчайший ассортимент блюд.
В некоторых заведениях установлены аквариумы с живыми обитателями глубин Южно-Китайского моря – рыбами, головоногими моллюсками – кальмарами, каракатицами, осьминогами и другими морскими гадами. В Италии их называют более благозвучно – Frutty di mare (фрукты моря).
Тут же разнообразные, креветки (по-китайски – пи пи ся).
Можно выбрать любого представителя морской фауны и его тут же приготовят. Однажды наблюдал, как наш, не очень трезвый соотечественник, засучив рукава, погрузил конечность в аквариум, выудил из него существо фаллической формы, так называемую рыбу-пенис, и поволок на кухню для готовки.
В столице гвоздь программы – утка по-пекински. Живую птицу выносит в клетке повар, показывает присутствующим, и, под одобряющие возгласы, несет на кухню. В отличие от большинства блюд китайской кухни, которые готовятся на открытом огне, утка запекается в духовке, при высокой температуре. Под аппетитно поджаренной румяной корочкой – слой жира. Перед приготовлением тушку фаршируют различными специями, травами, фруктами. Отсюда особый вкус и аромат.
Подают разнообразные супы из акульих плавников, черепах, змей. Особо ценится суп из ласточкиных гнезд, которые собирают на отвесных скалах в приморских провинциях.
Сначала дают попробовать, спрашивают, понравилось блюдо или нет, а потом уже говорят, что это было.
Обедаем в ресторане. Приносят блюдо, нарезанное кольцами и посыпанное специями. Говорят: это изысканный деликатес, особо полезный для мужчин. Рядом со мной, за столом, сидит представитель принимающей стороны мадам Там. Спрашиваю у нее:
– Мадам, а это что за деликатес?
Она смущенно улыбается:
– Ну это, говорит, – такой говяжий орган.
После обеда переспрашиваю у переводчика:
– Что за орган?
Он машет рукой:
– А-а-а. Ничего особенного. Бычий хлен под малинадом.
Нашего сопровождающего зовут Саша. Как и многие китайцы, он не выговаривает букву «р». Его настоящее имя довольно сложное и он обижался, когда его произносили неверно, или не с той интонацией. Учил язык на курсах в Чите, жил в общежитии и там поднаторел в ненормативной лексике, которой перемежал свою речь. Иногда загибал и обкладывал "трехэтажным".
Говорит: – Это то, что запоминается лучше всего. А некоторые похожие слова есть и в нашем языке. Хотя имеют иной смысл. Например: "Ни хуи бу хуи?" – ты возвращаешься? Или пословица: "Ибу ибуди – хуидао муди" – шаг за шагом можно достигнуть цели. Могу продолжить.
– Спасибо, достаточно, просветил.
Заходим пообедать. Он листает меню и, посмеиваясь, выбирает необычные для нас блюда. В предвкушении нашей реакции с ухмылкой спрашивает:
– Так, жареная саранча, шелковичные гусеницы, что есть будем?
Говорю:
– Саша, ты бы еще яйца в извести предложил. Сам ешь кузнечиков. А нам закажи что-нибудь посущественнее, более привычное, и без экзотики. Перефразируя известную поговорку: завтрак съешь сам, на обед сходи к другу, а ужин забери у врага и оставь на завтрак.
Мы стоим у центральной трибуны китайской столицы на площади Тяньаньмень – «Врата Небесного Спокойствия».
За нами трибуна с портретом Мао Цзедуна, впереди – одна из самых больших площадей в мире. Представителя принимающей стороны зовут Ян Бао. Он рассказывает о древних традициях местной демократии. В частности, говорит он, – любой китаец может выйти на эту площадь и высказать мнение о своем начальнике, ругать его. И ничего ему за это не будет.
– Ян, – спрашиваю у него, – а может простой китаец покритиковать здесь высокопоставленного чиновника, или, например, выразить свое несогласие с высказыванием Великого кормчего «Только тогда, когда комар сядет тебе на яйцо, ты поймёшь, что точность важнее силы»?
На мгновение на его лице мелькает улыбка, которую сменяет тень сомнения. Он предпочитает не отвечать на провокационный вопрос и устремляет взгляд куда-то вдаль, за мавзолей и Дом национальных собраний. У него миндалевидные глаза и широкие скулы. Ян не относится к титульной нации, которой являются ханьцы, он из дунган и исповедует ислам.
С площади переходим в «Пурпурный запретный город Гугун» – главный дворцовый ансамбль китайских императоров, которые в народе считались потомками драконов. Это один из самых древних дворцовых комплексов, сохранившихся до наших дней в первозданном виде. Многие дворцы и пагоды сделаны из дерева. Печных труб не видно, уже в те времена было центральное отопление и полы с подогревом.
Отсюда Поднебесной правили представители династий Мин и Цин. Раньше простой смертный не имел права смотреть на императора и не мог войти в Запретный город. Европейцев, независимо от ранга, начали пускать сюда только в начале прошлого века.
Дальше наш путь лежит к Великой Китайской стене. Ян останавливает такси и договаривается с водителем (сы цзи). Довольно быстро выезжаем из Пекина в плотном потоке транспорта.
Середина октября. Мандариновые деревья густо усыпаны ярко-оранжевыми плодами. Вместе с разноцветными гирляндами и фонарями создается ощущение праздника.
Заканчивается равнина, вдали виднеются отроги горных хребтов. Заходим пообедать в ресторан у подножия гор. О классе заведения свидетельствует количество разноцветных фонарей, висящих у входа. Подходит официант с меню. Приветствует нас:
– Цао шан хао (утро доброе)!
Дегустируем блюда «мандаринской» кухни. Ян – мусульманин, он не ест свинины, зато лягушачьи лапки уплетает с удовольствием. На десерт подают сладкие огурцы, творог с перцем и булочки-пампушки. Вместе со счетом, в знак особого уважения, приносят сувенирные медали в красных коробочках. Благодарим: – «Сесе» и откланиваемся.
Поднимаемся по горному серпантину. Вдоль вершин хребтов змейкой тянутся бастионы Великой стены. Видно, что некоторые из них не так давно отреставрированы. Попадаются и полуразрушенные участки. Мы движемся к горе Бадалин. Высота около двух тысяч метров над уровнем моря. Перед входом на стену большая площадь с сувенирными ларьками. Здесь же проходит и цирковое представление. На сцене гуттаперчевая гимнастка скручивается и застывает в невероятных позах.
Ян переводит надпись, начертанную на стене Великим кормчим: «Настоящим китайцем может считаться только тот, кто совершил восхождение на стену».
Стена довольно широкая. В старину на ней могли разъехаться две повозки, запряженные лошадьми. Возле башен стоят солдаты, одетые в старинную форму. Есть и статуи древних воинов в пластинчатых латах, с алебардами. Холодно. Дует пронизывающий ветер. С высоты стены взору открываются хребты гор и безжизненные ущелья. С военной точки зрения только безрассудный военачальник мог решиться штурмовать сооружение со стороны и без того неприступных гор и ущелий. Функцию стена несла скорее устрашающую, дабы у варваров не возникало даже мысли напасть на Серединную империю.
Хотя за многовековую историю Китая кто его только не пытался завоевать – монголы, маньчжуры, тангуты чжурчжэни. Наверное, знали обходные пути и секретные тропы.
Ну и, конечно, китайским богдыханам надо было чем-то занять свой многомиллионный народ. Вот и соорудили крепостную стену длиной 9 тысяч километров, а, с ответвлениями, более двадцати тысяч километров. Строить начали еще в III веке до н. э. В конечном итоге получилось самое грандиозное сооружение на земном шаре, которое считается одним из семи чудес света. Это единственное строение на Земле, которое видно из космоса невооруженным глазом.
В конце путешествия получаем сертификат о восхождении на стену в буклете с золотистым тиснением.
Дворец Дигун: история в мраморе
На обратном пути успеваем посетить подземный дворец «Дигун», который находится на глубине 27 метров, внутри кургана, густо поросшего кустарником.
Здесь, среди холмов и сосновых лесов, скрывается место, где время замерло в камне и золоте. Это не величественный Запретный город и не живописный Летний дворец, а куда более загадочное пространство – Дигун, «Подземный дворец», погребальный комплекс императора Ваньли из династии Мин. Расположенный в 50 км к северу от столицы, в священной долине Шисаньлин («Тринадцать гробниц»), Дигун служит напоминанием о том, как китайские правители готовились к вечности.
Гробница Динлин, часть ансамбля Шисаньлин, была построена в начале XVII века для императора Чжу Ицзюня (Ваньли), чье 48-летнее правление стало одним из самых долгих и противоречивых в истории Китая. Легенда гласит, что император лично выбирал место для своей усыпальницы, следуя канонам фэн-шуй: горы защищали покой мертвых, а реки несли благополучие живым. Строительство длилось шесть лет и потребовало труда десятков тысяч рабочих. Однако, сам Ваньли, погруженный в дворцовые интриги и опиум, едва ли предполагал, что его гробница станет объектом археологической сенсации.
Дигун оставался нетронутым до 1956 года, когда группа археологов рискнула проникнуть в его глубины. Долгие недели поисков входа завершились успехом: под землей обнаружили лабиринт из мраморных коридоров, ведущих к центральному залу. Чтобы добраться до сокровищ, пришлось сдвинуть 20-тонную каменную дверь, запертую «самозапирающимся камнем» – хитроумным механизмом, который не позволял грабителям проникнуть внутрь.
Внутри, в трех резных саркофагах из нанмуского дерева, покоились император и две его жены. Их окружали тысячи артефактов: нефритовые кубки, золотые украшения, шелковые одеяния, расшитые фениксами, и даже миниатюрные дворцы из серебра. Китайские императоры, как и Египетские фараоны, считали себя небожителями и верили в бессмертие.
Дигун – это не просто гробница, а точная копия императорского дворца. Его подземные залы повторяют структуру мира живых: тронный зал для приема «гостей», боковые комнаты для ритуальных предметов, каменные алтари. В залах дворца, расположенного на трех уровнях, много предметов домашней утвари той эпохи, фигурки лошадей, домашнего скота. В общем, все необходимое для беззаботной загробной жизни Стены украшены рельефами с символами долголетия – журавлями и соснами. Потолок, расписанный звездами, напоминает о небесном пути души. Своды наземного павильона поддерживают колонны из цельных стволов южного кедра. Поражает диаметр некоторых экземпляров – более полутора метров
Дворец Дигун – это диалог между жизнью и смертью, блеском и тленом. Прогуливаясь по его холодным коридорам, легко представить, как император Ваньли, некогда всемогущий, пытался унести с собой в вечность роскошь мира. Но время оказалось сильнее камня, оставив потомкам лишь эхо забытых ритуалов и напоминание: даже дворцы, построенные для бессмертия, не вечны.
Если вы думаете, что китайские переговоры это про контракты и цифры – вы ошибаетесь. Это тонкое искусство, где чашка чая может значить больше, чем сотня слов, а обеденный стол напоминает поле битвы. Особенность этого «восточного единоборства» в том, что побеждает тот, кто дольше улыбается.
Прелюдией к переговорам является своеобразная церемония из полупоклонов, широких улыбок и тряски рук с непременным изображением радости и восторга на лицах. И, конечно, не обходится без взаимного обмена сувенирами, визитками, причем карточку надо подавать двумя руками, иначе обидятся. «Любезность, ничего не стоит», «любезность не требует взаимности», «подарок – ничто, внимание – все».
В ходе переговоров ведут себя прагматично, шаг за шагом продвигаясь к намеченной цели. Кивают головами в знак согласия, а в конечном итоге выясняется, что сути вопроса не поняли или поняли, но по-своему. Если что-то не так, пытаются взять измором. Держат паузу, «раскачивают маятник», дабы вызвать неуверенность, и, в конце концов, рассчитывая на уступки. Иногда на первую встречу приходят люди, которые не уполномочены принимать важные решения, а ответственные товарищи присоединяются на заключительной стадии. Бывают и случаи, когда все завершается на стадии "Протокола о намерениях" с обтекаемыми формулировками и обоюдным желанием когда-нибудь к этому вопросу обязательно вернуться.
Гуаньси: дружба на первом месте, бизнес – когда-нибудь потом.
Перед тем, как говорить о деньгах, китаец предложит вам выпить 10 чашек чая, съесть черепаховый суп и обсудить погоду. Это не промедление – это «строительство гуаньси» (отношений). Представьте, что вы пытаетесь завоевать сердце строгого дедушки, у которого в руках судьба наследства. Вы же не сразу просите денег? Вот и тут так же. Сначала комплименты, потом – контракты.
– Лицо – дороже акций.
«Потерять лицо» в Китае, хуже, чем забыть пароль от крипто кошелька. Даже если партнёр думает, что ваша идея глупее попытки есть суп палочками, он скажет: «Очень… креативно!» А потом намекнёт о своем к ней отношении через историю про знакомого, который однажды опозорил семью, попытавшись расплатиться купюрой из "банка приколов". Вывод: учитесь читать между иероглифов.
– Обед как марафон.
Переговоры без банкета – всё равно что Великая Китайская стена без туристов. Вас накормят так, что вы забудете, зачем пришли. Если переговоры, по их мнению, увенчались успехом, то финальная часть завершится застольем, на которое, кроме переговорщиков, придут «нужные» люди со стороны. Блюда будут появляться бесконечно, с каждым поворотом круглого стола. Трапезу, обычно, начинает глава делегации. Если подают рыбу – есть надо с головы. Все это шумно приветствуется. Тосты обычно заканчиваются возгласом «Камбэй!» (пей до дна!). А когда вы наконец спросите о сделке, партнёр поднимет бокал и произнесёт: «За взаимовыгодное сотрудничество!» Выпьете – и вот вы уже согласились на что-то.
– Чайная церемония: тихая война.
Каждое движение с чайником – это код. Налил вам полчашки? Может, это намёк, что ваше предложение «неполное». Подал чашку двумя руками? Возможно, просто вежливость. Или хочет, чтобы вы снизили цену. Разгадывать приходится методом «тыка».
– «Да» – не всегда «да». «Нет» – не говорится никогда.
Если китаец говорит: «Это требует изучения», переводите как: «Мы сожжём это предложение на ритуальном костре». А фраза «Ваша идея уникальна, но…» часто означает: «Мы такое слышали ещё при династии Цинь».
Китайские переговоры – это квест, где вместо меча у вас визитка, а вместо щита – меню на 20 страниц. Если вы пройдёте его, станете мастером переговоров, который умеет пить чай, сохранять лицо и расшифровывать намёки. А там, глядишь, и контракт подпишете… после третьего банкета.
P. S. Принимаем у себя, в Сибири, китайскую делегацию. Официант подает блюдо «цыпленок табака», которого надо ломать руками, и пиалы с водой, чтобы сполоснуть пальцы. Глава делегации с аппетитом ест, после чего вытирает руки салфеткой, берет пиалу и выпивает воду, крякнув от удовольствия. Остальные члены делегации, глядя на руководителя, тоже осушают пиалы. Нам ничего не остается, как приобщиться к процессу. Камбэй!
Приехал в город китайский представитель для открытия у нас ресторана национальной кухни. Обсуждаем условия. В итоге он говорит:
О проекте
О подписке