Шеф «Ананербе» высказал неудовлетворение состоянием дел в Швабии – по его мнению, превращение ее в столицу велось недостаточно быстро, и устроил обоим разгон.

А когда Винерт (он был непосредственным куратором работ) посетовал на недостаток рабочих рук и специалистов, разрешил их набрать в Бухенвальде и Вюнсдорфе, из военнопленных.

– И непременно славян, – буркнул он. – Эти скоты живут дольше.

Труд лагерников в Швабии – «Агарте», использовался и раньше. Но пока это были евреи, с достаточно высоким интеллектом, но слабого здоровья. В антарктических условиях они выдерживали в лучшем случае полгода, а затем слабели, и их топили в море.

Активизация усилий требовала других – крепких и выносливых.

Посещая в течение недели лагеря, при участии их администраций, Шеффер с Винертом скрупулезно отобрали тысячу двести «хефтлингов»*, бывших в прошлом квалифицированными строителями, механиками, электриками и водителями.

Затем, после санобработки, те под конвоем были доставлены в порт и погружены в трюмы «Фатерланда» и «Голиафа» (так называлось второе судно).

Помимо этого, пароходы приняли на борт несколько тысяч тонн грузов, в числе которых были необходимые техника, механизмы, оборудование и продукты.

… Оставив позади Северное полушарие и войдя в воды Южного океана, «Фатерланд» со следующим в фарватере «Голиафом», взяли курс на остров Буве, а от него к Земле Королевы Мод, скрывающейся за горизонтом.

Внизу размеренно гудели машины, винты перемалывали густую воду.

– Лево пять! – бросил рулевому капитан Шнитке, и справа по борту величаво проплыл айсберг.

– Еще сотня миль, Вильгельм, и мы дома, – озирая в бинокль бескрайнюю пустыню, довольно изрек Шеффер.

– Да, теперь Германия и здесь, благодушно ответил капитан, и, наклонившись к переговорной трубе, приказал прибавить оборотов.

К вечеру суда приблизились к закованной в пак*, береговой кромке и пошли вдоль высящихся над ней, заснеженных ледяных пиков.

Через десяток миль, у одного из них, над которым искрилось туманное марево, они сбросили ход и, переложив рули вправо, подошли к побережью еще ближе.

Оттуда, волчьим глазом, несколько раз мигнул ратьер*, «Фатерланд» ответил, и суда миновали стоящие в тени скал, на якоре, два эсминца.

Корабли были типа «Леберехт Маасс»* и в арктическом камуфляже.

Далее перед ними открылась широкая расщелина, это был вход в «Агарту».

Пока он охранялся брандвахтой,* но со временем предполагалась маскировка.

Вскоре ледяные, теряющиеся вверху стены, чуть раздвинулись, воздух стал теплее, и впереди возник обширный залив.

По размерам он был чуть меньше гамбургского рейда* и с трех сторон окружался зеленой, с каменными осыпями, долиной. На ее пологих склонах росли хвойные леса, прорезанные лентами мелких рек, а еще выше лежал снег и синели горные вершины.

Впрочем, природу нельзя было назвать девственной.

От берега, в воду, уходил длинный металлический пирс, в северной части долины чернел десяток, обнесенных колючей проволокой длинных бараков, в южной высились несколько кирпичных зданий и ангаров, а на скальном, господствующем над местностью плато, стучали пневмомолотки и ползали два гусеничных «даймлера»*.

И это было не все, объект надежно охранялся.

Вверху, на скалах, виднелись несколько пятнистых бронеколпаков и три орудия, а у пирса стояли два торпедных катера.

Как только первое из судов оказалось в поле зрения, в базе пронзительно завыл ревун и «Фатерланд» трижды ему ответил.

Спустя час, Шеффер сидел в своем рабочем кабинете, из окна которого открывался почти альпийский вид и слушал доклады главного инженера и коменданта.

Те сообщили, что за время его отсутствия происшествий на объекте не было, работы ведутся по графику, и есть хорошие новости.

– Какие? – с интересом воззрился на них штандартенфюрер.

– Завтра мы запускаем гидроэлектростанцию, и при прокладке очередной штольни* обнаружена целая сеть карстовых пещер.

Новости действительно были приятными, поскольку все растущая «Агарта» испытывала хронический недостаток в электричестве и производственных помещениях, а также надежных хранилищах для ценных грузов и продовольствия.

– Едем, я хочу на все это взглянуть, – встал из-за стола Шеффер и все трое застучали каблуками по дубовому паркету.

К упрятанной в небольшом распадке* гидроэлектростанции, они добрались по вымощенному булыжником серпантину, на котором работали несколько групп изможденных узников, охраняемых эсэсовцами в пятнистой униформе, вооруженными автоматами.

Приказав водителю остановиться у высокой и еще сухой плотины, начальники вышли из открытого «опель – капитана», поднялись по трапу в машинное здание и несколько минут наблюдали, за пуско-наладочными работами.

– Гут, – довольно качнул высокой тульей Шеффер, и они поехали к штольням.

Их входы чернели в скалах на плато, и из одного выезжала груженая вагонетка.

Впрягшись в лямки, ее тащили пять хефтлингов, а еще трое толкали сзади.

– Живее, живее ленивые свиньи! – орал стоящий здесь же надсмотрщик, с тяжелой кобурой на поясе и змеящейся в руке плеткой.

Увидев начальство, он вытянулся и выбросил вверх руку, а комендант бросил, – сопроводи нас!

Вся группа вошла под высокий свод и зашагала по дощатому настилу.

Пробитая в скальном массиве, штольня позволяла въезжать в нее армейскому грузовику, и тускло освещалась редкими, подвешенными вверху фонарями.

Через пятьдесят метров она заканчивалась обширной, кубической формы камерой, в которой трудился еще десяток узников, под охраной двух эсэсовцев.

Камера сопрягалась еще с двумя, ответвляющимися от нее выработками, и надсмотрщик сделал приглашающий жест в сторону левой, – сюда.

Штольня была короткой, и заканчивалась огромной карстовой пещерой, с таинственно мерцающими известковыми сталактитами*.

Сопровождающий щелкнул висящим на стене рубильником и ее залил свет установленного в глубине прожектора.

– Невероятно, – прошептал Шеффер, – здесь может поместиться Кельнский собор.

– Дальше еще, целый лабиринт и впечатляющих размеров, – доложил главный инженер. – Но идти туда я пока не советую, опасно.

– Да, – поддержал его комендант, несколько дней назад сверху рухнул сталагмит* и раздавил нескольких заключенных.

– Плевать, – ухмыльнулся штандартенфюрер. – Главное, у нас теперь решен вопрос с хранилищами.

Затем они заехали на термальную станцию, которая исправно обогревала паром административный корпус и солдатские казармы, после чего Шеффер посетил строительство будущей резиденции Второй столицы.

Над ее проектом работали лучшие архитекторы в Берлине, и он был утвержден фюрером лично.

Резиденция предполагалась в форме черного, выстроенного из гранита куба, с высоким многогранным шпилем и распростертым над ним имперским орлом, держащим в лапах покоренную планету.

Когда, скрипнув тормозами, «опель-капитан» остановился у объекта, на котором трудились несколько сотен заключенных, последовала команда, – мютцен ап! и, сорвав шапки, все замерли.

Выйдя из машины и выслушав рапорт подбежавшего начальника конвоя, Шеффер заложил руки за спину, хмуро кивнул, и последовала вторая, – арбайтер!

В воздухе снова замелькали кирки, застучали тяжелые ломы и заскребли лопаты.

– Они у вас едва ползают, Кнопф, в чем дело? – обращаясь к начальнику, процедил штандартенфюрер.

– Эти скоты мрут, как мухи, – вздохнул тот. – Неважный материал, почти все евреи.

– Неважный, говорите? Ничего, завтра будет новый – русские и поляки. Повысьте им выработку.

– Слушаюсь! – повеселел Кнопф. – Живее работать, недоноски!

… Третью неделю заключенный № 7513, в прошлом лейтенант и командир взвода разведки, Алексей Ванин, катал вагонетки в мрачной штольне. Вместе с ним, подгоняемые руганью и ударами плети, тужились и хрипели его друзья: бывший моряк – катерник, Сашка Галич, одноглазый, с обгорелым лицом танкист Витя Хромов и воздушный стрелок – радист, Ахто Леви.

Все они попали в Бухенвальд за неудачные побеги, цепко держались друг за друга и надеялись организовать новый.

Однако мечта не оправдалась.

Назвавшись электриками и механиками, они надеялись покинуть лагерь смерти, где жизнь исчислялась несколькими месяцами, попасть на какой-либо завод, куда немцы отбирали специалистов, и оттуда по возможности дать тягу.

Но ошиблись.

Считая долгие дни плавания, и поначалу изнывая от жары, а потом, дрожа от холода, они поняли, что их везут в какие-то северные широты, а попав на базу впали в недоумение.

– Вроде как у нас в Сибири летом, а не Сибирь – констатировал Хромов. И друзья согласились.

Затем, поближе сойдясь с одним из старожилов, того звали Моисеем, и он немного знал русский, приятели выяснили, что, скорее всего, это место в Арктике и не поверили.

– Я сам из Кандалакши, потомственный помор, – какая на хрен, Арктика, сплюнул Ванин.

– Так говорят, – пожал худыми плечами Моисей. – В этом мире все возможно.

Ночью, в бараке, тесно прижавшись друг к другу на жестких нарах, друзья обсуждали, как быть дальше.

– Тут мы долго не протянем, – тихо сказал лежавший в центре Ванин. – Факт.

– И я так т-тумаю, – прошептал Леви. – Моисей сказал, что за два года эт-то уже пят-тый транспорт. Все из предыдущих ум-мерли.

– Надо рвать когти, пока есть силы, – буркнул Галич. – Охрана тут поплоше, чем в Бухенвальде.

С этой ночи друзья стали готовиться к побегу.

Этому способствовало то, через пару дней, Ахто Леви, в прошлом классного электрика и неплохо знавшего немецкий, назначили в бригаду, прокладывающую телефонный кабель в заливе.

Вскоре он сообщил, что у пирса, на котором они монтировали токоприемники, стоят два торпедных катера, на которых можно совершить побег.

– Днем – н-на них находятся команды, – щуря светлые глаза, – сообщил Леви. – А вечером только два вах-хтенных.

– Катера это здорово, – сразу же заинтересовался Галич. – А они с торпедами?

– Т-та, – утвердительно кивнул прибалт, я видел-л как в один загружали две.

– А ну- ка, опиши его.

– Метров т-вадцать т-линной, на носу рубка, на корме зенит-тный пулемет.

– Скорее всего, это «S-7», – почесал затылок старшина. – Три дизеля, скорость 32 узла, дальность плавания 600 миль.

– Это более тысячи километров, – сжал губы Ванин. – Следует подумать.

На следующий день решение было принято окончательно, и друзья стали готовиться к побегу.

Для начала изучили систему охраны лагеря и установили, что напряжения в колючей проволоке нет, а затем определили «мертвое пространство» меж двумя вышками, куда ночью не достигал свет прожекторов.

Затем определили маршрут выхода к пирсу, тот был в километре от лагеря, и к нему можно было спуститься по каменной осыпи, после чего занялись изготовлением оружия.

Из двух, вытащенных из нар гвоздей, Галич с Хромовым, работая по ночам, изготовили заточки, а Ванин набил сырым песком пару старых носков, которые выменял на хлеб у Моисея.

– Отличная вещь и глушит наповал, – взвесил он в руке один. – Проверено.

Постарался и Ахто Леви. Он умыкнул из ящика с инструментами на пирсе миниатюрный надфиль*, которым предполагалось разрезать проволоку.

Теперь дело оставалось за погодой, а она не радовала.

Ночи установились ясными, и так было почти месяц.

Но однажды вечером небо затянули тучи, оттуда посыпались снег с дождем, и все кругом заволокло мутной пеленой.

– Сегодня, – тихо сказал после обязательной проверки Ванин Галичу, и тот молча кивнул, – понял.

Во второй половине ночи, когда барак спал, из его дверей тихо выскользнули четыре тени и растворились во мраке.

Спустя десять минут, плотно прижимаясь к земле и замирая, когда по лагерю в очередной раз начинали скользить пятна света, приятели подползли к проволоке.

– Пили, – прошипел разведчик Леви и тот осторожно зашоркал надфилем.

Вскоре раздался едва уловимый хруст, разрезанные концы были отогнуты в стороны и, перевернувшись вверх лицом, беглецы поочередно выбрались наружу.

Затем, переждав очередной луч, они перебежали к осыпи и, нырнув в небольшую впадину, немного отдышались.

– Все помнят, кому что делать? – оглядел Ванин друзей, и, получив утвердительный ответ, первым продолжил движение

Черная туша пирса возникла неожиданно.

Оба катера стояли к ней лагом*, а в конце тускло светил фонарь.

– Берем тот, что справа, – шепнул в ухо Галичу Ванин и, сбросив клумпы*, они поползли по холодному металлу.

Потом, затаив дыхание, по очереди перебрались на корму катера, после чего Леви скользнул к пулеметной турели, а остальные пробежали к световому люку.

– Давай, – чуть толкнул разведчик Хромова, и тот стал насвистывать немецкую «Марлен».

– Это ты Отто? – донеслось снизу, вслед за этим звякнул трап, и в люке возникла голова в пилотке.

– Хрясь, – опустилась на нее импровизированная дубинка, и немец беззвучно сполз вниз.

В тот же момент Ванин с Галичем нырнули вслед за ним, а Хромов стал отдавать швартовы.

Спустя пару минут первые двое появились снова, моряк с танкистом скрылись в машинном отделении, а лейтенант со шмайссером* в руке и гранатной сумкой, пробежал к турели.

– Держи, – сунул ее Леви. – Как только отойдем, швырнешь парочку в соседний.

– Ну, как, порядок? – бросился лейтенант к Галичу, как только тот появился снова.

– Ага, – запалено дыша, сказал старшина. – Я Витьке все объяснил, ход будет.

Вслед за этим они помчались к боевой рубке, звякнула бронированная дверь, и через непродолжительное время, за кормой «шнельботтена»* вскипел бурун.

– Давай, давай! – заорал в реве двигателей Галич, и катер стал плавно отходить от пирса.

Когда, набирая скорость, он проносился мимо второго, на корме того грохнули два взрыва.

– Тонет, блядь! – оглянулся назад Ванин. – Жми, Сашок! Наяривай!

Между тем в базе началась тревога.

Сначала пронзительно взвыл ревун, а затем откуда-то со склона, по заливу заметался луч света.

В тот же момент Леви развернул турель пулемета, и в ту сторону понеслись огненные трассы. Луч словно переломился и погас.

– Молодец, Ахто, уверенно работает, – бормотнул Галич и, переложил руль.

Катер стал совершать крутую циркуляцию.

Сбросив перед открывшимся выходом скорость и врубив носовой прожектор, старшина на малом ходу вошел в расщелину и чуть прибавил оборотов. Вдоль бортов поплыли ледяные стены, потом впереди замаячило светлое пятно и «шнельботтен» выскользнул наружу.

Снова взревели все три дизеля, нос катера приподнялся, и он начал быстро удаляться от берега.

Небо стало проясняться, на нем заблестели звезды.

Неожиданно справа по курсу взметнулись три высоких всплеска, и Ванин с Галичем оглянулись.

– Твою мать, – побледнел старшина. – Эсминец!

– Да, ходко шпарит! – вглядываясь в показавшийся вдали корабль, – нахмурился Ванин. – Как мыслишь, догонит?!

– Еще бы! – стал бросать катер из стороны в сторону Галич. – У него скорость хода выше, да и дальность плавания будь здоров!

И тут впереди забрезжила надежда. Милях в трех слева, в клубящемся тумане возник абрис* айсберга. Громадного и с двумя вершинами.

– Давай туда! – заорал старшине Ванин, – может успеем!

Катер прибавил оборотов и понесся к айсбергу.

Когда он уже входил в тень нависшего над водой льда, эсминец снова открыл огонь и «шнельботтен» скрылся в серии разрывов.

– Прицельно бьет, гад! – саданувшись головой о переборку, вытер со лба кровь, Ванин. – Что будем делать, старшина?!

– Щас, лейтенант, не дрейфь! – передернул реверс Галич, и, пятясь кормой, катер стал вползать под темные своды.

Вслед за этим рев моторов стих, и стало слышно, как в борт плещутся волны.

– Надо попытаться его утопить, – утирая рукавом катящийся с худого лица пот, – обернулся старшина к Ванину. – Иначе фрицы разнесут нас в щепки.

– Ты хочешь атаковать эсминец?

– А почему нет? Я ж катерник. Давай, зови Ахто.

Когда весь мокрый прибалт ввалился в рубку, ему быстро обрисовали ситуацию, и Леви снова помчался к пулемету.

То же было сообщено по переговорной трубе Хромову, и снизу глухо донеслось, – есть.

Потянулись тревожные минуты ожидания.

На седьмой в воздухе возник едва различимый вой турбин, потом он стал громче и в рваных клочьях тумана, возник силуэт эсминца.

Он шел параллельным курсом на расстоянии в пять кабельтовых и, судя, по всему, не видел цели.

– Ну, с богом, – прошептал Галич и толкнул вперед рукоятку реверса.

Взвыв моторами, катер вынесся из укрытия, и, вздыбившись на редан*, фурией понесся к эсминцу.

Орудийные башни корабля тут же развернулись в его сторону, с палуб застучали пулеметы, но было уже поздно.

Две, выпущенные «шнельботтеном» торпеды, мчались к его борту.

В следующий момент, когда катер уже отворачивал в сторону, его накрыл артиллерийский залп, а вслед за этим взорвались торпеды.

И последнее, что увидели глаза разорванного в клочья Ванина, был уходящий в пучину враг.

Они победили.

…Кольцо окружения вокруг Берлина сжималось.

Войска 1-го Украинского фронта, под командованием маршала Жукова, подходили к реке Хафель.

Им противостояла трехсоттысячная группировка армий «Центр» и «Висла», получившая приказ, стоять насмерть.

И к тому были все условия.

Оборона города была тщательно продумана и хорошо организована. В её основе лежала система шквального огня, опорных пунктов и узлов сопротивления. В столице было создано девять секторов обороны.  И чем ближе к центру, тем она становилась плотнее.

Всего же в столице имелось более четырехсот железобетонных долговременных сооружений, выполненных в виде многоэтажных бункеров и дотов, оснащённых орудиями, огнеметами и пулеметами. Улицы перекрывались мощными баррикадами, а обороняющиеся имели неограниченный запасов боеприпасов, медикаментов, воды и продовольствия.

Кроме того, в черте города была развёрнута сеть радиолокационных постов наблюдения, и Берлин располагал сильной противовоздушной обороной, включавшей в себя авиацию и зенитную артиллерию.

20 апреля 1945 года в подземном бункере рейхсканцелярии собралась верхушка Третьего рейха. Здесь присутствовали – Геббельс, Гиммлер, Борман, Дениц и еще несколько высокопоставленных лиц.

Все они прибыли поздравить фюрера с очередным днем рождения.

Но о том, что это фарс и он его главный режиссер, знал только Гиммлер.

«Партайгеноссе»* должны были увидеть двойников Адольфа Гитлера и Евы Браун.

Первый имелся давно и настолько вошел в роль, выступая с трибун перед массами, в войсках и присутствуя на второстепенных встречах, что его принимало за настоящего, даже ближнее окружение.

А «Еву Браун» дальновидный Гиммлер, подобрал год назад, создав, таким образом, уникальную пару.

Причем каждый в ней, считал второго настоящим.

Выйдя в сопровождении «Евы» из своей комнаты, «Гитлер» коротко поприветствовал соратников и, шаркая ногами, начал их обход. Выслушивая поздравления, он вяло пожимал каждому руку и произносил в ответ несколько слов. Затем все перешли в личные апартаменты фюрера, в которых по этому поводу был накрыт стол.

Несколько позже они поднялись наверх, где в парке, у самого входа в бункер, были выстроены офицеры ставки, охрана и небольшой отряд «гитлерюгенда».

При появлении зябко кутающегося в шинель «отца нации», все вытянулись и, выбросив вверх руки, проорали нацистское приветствие.