Первые  сто грамм, старшина наливает Илье Савельевичу.

– Хлебный? – принимает его Савицкий.

– Вы ж знаете, – щурится Воропай. – Другого не держим.

        Савицкий выпивает, крякает и закусывает ломтем шкварчащего сала на ноздреватом ломте хлеба.

        Процесс повторяем мы со старшиной (сыновьям тот не наливает) и сержанты налегают на бациллу*

– Когда Воропай предлагает по второй, Савицкий, говорит,– будя. Затем, имеющие пагубные привычку закуривают, стоим, любуемся природой.

        А вскоре ее идиллию нарушают истошные вопли со стороны автозака. – Отдайте шматье, начальники! Я щас кони двину!*

– Во, – осознал, поднимает Савицкий вверх палец.

– Так шо, отдать? –  поворачивает голову старшина в сторону машины. – А то захворае.

– Отдай, – кивает Савицкий. – И скажи, чтобы в суде вел себя культурно.

         Старшина вразвалку направляется к автозаку  и, отперев дверь, влазит внутрь. Вопли прекращаются.

         Чуть позже мы  въезжаем в Горск   и Савицкий выходит у административного комбината шахты. Там  у него свой процесс. По нарушениям правил охраны труда, со смертельным исходом.

         Мы же следуем  в центр, к  дворцу культуры. Суд, при почти полном зале, проходит без  эксцессов. «Артист» сидит  меж   конвойными тихо, как мышь, дробно клацая зубами.

         Получив на полную катушку за грабеж, он сонно зевает и от последнего слова отказывается.

         Назад   едем в том же составе.

         На дворе оттепель. Солнце клонится к закату.

Примечания:

Бацилла – сало (жарг)

Двинуть коней – помереть(жарг)

Кодификация – картотека сводов законов

Погоняло – кличка (жарг.)

Новые Икары

 Эта история имела  место быть, в СССР.  На заре горбачевской перестройки.    В небольшом шахтерском городке на Луганщине, родине Стахановского движения.

       Главной  его достопримечательностью  являлась  зона строгого режима на окраине, где отбывали наказание три тысячи  сидельцев.

       Зона именовалась у контингента  «красной»*,   являлось передовой в исправительной  системе   и курировалась  лично Министром Внутренних Дел, – генералом армии Щелоковым.

       В отличие от других, в ее оснащенных по последнему слову техники механических и прочих цехах, выпускается весьма нужная стране продукция:    рефрижераторы, передвижные ремонтные мастерские, а также автолавки. Часть из них потреблялась внутри, а другая  шла на экспорт.

       Руководили процессом вольнонаемные инженеры с техниками, а сборку выполняли  заключенными.  Доставляемые  туда  с необъятных просторов Родины, при наличии определенных навыков.

       Одним таким днем (был месяц май), в третьем цехе учреждения   случился простой.  С Горьковского автозавода, что на Волге, не пригнали партию  автомобильных шасси.

       По такому случаю администрация дала части зэкам выходной, оставив на рабочих местах  в ночную смену, пару  сборочных бригад,  для доводки уже собранных агрегатов.

       Те, зевая, расползлись по корпусу, имитируя трудовую активность, а вольнонаемный мастер вместе с вертухаем*   поднялись  в похожую на аквариум инструменталку,    где принялись играть в нарды.

– Ну что, Кулибин, айда?  –  понаблюдав за начальниками, сказал сухощавый зэка в  черной  робе  своему  напарнику,  с которым они  возились у одного из рефрижераторов.

– Погнали,–  цикнул слюной тот и, прихватив сумку с инструментами, оба  испарились.

       Имевший погоняло* «Кулибин»,  мотал  очередной срок за участие в банде, которая  специализировалась на угонах и продаже автомобилей, а его приятель, по кличке  «Шпалер» – за изготовление и продажу огнестрельного оружия.

       Оба отлично разбирались в технике, были у  администрации  на хорошем счету и косили под активистов*.

       Спустя  десять минут  пара проявилась под звездным небом  на открытой площадке за цехом.  Там   находились  ожидавшие своей очереди  всевозможные  узлы и агрегаты, расходные материалы, а также различный металлический хлам. Как на любом заводе.

       Поозиравшись по сторонам,  лишенцы определили на гравий свою сумку, а потом, кряхтя, выволокли из  кучи хлама металлическую сварную раму, с установленным на ней небольшим двигателем.

– Теперь давай винт, –  приказал Кулибин  напарнику, извлекая из сумки инструменты.

– Щас, – ответил тот и зарысил  к соседней…

       На  ближайшей к  цехам угловой вышке учреждения,  огороженного по периметру бетонными плитами и туго   натянутой за ним колючкой, нес службу   рядовой роты охраны  Алибеков. По национальности он был казах, служил второй год  и грезил о родном ауле.

       Сощурив узкие глаза, аскер* временами оглядывал свой сектор ответственности (тот был  от рабочей  до жилой зоны) и монотонно тянул песню.

       Она называлась «что вижу, то пою»,  как принято у  кочевых народов и чукчей.

       Пейзаж был, как всегда, обычным.

       В  цехах ухало, стучало и визжало, за  стеклопакетами оконных проемов  взблескивала огнями сварка.

       По другую сторону ограды светлели цветущие сады и темнели улицы городской окраины, за которыми  в ночь уходила степь с балками. На многие километры.

       Когда петь надоело, Алибеков  уставился в небо над зоной  и опупел:  со стороны  цехов,  кверху  цокотело что-то непонятное.  Вроде химерной  стрекозы с двумя на ней тенями.

       В следующее мгновение  он очухался и с криком  «стой билат!»  передернул затвор висевшего на груди автомата.

       А поскольку «стрекоза»  не реагировала на приказ,   дал предупредительный  выстрел вверх, а за ней очередь  по теням.

       Насекомое  чем-то брякнуло,  рушась вниз, в зоне истошно завыл ревун и загавкали в питомнике  овчарки…

       Поутру в учреждение  нагрянула комиссия из области, во главе с начальником ГУИНа* и  спец прокурором.

       Для начала она осмотрела место падения  летательного аппарата,      зафиксировав все под протокол и изрядно поудивлявшись  технической мысли исполнителей. А затем навестила  тех в лазарете учреждения.

       Кулибин лежал на койке с  подтянутой к кронштейну загипсованной ногой, а Шпалер  на второй,  с головой, обмотанной бинтами.

– Ну что, ребятки, ударились в побег? –  вкрадчиво поинтересовался  прокурор.

– Чего молчите? Отвечать! –  рявкнул полковник.

– Зачем вы так, гражданин начальник? – сделал  Кулибин обиженное лицо. – Мы только хотели немного полетать над зоной.

– Ну да, полетать, – добавил со своей койки Шпалер. – Типа  Икары.

– А эта курва с вышки стала  по нам пулять, –  продолжил Кулибин. – Мы будем жаловаться Генеральному прокурору.

– Ну, что ты прикажешь с ними делать? – развел руками начальник  покосившись  на прокурора.

– М-да, – пожевал тот губами. – Артисты.

       Прошло некоторое время и всем  воздалось

       "Икарам" впаяли дополнительный срок  и отправили валить лес за Уралом, мастеру цеха с вертухаем  впилили по выговору, а Алибеков получил десять суток отпуска.

       Историю эту я знаю из первых рук, от своего приятеля служившего в той зоне заместителем  начальника по режиму,  и даже видел тот  летательный аппарат.  Правда, на фотографии.

Примечания:

Красная зона –  исправительно-трудовое учреждение, где вся полнота власти принадлежит администрации.

Вертухай – охранник (жарг.)

Погоняло – кличка (жарг.)

Активист – заключенный, сотрудничающий с администрацией.

Аскер – солдат (тюрк.)

ГУИН – Главное управление исполнения наказаний

Юдифь

Эта история, вызвавшая в свое время немало людских пересудов и профессиональный интерес оперативников, произошла в городе Стаханове на Луганщине, где я в бытность служил заместителем прокурора.

       И героем ее был не матерый преступник-рецидивист, а хрупкая молодая женщина. Но женщина необычная. Таких ни я, ни мои тогдашние коллеги, в своей практике не встречали.

       Как известно, материалы многих нашумевших дел, журналистами и писателями ложатся в основу их произведений детективного жанра. Но, к сожалению, в нашем провинциальном городе их тогда не случилось, а жаль. Это, как раз, такой случай.

       А поэтому, в силу оригинальности, попытаюсь о нем рассказать.

       В детстве Юлия, так звали нашу героиню, ничем особенным не отличалась, разве что мечтою. Хотела стать юристом. Другие девочки видели себя в будущем врачами, учителями, наконец, просто женами.

       А она непременно юристом, причем следователем, прокурором или судьей.

       Однако мы предполагаем, а Всевышний располагает. К десятому классу наша Юлия оформилась в настоящую красавицу и за ней стали «приударять» сначала одноклассники, а затем и более зрелые мужчины.

       За одного из них, подвизавшегося в торговле, девушка и вышла замуж.

       После этого молодожены уехали к нему на родину – в Ростов, откуда через несколько лет Юлия вернулась к родителям без мужа, но с маленьким сынишкой.

       Нужно было начинать новую жизнь. А она в то время била у нас ключом.

       Стаханов – родина известного в то время  на всю Страну стахановского движения, купался в зените славы, расстраивался и хорошел.

       Кроме угольного месторождения, в нем было несколько крупных заводов союзного значения, свой мясокомбинат, молокозавод и масса других, менее значительных предприятий.

       Высокой была и зарплата. Многие шахтеры и заводчане разъезжали на новеньких «Волгах» и «Ладах», регулярно отдыхали на европейских курортах и имели уютные дачи на живописных берегах Северского Донца и Лугани.

       Хотелось красивой жизни и Юле. Тем более, что она еще больше расцвела, да к тому же вернулась в отчий дом дипломированным юристом.

       Для начала мечтательница устроилась юрисконсультом в городское управление жилищно-коммунального хозяйства, где сразу обратила на себя внимание высокой работоспособностью, принципиальностью и умением ладить с людьми. Уже через месяц ее избрали председателям группы народного контроля предприятия и выдвинули в народные заседатели стахановского горнарсуда.

       И не ошиблись. В первый же год работы активистка «вывела на чистую воду», кого бы вы думали? Своего начальника управления, который понемногу приворовывал.

       Того исключили из партии, подвергли денежному начету и отправили на пенсию. Ходили слухи, что таким образом Юлия отомстила ему за понуждение к сожительству, но кто знает?

       Уже тогда ее приметили в исполкоме и предложили более серьезную должность – юрисконсульта областного управления сельхозтехники, базировавшегося в городе.

       Что это за организация, думаю, объяснять не стоит. Скажу одно, там имелось практически все, что Аркадий Райкин в свое время назвал заманчивым словом «дфысыт» – от острофондируемых строительных материалов и механизмов, до запчастей к «Волгам», «Уазам» и прочей автотехнике. И руководил много лет этим сказочным управлением всеми уважаемый в городе человек.

       К нему благоволил сам Первый, и добивались дружбы многие другие начальники.  И он ее дарил, не бескорыстно, конечно.По принципу «ты мне,я тебе».

       Однако, знал меру и особо не зарывался. Хотя и имел две слабости – хорошую выпивку и красивых женщин.

       Вот к нему-то и попала наша Юлия. Будучи наслышан о печальной участи ее бывшего «патрона», тот поначалу относился к сотруднице настороженно. Но чего не делает женское обаяние!

       Тем более, что им новая сотрудница владела в совершенстве.

       Были у нее и другие достоинства. Каким-то особым чутьем Юлия угадывала нечистых на руку работников. Подловила она и в управлении – двоих, о чем сразу же доложила директору. А тот не терпел когда крадут в его владениях. С треском выгнал.

       И стал доверять своему юрисконсульту – ведь сообщила-то она не в ОБХСС или народный контроль, а ему. «Сор из избы» не вынесла, значит, свой человек. А еще через какое-то время, как и следовало ожидать, их отношения стали дружескими, а затем и интимными.

       "Патрон" наслаждался любовью юной девы, а она его благосклонностью. И та была немалой.

       Вскоре, не без участия директора, горисполком выделил Юлии с сыном отличную двухкомнатную квартиру в новом доме, на работе ей существенно повысили зарплату и за счет предприятия стали выделять путевки для отдыха в пансионатах Крыма.

       Но вмешалась любовь. На этот раз настоящая. Юлия познакомилась с молодым горным инженером и стала встречаться с ним. Об этом стало известно директору.

       Тот потребовал прекратить эти встречи, грозя в противном случае сообщить тому о своих отношениях с сотрудницей.

       Лучше бы он этого не делал. Зная практически о всех махинациях любовника, Юлия сделала вид, что смирилась, а сама решила избавиться от него. Нет-нет, не подумайте чего дурного! Для банального убийства она была очень умна. И придумала иезуитский ход.

       По давно установившейся традиции, в выходные, ее шеф с несколькими «отцами города» выезжал на базу отдыха на знаменитое в наших местах Бобровое озеро, где вволю парился в сауне, играл в бильярд и предавался обильным возлияниям.

       А утром в понедельник, юрисконсульт приносила ему на подпись кипу различных документов, подлежащих отправке в областные и республиканские инстанции.

       Слепо доверяя Юлие, и страдая тяжелым похмельем от выпитого накануне, "кэривнык" не вникал в их суть и ставил начальственную подпись в тех местах, куда указывал изящный пальчик.

       Так было и в то роковое для него утро.

       Подмахнув последний документ, директор выхлебал бутылку «Нарзана» и, сказав, что ему нездоровится, уехал отсыпаться домой.

       А еще через несколько дней директора вызвали в обком. Какой там с ним состоялся разговор неизвестно, но закончился он весьма плачевно – с «командиром производства» случился инфаркт, а затем он был исключен из партии и снят с должности.

       Впоследствии выяснилось, что из «Сельхозтехники» на имя первого секретаря обкома Шевченко поступило отпечатанное на фирменном бланке этой организации письмо, в котором сообщалось о ряде злоупотреблений совершенных директором, его пьянстве, стяжательстве и других неблаговидных поступках.

       Завершалось оно настоятельной просьбой о снятии мздоимца и морального разложенца с работы и исключении из рядов КПСС. И, кроме того, обещание обратиться в ЦК, в случае отказа в этом.

       А в конце стояла подпись … самого директора.

       Все было просто. Письмо исполнила коварная Юлия, подсунув его на подпись своему шефу в числе других документов, а тот, росчерком пера сам подписал себе приговор. Читать надо бумаги, товарищи начальники, читать…

       Впрочем, официально этот факт нигде не прозвучал, обком не желал «выносить сор из избы», хотя о нем и стало известно многим.

       Как ни странно, но для Юлии эта скандальная история никаких последствий не имела, более того, ее пригласили на работу в горисполком, на должность ведущего юрисконсульта.

       Почти как в одной украинской басне «… и щуку кынулы у ричку».

       В достаточно короткое время дама сумела расположить к себе председателя, и он, помимо прочего, поручил Юлии курировать работу жилищной комиссии горисполкома. Именно там решались самые актуальные для горожан вопросы – получение квартир из государственного фонда.

       Располагая списками очередников и готовя рабочие документы на очередные заседания комиссии, авантюристка очень скоро поняла, что это отличная возможность заводить «нужные» связи и повышать свой рейтинг, что и сделала.

       С мнением юриста при распределении жилья стали считаться не только в горисполкоме, но и в других властных структурах, в том числе горкоме, милиции, прокуратуре и суде. Появились и нужные связи. Причем на самом верху.

       Ну, и как следствие, улучшилось материальное благосостояние:появилась возможность покупать дефициты, получать дорогие подарки, а также различного рода услуги.

       Как говорят, «аппетит приходит во время еды». Так случилось и с Юлией.

       Она стала получать «мзду» от благодарных очередников. Сначала понемногу и с опаской.  А затем, больше, с элементами вымогательства. Причем у четко определенного круга – начальственных работников торговли, медицины и промышленных предприятий.

       Ко времени моего повествования в этой среде знали, что, располагая благосклонностью исполкомовского юриста, реально можно улучшить свои жилищные условия.

       Знали об этом и в городских правоохранительных структурах, но помалкивали – Юлия пользовалась благосклонностью одного из их руководителей.

       Но все хорошее когда-нибудь, да кончается. Вскоре он попал в какую-то «историю» и перевелся в область, а у Юлии начались крупные неприятности.

       Она попала в милицейскую разработку и при получении очередной взятки была задержана «с поличным».

       С моей санкции на квартире Юлии безотлагательно произвели обыск и даже видавшие виды оперативники, были немало удивлены.

       Никаких крупных денежных сумм, как ожидалось, они не нашли. Но обнаружили целый архив компромата в отношении «отцов города». Причем не досужие рассуждения, а первичные документы и их копии, различного рода ведомости, акты и справки. А еще удостоверения инспектора комитета народного контроля и СЭС, чистые бланки, угловые штампы и печати различных городских учреждений. Но, самое главное, служебный «Маузер» и удостоверение личности бывшего прокурора города .

       Ничтоже сумятившись, все по умному запротоколировали и рванули на доклад к начальнику милиции полковнику Дьяченко.

       А от него, с обнаруженным оружием и удостоверением, ко мне, как к непосредственному куратору.    Я  тоже был ошарашен этими находками и, захватив их с собой, ушел на доклад к прокурору (тот был недавно к нам назначен).

       Затем, по его указанию, допросил задержанную оперативниками Юлию.

       Держалась та достойно – никаких слез и истерик, а в ответ избрала наступательную тактику: все обнаруженное в  квартире – милицейская провокация.