Александр Дрозд, командир взвода танковой роты, старший лейтенант:
– Когда приехали солдаты-дальневосточники, то я еще удивился: давно не видел так хорошо укомплектованного войска – все в бронежилетах, с котелками. Сразу вспомнил фильмы о Великой Отечественной – как сибиряки и дальневосточники воевали под Москвой в сорок первом году. Внешне, по тем временам, это были нормальные бойцы. А вот по внутреннему содержанию…. Едва ли не каждый второй был склонен к употреблению наркотиков – это же Приморский край… О профессиональных качествах солдат, которые прибыли в танковую роту, ничего плохого сказать не могу. Наводчики и механики-водители знали свое дело, мне доучивать никого было не надо. Нормально были подготовлены. У нас, в танковых войсках, всегда по жизни был порядок. Более-менее познакомиться с людьми удалось только там, в Чечне.
Начали заниматься приемкой техники. Танков было – навалом. Их пригоняли со всех танковых полков дивизии. Неисправные – убирали, новые – ставили в строй. Мне танк достался – с виду супер, но, как потом оказалось, система управления огнем, в частности управляемым снарядом, совсем не работает. В полку работали гражданские специалисты по танкам. Не помню, правда, откуда они приехали. В один из дней боевого слаживания, при приведении вооружения к нормальному бою, группа гражданских спецов проверяла машины нашей роты. Обследовав мою машину, один из спецов говорит мне: «Все нормально, стрелять будет, но система управления управляемым снарядом не работает. Будешь стрелять им, как обычным снарядом…» Надо было ремонтировать систему, но торопились. А когда в Чечню приехали, в первом бою под Пригородным стрельнул управляемым снарядом как обычным, и результат – ствол оторвало. Хорошо, что все остались живы, т.к. при проведении процедуры были соблюдены все требования безопасности. После этого случая меня подкалывали отдельные офицеры полка, но я не обращал на это внимания. В основном это были люди, которые в технике вообще не соображали, но язык на «сплетни» у них был подвешен. Я на них не обижался.
«Гранит-60», механик-водитель БМП-2 6-й мотострелковой роты, сержант:
– Проехали через Мулино на полигон, проводить боевое слаживание. Наводчик мой к тому времени оклемался. Сходили вместе с ним на пункт боепитания, притащили ленту для пушки, снарядов двенадцать, по-моему, да для пулемета ленту. Емеля засел в башне, начал все это дело, куда положено вставлять, долго орудовал монтировкой, периодически трещал лентопротягом. Судя по тому, что через некоторое время мы стояли уже на исходной, у него все получилось.
Сначала при помощи ТХП (трубка холодной пристрелки – авт.) пристреляли пушку, потом пулемет. Я стоял на броне и в ТХП смотрел, а Емеля башней вертел, да что-то в прицеле подкручивал. Затем загрузили пехоту в десант. Получил команду «трогаться», проехал метров двадцать – «стоп!», пехота кормовые люки открыла и начала выгружаться. Я в своем люке сижу, в триплекс мало что видно, скучаю… Вдруг показалось, что кто-то в броню долбится, как кувалдой стучит, открыл люк – мало ли чего хотят, но высунуться, к счастью, не успел, потому как на меня гильзы от 30-миллиметровых снарядов посыпались. Так я первый раз услышал, как стреляет автоматическая пушка на БМП. После стрельб снарядили полный БК (боекомплект – авт.).
С личным оружием дела обстояли гораздо хуже. В один из дней по приезду из парка обратил внимание на кучу стволов, попросту сваленных в оружейке. Со временем кучу разобрали, в пирамиды расставили. Как-то попросил командира показать мне мой автомат, а то едем на войну, а я даже не знаю, какое чудо мне досталось. Выдали АК-74, сказали: «Твой». Вид у него был не ахти. На цевье кто-то ножом какие-то зарубки сделал, от воронения на стволе остались одни воспоминания. Попытался передернуть затвор, оттянул на себя раму, она так и осталась в этом положении. Снял крышку ствольной коробки – внутри все в ржавчине. Делать нечего, разобрал, почистил, смазал, заработало, «а куда оно денется…». Автомат этот достался в итоге моему наводчику Емеле. Стрелял нормально, только иногда при автоматической стрельбе гильза застревала при эскрактировании на выходе из ствольной коробки, и раму клинило. Мне уже в эшелоне выдали АКС-74 беспроблемный, но, правда, не пристрелянный, пристрелял уже на месте.
В первые же дни формирования полку пришлось решать еще одну неожиданную проблему – улаживать взаимоотношения с родителями солдат…
Сергей Гришин, замполит полка, майор:
– Мы прекрасно понимали, что следом за солдатами в полк приедут и их матери. Первые такие «ласточки» прилетели следом за первым бортом. Еще второй борт не приземлился, а они уже стоят на КПП. Похоже, что быстрей своих сыновей прилетели. Надо было немедленно организовать работу, чтобы родители не растащили своих сыновей. Хорошо еще, что родителей было немного. Солдат – видно, что ведет себя неадекватно – на его счету уже и драки, пьянки в казарме. И прилетает его мать: «Отдайте мне его! Я не даю согласия, чтобы он ехал в Чечню» – «Пожалуйста! Мы вашего сына прекрасно знаем: психически неустойчивый, асоциальное поведение, нам такой солдат не нужен – забирайте!» – «Как это мой сын придурок!» – «Вы сюда приехали за сыном – вот и забирайте» – «Почему это? Все едут, а мой нет? Пусть едет!» Сначала ревет: «Отдайте мне мое дитятко!», ей отдают – уже не надо. Я этого солдата вызвал: «К тебе мать приехала, иди к ней на КПП». – «Я поеду с полком!». Построил солдат, говорю, что нам такие солдаты, как этот, не нужны. – «Кто еще хочет уехать?» Молчат. Все смотрят – придурка убрали. Желающих уехать не было. Этот солдат ушел из полка с позором.
В работе с родителями мне огромную помощь оказал полковник Стоценко, заместитель командующего армией по воспитательной работе. Я для себя, как замполит полка, определил, что нужно организовать дополнительные силы для работы с родителями на КПП, надо их разместить, вести с ними разъяснительную работу. Чтобы общение солдат с родителями не превращались в пьянки и побеги. Иду и думаю, что надо мне обратиться с этими вопросами к верхнему командованию, чтобы помогли, и встречаю полковника Стоценко. – «Ну что, как справляешься?» Я иду со своими мыслями, и тут он подходит ко мне, и говорит, что замполитов надо посадить на КПП, надо организовать то, надо организовать всё. О том, о чем я думал, он уже принял решение и этот процесс организовал…
Игорь Бабанин, старший лейтенант:
– Приезжали матери, солдат забирать. Это отдельная песня… Не расстреливать же их… Мать забрала сына, он оставил оружие, вещи, и уехал. Больше сотни таких из полка потом дослуживали на Дальнем Востоке. Был случай, приехала мать, посмотрела, как ее сын служит, хороший парень: «Вижу, что мой сын в хороших руках, оставляю его вам…» А через три месяца он погиб. Неприятный был осадок на душе. Если бы она его забрала – остался бы парень живым, может быть.
И отцы приезжали. В инженерно-саперную роту приехал отец, подполковник запаса, и его оставили служить. Я его принял на гражданскую должность. Служил он два-три месяца, пока сын не уволился, они вместе уехали домой. Помню другой случай, когда солдат мог не ехать в Чечню, но поехал. Это мой водитель, немец. Ему пришел вызов в Германию, на постоянное место жительства, но остался с нами до конца, отслужил, сколько положено, и только потом уехал домой и оттуда в Германию.
Документы
Общее впечатление об уровне подготовки переброшенных в Чечню частей выражено в разделе III рапорта одного из высокопоставленных военных, который «работая совместно с генералами и офицерами ГШ и СКВО» просил «разрешения доложить свое мнение о подготовке руководства штабов, войск по организации и ведению боевых действий» (рапорт был напечатан в «Новой ежедневной газете» 28 января 1995 г., перепечатан в сборнике: Новичков, Снеговский, Соколов, Шварев. Российские вооруженные силы в чеченском конфликте: анализ, итоги, выводы… С. 31—36):
1. Личный состав морально и физически слабо подготовлен к ведению боевых действий в сложных погодных условиях.
2. Войска не обучены совершению марша, ведению наступательного и оборонительного боя.
3. Слабые знания материальной части вооружения и техники личным составом не позволяли ее умело применять.
4. Слабые навыки в ведении боевых действий военнослужащими в одиночном порядке и в составе подразделения.
5. Слабые навыки личного состава в ведении огня из личного и группового оружия.
6. Механики-водители и водители имеют слабые навыки в управлении боевой техникой.
7. Наводчики-операторы БМП, наводчики танков не знают правил стрельбы и ведения огня по появляющимся и движущимся целям, неуверенно действуют при вооружении (имели место случаи, когда наводчики не стреляли из вооружения танка и БМП).
8. Военнослужащие не обучены оказанию первой медицинской помощи на поле боя, не умеют пользоваться противошоковыми препаратами.
9. Подразделения не обучены ведению сосредоточенного огня, переносу огня на новую цель.
…14. Военнослужащие не обучены способам передвижения на поле боя.
…17. Сержантский состав не обучен командованию на поле боя и не в состоянии заменить офицера в случае его гибели.
Указана и одна из причин подобного катастрофического состояния, связанная с процессом формирования частей:
19. Боевое слаживание подразделений не проводится в пунктах постоянной дислокации (ППД), а ведется, как правило, в районе чрезвычайного положения, где практически отсутствует материальная база боевого слаживания.
Как там в песне «Прощание славянки»:
«…Уходят во мглу поезда,
А в них солдаты,
А в небе темном
Горит солдатская звезда…»
Никто из них не мог тогда знать своей судьбы. А если бы знали, что 221 из них вернутся домой в цинковых гробах, несколько сот – ранеными и искалеченными… Кто-то погибнет в бою, а кто-то и от пули своих же боевых товарищей, а то и просто по глупости, неосторожности. Кого-то ждал плен и издевательства врагов, мучительная, страшная смерть, а кого-то – издевательства своих же сослуживцев, и, как избавление – своя же пуля в голову. Кто-то ехал воевать, считая себя убежденным православным, и если бы ему знать, что скоро ему предложат стать мусульманином… Кто-то считал себя патриотом, а если бы ему сказали, что он еще предаст своих товарищей…
Олег Шатохин, капитан:
– Все в первые дни войны держалось только на офицерах. Когда полк стоял в Германии, ротные были командирами по три-четыре года, они были взводными в Германии по четыре года, толковые и грамотные. Взводные вначале все были кадровые, «пиджаков» у нас тогда еще не было. Да и офицеров именно управлению в боевых условиях хорошо бы было поучить. Умели, но в мирной обстановке, а это другое дело. Основная часть офицеров, процентов девяносто, показали себя очень хорошо, доказали, что наша школа обучения офицеров полностью себя оправдала. Некоторые наши генералы в Чечне сначала думали: «Вот пришел германский полк, привыкли сосиски с пивом жрать, ничего не умеют», но все оказалось не так.
О проекте
О подписке