Олег Шатохин:
– Скоро выясняю, что из личного состава, кто прибыл, очень многие из автомата вообще никогда не стреляли! А их прислали воевать! Приходит в полк указюха: чтобы каждый солдат отстрелял и расписался в трех ведомостях. Одна ушла в округ, вторая в армию, а третья у нас должна была остаться, чтобы никто не говорил, что наши солдаты это пушечное мясо. Чтобы никто не мог сказать, что наш солдат и автомата в руках не держал. О выполнении всех положенных упражнений по стрельбе речь вообще не шла!
Вызывают меня командир полка подполковник Морозов и его заместитель подполковник Коннов: «Тебе в течение завтрашнего дня нужно провести БСО (боевые стрельбы отделения – авт.), БСВ (боевые стрельбы взвода), РТУ (ротные тактические учения) и БТУ (батальонные тактические учения). БСО обычно готовят неделю. БСВ – больше, ротные учения – в течение трех-четырех суток проходят, а готовят их месяц. Все это даже в мирных условиях очень сложное дело – столько всего задействовано, одна постоянно меняющаяся мишенная обстановка чего стоит! Одних документов там столько требуется! – «Подождите, – говорю им, – А как это я…?» Зам начштаба полка майор Сирош говорит мне: «Олег, все документы мы за тебя отработаем, ты не переживай, штаб их уже готовит, твоя задача – выведи людей в поле!»
Утром я эту толпу – 462 человека – выгоняю в поле, в снег по пояс, – «Противник справа! Противник слева!», и начинаем стрелять в сторону. Учил сержантов управлять боем. То же самое было и с экипажами БМП. Кормили обедом всех прямо в поле. Котелки снегом вытирали. Да еще мороз тогда стоял минус 25 градусов каждый день. Не обошлось без ЧП: первый погибший у нас был при метании ручной гранаты. В той суматохе это ЧП, честно сказать, мы по-настоящему не осознали, хотя, конечно, жаль парня…
Александр Коннов, заместитель командира полка, подполковник:
– Это ЧП было при мне. Подошла рота, я бросил пять гранат, показал, как это делается. «Готовы?» – «Готовы!». Только пошел к гранатометчикам – сзади взрыв и вопли. Подбегаю – у парня обе ноги оторваны, я на него упал, ноги к себе прижал, чтобы остановить кровь. Фельдшер подбежал, перетянули ноги. Оказывается, он руку с гранатой поднял, а руки до такой степени замерзли, что гранату выронил под ноги и – взрыв.
Игорь Бабанин, старший помощник начальника штаба полка по кадрам и строевой части, старший лейтенант:
– Когда на учениях погиб солдат, я еще не имел опыта оформлять так называемую похоронку. В соответствии с приказом мы направляли извещение о гибели военнослужащего военному комиссару по месту призыва, а он уже обязан был известить родных погибшего. А тут еще приехали из военной прокуратуры: «Давай приказ о создании полка, о зачислении в штат Москвина».
Первым погибшим в полку был рядовой Олег Москвин. Короткая оказалась биография и жизнь у парня… Родился 21 октября 1974 года в Хабаровске. Учился в средней школе №77, затем поступил в Иркутский сельскохозяйственный институт на охотоведческий факультет. По воспоминаниям родных, симпатичный, высокий, с голубыми, как небо, глазами, Олег с детства ходил с отцом по тайге. Мечтал как можно глубже постичь ее красоту и тайны, стать биологом-охотоведом, как отец. Увы, жизненные обстоятельства вынудили его через два года прервать обучение в институте.
Повестка в армию, курс молодого бойца в одной из дальневосточных частей. В начале января 1995 года вместе с большой группой воинов-дальневосточников самолетом был отправлен в нижегородский гарнизон Мулино. А 10 января в семью Москвиных пришла телеграмма, что их сын трагически погиб на учениях от случайного взрыва гранаты, на которую он лег, чтобы никто не пострадал от взрыва.
Доставка родным печального «груза 200» оказалась сопряжена с возмутительной волокитой. Гроб с телом погибшего солдата почему-то «осел» в Улан-Удэ. Потребовалось вмешательство председателя Хабаровской краевой думы В. Озерова, чтобы родители могли похоронить своего сына.
Нельзя сказать, что, перефразируя слова известной песни, полк не заметил потери бойца, но надо было жить дальше, готовиться ехать на войну…
Олег Шатохин:
– Живем мы в эти дни перед отправкой в Чечню так: в семь часов утра развод, строим всех, увожу на занятия. А лейтенанты, командиры взводов – приезжают и уезжают, приезжают и уезжают, я их даже не замечал, фамилий даже не знал. Опять новые приехали – опять уехали. Задачи командиром полка ставятся в день и в ночь. Я пришел к вечеру с полевых занятий, солдаты все падают, а у нас – совещание и задачи на ночь. Получение оружия, того, сего, ночью исправляем недостатки. Иногда часа в четыре утра уйду поспать час-другой, и так все это время до отправки. У командования армии была одна задача: выполнить приказ, отправить полк. Работала на наш полк тогда вся 22-я армия. Командующий армией в полку ночевал, да и все генералы.
Многие офицеры вообще не спали по несколько дней. Когда ты будешь спать, есть – это вообще никого не волновало. Кто-то спал, сидя в каптерке. Зайдешь вечером в каптерку, стаканюгу примешь, поел немножко и все…
Александр Коннов:
– Поселили нас, переведенных в полк из Воронежа офицеров, в каком-то модуле. Холод – а крысы бегают! Есть нечего – на довольствие нас не поставили.
Я Мулино тех дней вспоминаю, как, наверное, выжившие пленные немцы – Сталинград. Офицеры на ночь хоть домой, в семьи уезжали, а нам куда ехать? В модуль приходим в час, полвторого. Сережа Берсенев, офицер мой из 10-й дивизии, командированный в полк, спит в валенках и в бушлате под одеялом. На столе полбутылки водки, хлеб и кусок сала. Я наливаю полстакана водки, выпиваю, съедаю сала с черным хлебом и ложусь спать. А в шесть утра – подъем, и опять: стрельбы, вождение…
Олег Аникин, командир роты 153-го гвардейского танкового полка, старший лейтенант:
– Каждый из полков нашей 47-й гвардейской танковой дивизии, поскольку полки были кадрированными, человек по 180 личного состава, должен был сформировать для 245-го по танковому взводу. Командир роты там остался штатный, из 245-го, капитан Романов, из нашего полка зампотехом туда направили капитана Юрия Смирнова.
Со второго января стали готовить роту – людей и технику – к отправке и к боевым действиям. Подружились с солдатами, коллектив был нормальный, воевать мог. В условиях развала армии, наплевательского отношения к ней государства за короткое время удалось сформировать коллектив, который не разбежался и воевал достойно. Считаю, что уже тогда полк имел свое лицо. Танки в роте, Т-80, были хорошие, возраст – менее десяти лет, не имели практики эксплуатации, укомплектованы всем необходимым, запчастями, полностью готовы к боевому применению. Офицеры нашего батальона лично проверяли готовность танков. На платформы их загружали мы, офицеры. Пожелал тем, кто поехал с полком, удачи, и эшелон пошел на Кавказ.
Александр Дрозд, командир взвода танковой роты, старший лейтенант:
– В ночь на Новый год я был в наряде на КПП 26-то танкового полка, где в то время служил. После праздничных выходных командир батальона говорит мне: «Готовься, пойдешь в 245-й полк» – «Пойду».
После одиннадцатого декабря пошла молва, что в 245-й полк отправляют офицеров для доукомплектования, из всех полков дивизии. Сначала забирали по одному-два человека из полка, а потом, как говорится, «целыми пачками». К тому времени я отслужил в армии три года, начинал командиром танкового взвода в 7-м отдельном разведывательном батальоне, в Германии. Когда часть из Германии вывели, мою должность сократили, я еще сам ходил по воинским частям Мулинского гарнизона, спрашивал, нет ли где должности командира танкового взвода. Так и попал в 26-й танковый полк командиром танкового взвода.
А в 245-м командиром танковой роты был Виталий Романов, мы с ним из одного военного училища. Командира взвода Эдика Богородова я знал по Германии. Третьим взводным был лейтенант Витя Щелоков, зампотехом роты – Юра Смирнов.
Юрий Степаненко, майор:
– На меня в конце декабря пришел приказ о назначении комбатом в танковый полк. Я к Морозову подхожу: «Товарищ подполковник, как мне быть?» Мы с ним сибиряки, земляки. Говорит мне: «Юра, ты мне только помоги загрузить батальон. В Чечню ты не поедешь, не имею права тебя брать с собой». – «Конечно, помогу». Я был на неплохом счету. Дело знал, технику знал. Я со спокойной душой согласился, отдавал себя полностью работе.
Мы с Цурканом решили так. Говорю ему: «Юра, всех механиков-водителей я у тебя изымаю, буду заниматься с ними, готовить технику, а ты занимайся с пехотой». Надо было хотя бы проверить, кто на что из механиков-водителей способен. Но главное – поднять технику, на колеса ее поставить. Аккумуляторов у нас сначала вообще не было, получали их хрен знает откуда. Первый батальон был на БМП-2, наш – на БМП-1. Личный состав мне прислали, по документам, все специалисты на БМП-2. Начали технику готовить, заводить двигатели. Взвод обеспечения, летучки, кухни, «Уралы» – все изношено… Технике было лет по 20—30. Из штабов округа, армии, дивизии приехали нам помогать много офицеров, все сидят и советуют, а делать никто ничего не умеет. Как раз морозы ударили под 30 градусов. Короче – караул… Подполковник Александр Павлович Залуговский, зам командира полка по вооружению, обеспечивал технику и вооружение полка, на него и легла вся организация подготовки.
Вдруг приходит приказ: БМП-1 в Чечню не брать, поедем на БМП-2. А мы их уже подготовили, все машины заведенные, все работают. В 752-м полку, в Сормове, комбатом был майор Сергей Сергеевич Юдин, хороший мужик. Как-то под ночь приходит его батальон к нам, в полном составе, сорок машин. Построили мы его в парке, он подходит ко мне: «Принимай!». У меня чуть глаза на лоб не вылезли. – «Как «принимай?» – «Вот так». Механиков своих он забрал, посадил на наши БМП-1 и угнал их в Сормово. Я его «бэхи» поставил к нам в парк. На следующий день приезжаю к Юдину: «Сергей Сергеевич, надо учить всех офицеров и солдат, как на этой БМП воевать. Пушку никто не знает, как стрелять – никто не знает. Если в ходовой части я еще разберусь, то башню я не знаю». Отличия между БМП-1 и БМП-2 были принципиальные.
Выделили ему комнату в казарме, и он с одним из своих ротных нас неделю учили всем премудростям боевого применения БМП-2. Сначала офицеров научил, а потом они начали учить личный состав. Стали разбираться, и в итоге: пушки не работают, стабилизаторы – половина переломана, башни на некоторых машинах не работают. В итоге загрузили БМП с неисправными пушками в эшелон, так и поехали в Чечню. Процентов тридцать техники батальона было не боеготово.
Какой там уровень подготовки механиков-водителей, если на ручном тормозе начинают трогаться! Потом, потихоньку, когда в Чечню приехали, научились.
Олег Шатохин, зам командира 1-го мотострелкового батальона, капитан:
– Начали заниматься боевой подготовкой. В ходе выдвижения на стрельбище проводили тактику, там же – инженерные занятия, стрельбы. Целый день гонял солдат по сугробам. Боеприпасов было много, настрелялись досыта. День переходит в ночь, утром боевые стрельбы взвода, после обеда – РТУ, и потом завершающий этап – БТУ. Военный человек знает, что для подготовки батальонных тактических учений надо шесть месяцев штат обучать, нам на подготовку отводился один день. На этом боевая подготовка закончилась. За два-три дня разобрались с инженерной подготовкой.
За один день в полку провели все положенные учения и объявили, что пятнадцатого января – погрузка в эшелоны. Я был уверен, что пятнадцатого января мы в первый эшелон не погрузимся. И ошибся. Погрузились. Пятнадцатого января разведрота с оперативной группой уже поехали в Чечню.
Семнадцатого января начали грузиться батальоны. А надо еще колодки заготавливать, для техники на платформы, тросы, чтобы ее крепить… Ночью пилили колодки, на крепление 39 БМП, плюс минбатарея, машины обеспечения. Больше ста единиц техники было в каждом батальоне. Плюс боеприпасы – просто огромное количество, и все надо таскать, погрузить. А мороз стоял…
О проекте
О подписке