Никакого фарфора и серебра

Дворик замка был освещён электрическими фонарями. Отлитые из чугуна, они хорошо сочетались с общей стилистикой архитектурного ансамбля. Но можно было догадаться, что круглые стеклянные плафоны были совсем не ровесниками этим стенам из грубо отесанного средневекового камня. Скорей всего их привезли сюда и установили на заре прошлого – двадцатого века. После эпохи факелов и канделябров, пришла другая – сначала газовая, следом за ней керосиновая, а уже позже их сменила электрическая. С тех пор эволюция принципов освещения остановилась. Менялись формы, дизайн, технологии, но принцип энергии остался тот же.

Гости проследовали за привратником по булыжной мостовой. И вскоре они подошли главному парадному входу, украшенному геральдическими символами на высоких каменных колоннах.

Себастьян, опережая гостей, бодрой походкой поднялся по ступеням, и распахнул перед ними витражные, двустворчатые двери.

Тщательно вытерев ноги о коврик у входа, близнецы переступили порог и сразу же оказались в просторном холле. С высокого потолка помещение холла освещала огромная, потрясающих размеров люстра, с сотней лампочек, выполненных в форме маленьких свечей и мириадами нитей с гирляндами сверкающих на них подвесок. Глядя на эту красоту, мальчики не могли себе даже представить – сколько же времени и труда может потребоваться для того, чтобы поддерживать эту красоту в ее изумительном блеске и умопомрачительном великолепии.

Прямо напротив них на фронтальной стене висел портрет, размеры которого так же были внушительными и огромными. Его массивная золочёная рама произвела на них неизгладимое впечатление. Портрет вызывал уважение своим размахом, масштабом и величием. От этой картины так и веяло духом рыцарской феодальной власти. На близнецов с высока с портрета взирал какой-то знатный вельможа – уже не молодой, но и ещё совсем не старый, в расшитом парчой камзоле, с массивной герцогской цепью на груди, его пальцы, сжимающие рукоять меча, были унизаны кольцами и перстнями с жемчугами и драгоценными камнями, а голову украшал бархатный берет со страусиными и павлиньими перьями. Возможно, этот суровый и властный господин, когда-то и был хозяином этого замка – и всех необъятных, прилегающих к нему владений.

По левую сторону холла располагался большой камин. Как в случае и с портретом, ребят поразили его размеры. Он представлял собой огромную арку с резными сводами и готическими колоннами, выполненными из полированного мрамора, увитого тонкими розовыми прожилками. В камине лежали дрова и пылал огонь. Поленья потрескивали и стреляли угольками, поднимая фонтанчики ярко-алых искр.

В помещении холла витали запахи благородных дерева, горящего в камине – может быть бука, а может дуба. Тепло очага согревало и привносило в атмосферу замка чувства благости и умиротворения. Поле сырой и промозглой погоды, которая бушевала там снаружи, вы попадали как будто в другой мир, где мягкая нега покоя и уюта располагала вас к ненавязчивой беседе, за чашечкой кофе со сливками или же сладкого чая с подогретым молоком.

Рядом с камином, на старом ковре, который не впечатлил ребят – потому как был старым, выцветшим и потёртым, и не вписывался в общий интерьер богатого убранства замка, – стояли четыре глубоких кресла, с пухлыми, мягкими подушками и массивными валиками на подлокотниках. Между ними стоял небольшой чайный столик на ажурных ножках с сервировкой, рассчитанной на три персоны.

Высокие своды узких витражных окон до половины скрывали подобранные бронзовыми подхватами портьеры. Помимо основного лестничного марша была еще одна небольшая лесенка, она уходила витой спиралью наверх на балюстраду второго яруса, перила которого обрамляла искусная резьба в форме орнамента из желудей и дубовых листьев.

По стенам холла под штандартами с геральдическими символами были развешены рыцарские щиты, с написанными на них рыцарскими девизами. Везде рядом с ними, куда не кинешь взгляд, висели остроконечные алебарды, скрещенные двуручные мечи, тяжёлые боевые секиры, бердыши и арбалеты.

По углам главной залы стояли манекены в парадных доспехах, отполированных до зеркального блеска. Доспехи были украшены вычурной, золочёной гравировкой либо рельефной искусно выполненной чеканкой. В особенности ребятам понравился один нагрудный панцирь с изображенной на нем сценой охоты на кабанов.

От всего увиденного мальчики были в таком восторге, что даже забыли про то, что замёрзли и вымокли до нитки.

– Шесть лет, Себастьян… – барон повернулся к слуге спиной, чтобы позволить тому снять с себя мокрое пальто.

Его взгляд, словно камера оператора плавно перетекал от одного предмета в интерьере замка к другому – каждый из них пробуждал в нём почти позабытые воспоминания. Не то чтобы Людвиг грустил по прошедшим временам – скорее нет – но всё же если бы он мог вернуть их назад… что ж, он бы был совсем не против. Многое из того, что он совершил, можно было бы сделать иначе – и да, он бы это сделал намного лучше.

Вслед за лёгким осенним пальто, в руках Себастьяна оказалось серое кашне барона – из шерсти альпийских овец, ручной работы и тончайшей выделки. Слуга повесил одежду Людвига на специальное приспособление, извлеченное им из пенала дубовой гардеробной, и умелыми, ловкими движениями принялся охаживать пальто барона ворсистой щёткой.

– Шесть лет… – повторил снова Людвиг и услышал, как эхо от его слов раздалось из-под высоких сводов холла. – А кажется будто всего один день прошёл. А здесь всё по-прежнему. Так ничего и не изменилось.

– Так точно, милорд, – в голосе Себастьяна прозвучала выработанная с годами покорность.

Жак с Жаном оглянулись на голос слуги и при виде его несколько удивились. Теперь, когда они оказались в освещенном помещении замка, то увидели перед собой совсем другого человека.

Без дождевика с капюшоном, под которым было не разглядеть лица, из безликого, окутанного сумраком привратника Себастьян преобразился в высокого и статного дворецкого. В безупречном чёрном костюме, в белой рубашке с накрахмаленным до хруста воротничком, с шёлковым галстуком цвета спелой сливы, и в белоснежных хлопковых перчатках. На вид ему было лет семьдесят, – а, может, больше. Но, держался он для своего возраста весьма бодро и уверенно.

За годы, проведенные в приходском приюте – практически в полной изоляции от остального мира, – мальчикам не так часто приходилось бывать за высокими монастырскими стенами. Их общение с незнакомыми мирскими людьми можно было охарактеризовать, как поверхностное и эпизодическое. На всех послушников – таких же, как и они сирот, – взрослых служителей церкви – монахов, прислуги и назначенных муниципалитетом воспитателей, – общим счетом было не более десятка. Те из них, кому перевалило за шестой десяток, по сравнению с Себастьяном – с ним даже рядом не стояли. Близнецам импонировало то достоинство, с которым он держался перед бароном, чей статус в Ордене был безусловно несоизмеримо выше. Но он относился к этому весьма спокойно и даже в общении с мальчиками был уважителен, учтив и сдержан. Словом, дворецкий Себастьян им очень понравился и пришёлся по душе, за что они так же прониклись к нему доверием и уважением.

– Над этим местом, время не имеет власти, – окинув взглядом просторное помещение, Людвиг описал мимолетный жест и переместил свое внимание снова, на чистящего его пальто дворецкого. – Да, и ты, Себастьян, всё такой же… Как этот замок. Не стареешь и не меняешься. Это не комплемент, Себастьян, а просто сухая констатация факта. И не более.

– Вы очень добры, милорд, – Себастьян по-военному щёлкнул каблуками и отвесил короткий поклон, в соответствии с этикетом. – Замок Штайнерхольм, всегда рад своим старым постояльцам. Я могу уточнить: какие будут распоряжения на сегодняшний вечер?

Барон заложил руки за спину и неспешным шагом проследовал к камину. На ходу – голосом в пол тона – он отдал распоряжения:

– Покажи мальчикам их комнату. А после, накорми…

Тут вдруг во внутреннем кармане его пиджака раздался едва уловимый зуммер.

Барон вынул тонкий, плоский телефон, посмотрел на мерцающий экран и пробежался взглядом по строчкам сообщения. При этом он не прервался ни на секунду, и продолжил давать указания сухими, короткими фразами – в той манере, которая присуща некоторым аристократам и высокопоставленным особам, считающим, что их основное призвание заключается в том, чтобы править и повелевать.

– Сегодня вечером всё будет скромно и обыденно. Никакого фарфора и серебра, – Людвиг фон Эффенбах опустился в кресло, которое располагалось ближе остальных к камину, закинул ногу на ногу, поднял руку и принялся любоваться, как отражаются в его перстне языки, пылающего в очаге пламени. – Ужин не нужно сервировать в столовой. Отныне и впредь мальчики будут есть на кухне. Немного спартанской скромности им не повредит.

– Как прикажете, милорд, – Себастьян поклонился и с одобрением подтвердил. – Там достаточно места, чисто и вполне уютно. И между прочим, даже теплее, чем в трапезной.

Барон никак не отреагировал на его слова. Всем своим видом он демонстрировал, что ему не требовалось его одобрения. Он относился к дворецкому по-хозяйски – как к добротной и хорошей вещи. Которая, вроде не так уж важна, но тем не менее, – без неё, никак.

– После ужина, пусть отправляются спать. На сегодня им хватит впечатлений. С замком, его историей и достопримечательностями я самолично познакомлю их завтра. Да, и вот еще что… У нас ещё сохранились те старые мишени для стрельбы из лука и манекены, оснащенные для фехтования?

– Да, милорд. Они в полном порядке. Сложены вместе с другим снаряжением в оружейной.

– Завтра, достань тогда их и подготовь.

– Будет сделано, милорд, – склонился в поклоне Себастьян.

Несколькими днями ранее, когда барон забрал мальчиков из приюта и оформил над ними опеку, то кроме их содержания он взял на себя еще и заботу об их воспитании и образовании. Уже тогда Людвиг для себя решил, что наряду с обязательными общеобразовательными дисциплинами, неплохо бы было привить им навыки стрельбы, классического фехтования и рукопашного боя. Он считал, что эти качества для ребят будут более важными и необходимыми, чем элементарная и банальная зубрежка. Безусловно, школьные знания им пригодятся и послужат хорошим фундаментом для дальнейшего, высшего, профильного образования, но в отличие от других воинских дисциплин, они не способны будут сделать их мужчинами.

– Вы будете ужинать вместе с мальчиками, или вам следует подавать отдельно? – Себастьян исподволь наблюдал, как ребята шушукаются и смеются, тыча пальцами в свои искажённые отражения, отзеркаленные в доспехах рыцарского манекена.

– Я не голоден, – Людвиг фон Эффенбах пренебрежительно отмахнулся. – Приготовь-ка мне лучше крепкого чая, с подогретым молоком и парой тостов. Надеюсь, среди твоих запасов отыщется апельсиновый джем?

– Да, милорд.

– Тогда, пару тостов с апельсиновым джемом.

Барон поднялся, расправил складки на пиджаке и направился к лестнице – не к основной, а к той, что вела наверх в левое крыло.

В кабинет или в библиотеку? – наблюдая за ним, подумал Себастьян.