На третьем часу он, наконец, измождённый физически и истощившись эмоционально, подобрался к цели. Песчаный хребет опускался всё ниже. Сердце билось всё быстрее. Ободрённый скорым спасением, он засмеялся и взбежал вверх… Но тянущаяся вдаль равнина не явила ему ничего нового – песок, раскалённый до дрожи воздух и полное отсутствие облаков на небе. Быть не может, что он заехал настолько далеко вглубь пустыни. Саймон обернулся и увидел внизу свой «Додж». И он оказался настолько отчётливо виден, что у Дорфа слёзы сами собой потекли из глаз. Он заревел в голос, как не делал уже лет двадцать пять, повалился в песок и начал сжимать, давить его пальцами, точно пытаясь причинить боль пустыне. Он покойник. Ему ни за что не выбраться отсюда живым. И никто никогда не узнает о бесславной смерти последнего человека на Земле. На очередном всхлипе его нижняя губа вдруг лопнула сразу в трёх местах. Боль оказалась настолько резкой, что он мигом взял себя в руки и сел. Ухватившись пальцем за край одной из трещин, он медленно снял с губы длинный лоскут высохшей кожи. Верхняя губа тоже начала иссыхать. Щёки саднило. Он потёр их и почувствовал под пальцами огрубевшую кожу. Вот-вот она начнёт шелушиться и слезать уродливыми пятнами. Допив оставшуюся воду, Саймон поднялся, открыл ширинку и наконец выпустил на свободу всё, что держал внутри. Моча зажурчала по стенкам расширительного бачка. Получилась треть от его общего объёма. Не густо, но позже, возможно, его организм сможет выжать ещё немного. Рано или поздно ему придётся пить это. Дорф усмехнулся мысли о том, что всеобщее исчезновение даже к лучшему – как только он выйдет из пустыни, к нему не подлетят репортёры и не начнут терзать расспросами о том, как он выжил.

Идти по ровной поверхности почему-то было даже тяжелее, чем в гору. Ныли колени и поясница, словно он всю минувшую ночь переносил тяжести из одного конца этой проклятой пустыни в другой. Ноги уже почти не слушались, вскипевшая кровь шумела в голове и клокотала в ушах, мысли практически отсутствовали. Казалось, ещё немного, и Саймон забудет, как его зовут. Вдруг исчезли все запахи и дышать носом стало невозможно. Раскалённый воздух выжигал лёгкие изнутри, из-за чего ему приходилось дышать всё чаще и чаще. Сердце уже не успевало прокачивать кровь и заходилось на верхнем пределе сокращений. Картинка начала плыть перед глазами, ему приходилось излишне часто моргать, и всякий раз веки всё сложнее было разъединить. Он снял солнцезащитные очки, оставившие под собой круги бледной кожи, правда, легче от этого не стало. Вестибулярный аппарат взбесился, Дорфа шатало из стороны в сторону, как пьяного боцмана болтает в шторм по палубе. Начали возникать рвотные позывы, но Саймон держался, боясь потерять жизненно важную влагу. Уже дважды ему пришлось сглатывать прогорклую воду, подкатывающую к горлу. Но вдруг он ступил в тень. Дорф запрокинул свинцовую голову и уставился на стоящий посреди песчаной бесконечности дом. Его дом. Саймон сморгнул и отвесил себе оплеуху. Дом никуда не исчез, зато щека треснула от удара. Потирая её одной рукой, он ухватился второй за перила ступенек и попытался их поколыхать. Они оказались прочные. Руки отчётливо чувствовали дерево. Он поцарапал ногтем витиеватую фактуру и неуверенно ступил на первую ступеньку.

В этот момент дверь распахнулась, и на веранду выскочила Дженни.

– Саймон?! – выдохнула она, но почему-то не спешила к нему спускаться. – Зачем ты здесь?

– Я пришёл за тобой, – ответил он и поднялся на вторую ступеньку.

Она лишь как-то горько усмехнулась и покачала головой. Ветер трепал её тёмные волосы, выбивая слёзы из зелёных глаз.

– Ты не рада мне? – он шагнул под навес и взял её за руки. – Джен, что не так?

– Ты пришёл не туда, – она погладила его по увешанной чешуйками иссушённой кожи щеке.

– Но я искал тебя! – Саймон схватил её за плечи, встряхнул, будто пытался пробудить ото сна. – Всюду искал!

– Нет. Ты искал не там, – она провела пальцем по его нижней губе. – Вспомни где ты.

Дорф отстранился и окинул взглядом уходящий к горизонту песок вокруг них. Никаких ступенек, веранды и дома больше не было.

– В пустыне? – пожал он плечами.

– Сколько времени, Саймон?

Он было посмотрел на часы, но вдруг осекся и стиснул зубы. Дженни не должна знать, что они сломались.

– Солнце печёт… Уже давно… Я часа четыре тут плутаю.

Она прильнула к нему и поцеловала, зарывшись пальцами в его густые волосы. Лопнувшие губы взвыли от силы её губ. Он закрыл глаза и прижал её к себе изо всех сил.

Дженни вдруг разорвала поцелуй.

– Это всё в твоей голове, Саймон, – шепнула она ему на ухо.

Он распахнул веки и уставился в пустоту, которую обнимал. На губах ещё чувствовались её губы. Он облизнул их и ощутил вкус металла, провёл по лицу ладонью и увидел кровь. Пошедшая носом, она струилась по рту и подбородку. В глазах вдруг померкло, и он рухнул в песок.

– Коллеги, что скажете? – обратился к двум своим копиям облачённый в белый халат Саймон, склонившийся над собственным бессознательным телом. – Саймон, может ты начнёшь?

– Да чё тут гадать, сердечный приступ! – всплеснул руками Саймон №2 в криво, через пуговицу застёгнутом халате. – Звездец ему, не выдержал нагрузки.

Саймон №1 презрительно скривился и фыркнул, всем своим видом показывая, что ему известен верный диагноз, вот только делиться им он не намерен.

– Ну а что думаешь ты, Саймон? – Саймон №1 посмотрел на третьего Саймона, держащего два пальца на сонной артерии пациента и увлечённо глядевшего на остановившиеся в 3:15 часы. Вид у этого Саймона был ни к чёрту – растрёпанные волосы, бледное лицо, впалые глаза.

– Это не приступ, – спокойно проговорил Саймон №3. – Сердце работает, но пульс учащённый и слабый.

– Браво, доктор Дорф! – Саймон №1 звонко похлопал в ладоши. Он выглядел куда свежее и солиднее своих клонов, точно ожившая отретушированная фотография с обложки журнала. – Мы поняли, чего с ним не произошло. Можете сразу вычеркнуть утопление и скарлатину.

– Хренли ты лыбу тянешь, псина? – Саймон №2 надвинулся на Саймона №1. – Говори что с ним, и мы его спасём.

Саймон №1 уставился на него и задумчиво почесал щетину.

– Нет, – ответил он. – Я собрал консилиум, потому что сомневаюсь. Предлагаю вам взглянуть на анамнез.

С этими словами он запустил руку под халат и извлёк из заднего кармана джинсов измятую выцветшую бумажку. Послюнявив пальцы, он её развернул, прокашлялся и начал громко декламировать написанное фиолетовыми чернилами.

– Саймон Дорф, тридцати двух… Ох мать, тридцати трёх, с днём рождения, лет отроду… – он посмеялся своей витиеватой фразе. – Шёл по пустыне на протяжение четырёх часов. Сначала у него возникла усталость, затем появились головные боли и головокружение, боли в ногах, спине и даже рвота. Это были лишь первые симптомчики. Затем появились шум в ушах, отдышка, участилось сердцебиение и потемнело в глазах.

– Цианоз¹⁴ лица, судороги мышц, неровное дыхание, – Саймон №3 тыкал пальцем в пациента, подмечая свои наблюдения. – У него солнечный удар!

– В смысле, блин, «тепловой»? – спросил Саймон №2.

– В смысле «без разницы», – ответил Саймон №1. – Я тоже так подумал изначально, но ведь всё это говорит уже о глубоком уровне поражения ЦНС¹⁵, и здесь должны появиться бред с галлюцинациями. А раз уж он без сознания, как мы узнаем, есть ли они?

– Так мы с вами сейчас этим и занимаемся, – Саймон №3 встал с корточек и отряхнул брюки.

– Чем? – в голос спросили оба Саймона.

– Бредим, господа! – Саймон №3 взял в руки автомобильную аптечку. – Не хочу вас расстраивать, коллеги, но мне кажется, что мы все с вами – бредовая галлюцинация.

С этими словами он принялся раздевать пациента, вскоре избавив его от всей одежды. Втроём Саймоны без особых усилий разрыли руками углубление в рыхлом песке и уложили в него бессознательного Дорфа. Саймоны №1 и №2 начали растирать ромом его руки и ноги.

– Гонево, – бросил Саймон №2. – Кто же ему тогда помогает по-твоему, умник?

– Он сам, – Саймон №3 положил под голову пациенту ботинки, смочил одежду зловонным содержимым расширительного бачка и укрыл тело.

Саймон №1 извлёк из аптечки ватный тампон, пластырь и нашатырный спирт. Пропитав вату спиртом, он закрепил её пластырем на верхней губе Саймона. После этого Саймон №3 извлёк упаковку сухого льда и шмякнул ею о пластиковый корпус аптечки. Лёд раскололся и мгновенно превратился в ледяную воду. Пакет с ней разместился у Саймона на лбу, а раскрытая аптечка вместе с сумкой для инструментов улеглись на края вырытой в песке ямы и отбросили тень на его голову.

Дорф пришёл себя вечером, когда солнце уже утратило силу и клонилось к закату. Было холодно ни то от резко упавшей температуры воздуха, ни то от развившейся на фоне случившегося солнечного удара лихорадки.

Он поднялся из ямы, чувствуя себя мертвецом. Всё тело ломила боль, и определить её причину оказалось невозможно – то ли это от длительных физических нагрузок, то ли от пережитого теплового удара, то ли от долгого лежания в песке, а может, от всего сразу. Ему было не важно. Он поспешил надеть одежду, зашнуровать ботинки, собрать разбросанные вокруг пожитки обратно в сумку. Что делать дальше? Он не знал. В раздумье он прикончил безвкусные крекеры, запил их остатками газированной воды, выдавил в ладонь целую пластинку глюкозы и отправил в рот разом всю пригоршню.

Всё, что было, ему померещилось. Всё было в его голове, как и сказала Дженни. Ещё она сказала, что он ищет не там. Что это значит? Саймон пошарил руками вокруг себя, упёрся в автомобильные следы и заметил, как они поворачивают. Проследив за ними, он увидел, что плавный поворот обрывается резким, и следы уводят практически в то направление, откуда он пришел. А где-то вдали виднеется мельничная башня. По-видимому, во сне он свернул в пустыню, проехал по ней подковой и почти вернулся к трассе. Нужно было идти в ту сторону, куда машина стояла мордой, а он туда не взглянул изначально, хотя сразу бы заметил «Эмерсайз». Почему он не увидел мельницу, когда обернулся на вершине подъёма?

– Потому что кретин, – выдавил из себя Саймон.

Дорф повалился на спину и начал безудержно хохотать, ворочаясь в приступе истерики и поднимая в воздух тучи песчаной пыли. Смеялся долго, пока оседающий песок не облепил его окровавленное лицо и не начал оседать в лёгких. На смену хохоту пришёл кашель. Отплеваться не получалось – во рту попросту не было слюны. Он перевернулся на четвереньки и ущипнул себя за запястье, наблюдая, как смятая кожа разглаживается. Не слишком быстро, но серьёзного обезвоживания у него нет. Пока нет. Он с шумом выдохнул, поднялся и, пошатываясь, побрёл обратно по своим следам.

В прохладе идти было намного проще, даже боль значительно утихла. Казалось, он мог бы даже бежать, но не стал этого делать. Не следовало перегружать и без того ослабленный организм. Первоначальная лёгкость может оказаться обманчивой, а терять время на отдых не следовало, ведь ему предстояло до утра выбраться из этой грёбаной пустыни. Ещё одного дня в пекле он не вынесет и вряд ли сумеет себя спасти, ведь в аптечке уже почти ничего полезного не осталось.

Дорф всё шёл и шёл, не сразу заметив, как поднялся ветер. Поначалу слабый, он постепенно усилился настолько, что валил с ног. Пустыня вокруг начала вздыматься к небесам. Песок метался кругом, жаля и царапая его, но пока буря была несильной, и Саймон видел впереди свой «Додж». Ему нужно было подобраться к машине до того, как в воздух поднимется столько песка, что за ним ничего не будет видно. А рано или поздно это произойдёт. Саймон остановился и открыл сумку для инструментов. Пустая бутылка от рома – до свидания. Он отбросил её в сторону, подумав, что через сотни лет она может стать интересной находкой для археологов будущего. Дорф забрал из аптечки антисептик, жаропонижающее, пачку «Стионса», антиаллергены, жгут и бинты. Рассовав всё это по карманам, он выбросил аптечку, взял расширительный бочок, оставил пустую сумку стоять на песке и припустил со всех ног. Теперь уже было не важно, чем ему обернутся такие нагрузки, ведь пережить бурю на открытом пространстве он точно не сможет.

Через десять минут Дорф выбился из сил и был вынужден снова перейти на шаг. Песчинки хлестали его по лицу, ледяной воздух пробирал до костей. Смотреть сквозь бурю было всё труднее.

Саймон остановился, вглядываясь в чёрное беззвёздное небо. Выглядело оно так, будто с него сыпался не песок, а снег. Эта ассоциация вызвала у Дорфа отчётливое воспоминание и буквально перенесла его в прошлое.

Сверху, точно тысячи проносящихся мимо галактик, стремительно падали огромные хлопья снега. Это был первый настоящий снег в этом году, хотя в воздухе ещё пахло осенью. Поддавшись какому-то детскому восторгу, Саймон поглядел по сторонам, и, удостоверившись, что никто его не видит, совсем как мальчишка высунул язык и поймал нехотя спускающуюся одинокую снежинку. По телу сразу же пробежала волна холода, заставив его ладони произвольно зашуршать друг об друга. Тротуар был весь усеян ровным белым пушком, и Саймону совсем не хотелось нарушать эту чистоту. Но вдруг из дверей клиники вылетел мужчина в зимнем пальто, пихнул его в бок и безжалостно застучал каблуками ботинок по белой от снега плитке, оставляя широкие чёрные следы.

– Чего встал?! – прозвучало вслед за ним.

Дорф, которого этот неожиданный толчок вернул в реальность, некоторое время просто смотрел в спину удаляющегося незнакомца, удивляясь тому, что всякий раз, когда внезапно приходит зима, на улице появляются вот такие люди в тёплой одежде, как будто они целую неделю поджидают снегопада за приоткрытой дверью в полной зимней экипировке. Сам он никогда не был готов к похолоданиям, вот и сейчас приход зимы застал его врасплох.

Прижимая руки к груди, Саймон побежал к переходу, теперь не обращая никакого внимания на снег под ногами. Пропуская пронзительно сигналящий автомобиль с бешено работающими дворниками, он пересёк дорогу и направился к кафе, где они договорились встретиться с Дженни.

Хлоп, – что-то толкнуло его в спину и, засыпавшись за воротник пиджака, принялось дико жечь кожу. Снежок. Сзади раздался знакомый смех. Нервно шаря рукой за шиворотом, Дорф обернулся.

– А вот это было подло, – рассмеялся он, подхватывая бегущую к нему Дженни. – Моя месть будет холодной.

– Ну прости, малыш, я не удержалась, – она поцеловала его, отстранилась, и закусила губу.

– Так, мне не нравится этот взгля… – не успел он договорить, как Дженни сунула свои порозовевшие от холода ладошки ему под рубашку.

Саймон вскрикнул и отбежал, переводя дыхание. Дженни осталась под фонарным столбом и хохотала. Вокруг неё, в ровном круглом пятне жёлтого света, кружились снежинки, опускаясь на землю и поднимаясь снова вслед за порывами набирающего силу ветра. Детская радость первому снегу вновь вернулась к Дорфу. Дженни поманила его к себе пальчиком.

– Иди-ка сюда, мой полярный медвежонок.

– Медвежонку надоело мёрзнуть, – Саймон обнял Дженни и схватил за ледяную руку. – Так, снежная королева, решила без пальцев остаться? Быстро на «Чёрное море».

Он сунул её руку вместе со своей в карман пиджака и потащил к кафе. Недалеко от входа сидел Байда-Дэйв, одетый не слишком легко, но всё же достаточно слабо для такой погоды. В своих мозолистых ладонях, обтянутых нежно-розовыми перчатками-варежками без пальцев, он сжимал светлый картонный стаканчик кофе, сбоку которого чернели нарисованная керамическая чашка и несущийся по поверхности находящегося в ней напитка парусник. Рисунок кругом сжимала надпись: «One cup of Black Sea¹⁶» – так называлось кафе. Перчатки были явно малы бездомному, и Саймон, естественно, знал почему – это были перчатки Дженни, они вместе покупали их неделю назад, но он не подал виду, что узнал их.

Дэйва вся округа знала давно. Этот бездомный обитал неподалёку и часто захаживал в клинику, клянчил какие-нибудь лекарства от простуды или просто грелся на кресле у входа, пока его не прогоняли охранники. Он был частым гостем и в этом кафе, и в книжном магазине напротив – в общем, заходил всюду, куда мог пробраться, и везде после него оставалось одно слово – «Байда». Оно заменяло ему в разговоре достаточно обширный круг понятий и явлений, и после минутного общения с Дэйвом человек невольно сам начинал говорить «Байда» не к месту. Именно по этой причине за бездомным и закрепилось прозвище «Байда-Дэйв», а иной раз и просто – «Байда».

– Как кофе сегодня, Байда? – крикнул закрывающий посудную лавку старик.

– Как я, к-х-хе, – он жутко раскашлялся, – ну то есть байда.

Оба рассмеялись и перекинулись ещё несколькими бессмысленными фразами.

Пока между ними происходил этот короткий диалог, Саймон спросил Дженни:

– Вот посмотри на Байду. Какого чёрта он не может устроиться на работу? – он указал задумавшейся Дженни на бездомного. – Ну элементарно, хоть дворником? Молодой ведь ещё.

Она пожала плечами:

– Потому что работа – это…

– Бай-да-а-а, – протянули они вместе и рассмеялись, проходя мимо Дэйва.

– А я далеко не молод, просто время нарочно обходит меня стороной, чтобы поглумиться, – прохрипел Дэйв и сипло засмеялся.

– Да старина Дэйв у нас философ, – Саймон усмехнулся столь необычной для бездомного фразе и посмотрел на Дженни.

Та нахмурилась и толкнула его в бок:

– Перестань.

Байда тем временем наконец поборол последовавший за смехом приступ кашля и как-то обречённо махнул рукой, точно только что попытался объяснить что-то сложное глупому человеку.

– Мелочишки не подбросите? – Дэйв попытался изобразить милую улыбку, сверкая четырьмя оставшимися зубами. – А то ваще байда.

Дженни порылась в сумочке и, не обращая внимания на недовольное лицо Саймона, подошла к Дэйву, протягивая немного денег. Купюра быстро исчезла в нагрудном кармане Байды, который даже не взглянул на её достоинство и, с неподдельной благодарностью посмотрев на Дженни, спросил:

– Как думаешь, успею ли я сегодня добраться до той байдовой закусочной? – он указал пальцем в неизвестном направлении.

Дженни пожала плечами, не понимая, о каком месте тот говорит, и потянулась к часам. Но не успела она приподнять манжету куртки, как Байда накрыл циферблат своей чумазой ладонью.

– Я не спрашивал у тебя про время, – Дэйв поймал её растерянный взгляд своими мальчишескими голубыми глазами. – И вообще, пока ты с ним, – он кивнул в сторону Саймона, – постарайся поменьше смотреть на эту… – бездомный поглядел на скрывающиеся под его пальцами часы и пошамкал губами, подыскивая слово. – Байду.

Саймон подскочил к Дженни и отдёрнул её в сторону. Дэйв, как ни в чём не бывало, поднял свой стаканчик и звучно отглотнул немного кофе.

– Да не украду я у тебя твою подружку, рано или поздно у тебя её отберёт, – он постучал пальцами по голому запястью левой руки, – оно…

Дорф вернулся в реальность. Снег на лету вновь обернулся песком. Саймон понял, что больше не может терпеть жажду. Он взглянул на белый расширительный бочок от «Доджа» с чёрной крышечкой в своей руке.

– Это… бурбон, – попытался убедить себя он. – Мерзкий дешёвый бурбон.

Он запрокинул бутыль и, скривившись, хлебнул немного содержимого. За глотками последовал неистовый кашель.