Еще один

 
И пылок был, и грозен День,
И в знамя верил голубое,
Но ночь пришла, и нежно тень
Берет усталого без боя.
 
 
Как мало их! Еще один
В лучах слабеющей Надежды
Уходит гордый паладин:
От золотой его одежды
 
 
Осталась бурая кайма,
Да горький чад… воспоминанья
. . . . . . . .
Как обгорелого письма
Неповторимое признанье.
 

1903

Август

1. Хризантема

 
Облака плывут так низко,
Но в тумане всё нежней
Пламя пурпурного диска
Без лучей и без теней.
 
 
Тихо траурные кони
Подвигают яркий гнёт,
Что-то чуткое в короне
То померкнет, то блеснёт…
 
 
…Это было поздним летом
Меж ракит и на песке,
Перед бледно-желтым цветом
В увядающем венке,
 
 
И казалось мне, что нежной
Хризантема головой
Припадает безнадежно
К яркой крышке гробовой…
 
 
И что два ее свитые
Лепестка на сходнях дрог —
Это кольца золотые
Ею сброшенных серёг.
 

2. Электрический свет в аллее

 
О, не зови меня, не мучь!
Скользя бесцельно, утомлённо,
Зачем у ночи вырвал луч,
Засыпав блеском, ветку клёна?
 
 
Ее пьянит зеленый чад,
И дум ей жаль разоблачённых,
И слезы осени дрожат
В ее листах раззолочённых, —
 
 
А свод так сладостно дремуч,
Так миротворно слиты звенья…
И сна, и мрака, и забвенья…
О, не зови меня, не мучь!
 

Опубликовано в 1910

Traumerei

 
Сливались ли это тени,
Только тени в лунной ночи мая?
Это блики или цветы сирени
Там белели, на колени
Ниспадая?
Наяву ль и тебя ль безумно
И бездумно
Я любил в томных тенях мая?
Припадая к цветам сирени
Лунной ночью, лунной ночью мая,
Я твои ль целовал колени,
Разжимая их и сжимая,
В томных тенях, в томных тенях мая?
Или сад был одно мечтанье
Лунной ночи, лунной ночи мая?
Или сам я лишь тень немая?
Иль и ты лишь мое страданье,
Дорогая,
Оттого, что нам нет свиданья
Лунной ночью, лунной ночью мая…
 

16–17 мая 1906

Снег

 
Полюбил бы я зиму,
Да обуза тяжка…
От нее даже дыму
Не уйти в облака.
 
 
Эта резаность линий,
Этот грузный полет,
Этот нищенски синий
И заплаканный лед!
 
 
Но люблю ослабелый
От заоблачных нег —
То сверкающе белый,
То сиреневый снег…
 
 
И особенно талый,
Когда, выси открыв,
Он ложится усталый
На скользящий обрыв,
 
 
Точно стада в тумане
Непорочные сны —
На сомнительной грани
Всесожженья весны.
 

1909

Кошмары

 
«Вы ждете? Вы в волненьи? Это бред.
Вы отворять ему идете? Нет!
Поймите: к вам стучится сумасшедший,
Бог знает где и с кем всю ночь проведший,
Оборванный, и речь его дика,
И камешков полна его рука;
Того гляди – другую опростает,
Вас листьями сухими закидает,
Иль целовать задумает, и слез
Останутся следы в смятеньи кос,
Коли от губ удастся скрыть лицо вам,
Смущенным и мучительно пунцовым.
. . . . . . . .
Послушайте!.. Я только вас пугал:
Тот далеко, он умер… Я солгал.
И жалобы, и шепоты, и стуки, —
Все это “шелест крови”, голос муки…
Которую мы терпим, я ли, вы ли…
Иль вихри в плен попались и завыли?
Да нет же! Вы спокойны… Лишь у губ
Змеится что-то бледное… Я глуп…
Свиданье здесь назначено другому…
Всё понял я теперь: испуг, истому
И влажный блеск таимых вами глаз».
Стучат? Идут? Она приподнялась.
Гляжу – фитиль у фонаря спустила,
Он розовый… Вот косы отпустила.
Взвились и пали косы… Вот ко мне
Идет… И мы в огне, в одном огне…
Вот руки обвились и увлекают,
А волосы и колют, и ласкают…
Так вот он, ум мужчины, тот гордец,
Не стоящий ни трепетных сердец,
Ни влажного и розового зноя!
. . . . . . . .
И вдруг я весь стал существо иное…
Постель… Свеча горит. На грустный тон
Лепечет дождь… Я спал и видел сон.
 

Опубликовано в 1910

Мучительный сонет

 
Едва пчелиное гуденье замолчало,
Уж ноющий комар приблизился, звеня…
Каких обманов ты, о сердце, не прощало
Тревожной пустоте оконченного дня?
 
 
Мне нужен талый снег под желтизной огня,
Сквозь потное стекло светящего устало,
И чтобы прядь волос так близко от меня,
Так близко от меня, развившись, трепетала.
 
 
Мне надо дымных туч с померкшей высоты,
Круженья дымных туч, в которых нет былого,
Полузакрытых глаз и музыки мечты,
 
 
И музыки мечты, еще не знавшей слова…
О, дай мне только миг, но в жизни, не во сне,
Чтоб мог я стать огнем или сгореть в огне!
 

Опубликовано в 1910

Невозможно

 
Есть слова. Их дыханье что цвет:
Так же нежно и бело-тревожно;
Но меж них ни печальнее нет,
Ни нежнее тебя, невозможно.
 
 
Не познав, я в тебе уж любил
Эти в бархат ушедшие звуки:
Мне являлись мерцанья могил
И сквозь сумрак белевшие руки.
 
 
Но лишь в белом венце хризантем,
Перед первой угрозой забвенья,
Этих вэ, этих зэ, этих эм
Различить я сумел дуновенья.
 
 
И, запомнив, невестой в саду,
Как в апреле, тебя разубрали, —
У забитой калитки я жду,
Позвонить к сторожам не пора ли.
 
 
Если слово за словом, что цвет,
Упадает, белея тревожно,
Не печальных меж павшими нет,
Но люблю я одно – невозможно.
 

Не позднее 12 января 1907

Бабочка газа

 
Скажите, что сталось со мной?
Что сердце так жарко забилось?
Какое безумье волной
Сквозь камень привычки пробилось?
 
 
В нем сила иль мука моя,
В волненьи не чувствую сразу:
С мерцающих строк бытия
Ловлю я забытую фразу…
 
 
Фонарь свой не водит ли тать
По скопищу литер унылых?
Мне фразы нельзя не читать,
Но к ней я вернуться не в силах…
 
 
Не вспыхнуть ей было невмочь,
Но мрак она только тревожит:
Так бабочка газа всю ночь
Дрожит, а сорваться не может…
 

Опубликовано в 1910

Петербург

 
Желтый пар петербургской зимы,
Желтый снег, облипающий плиты…
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.
 
 
Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.
 
 
Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-желтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
 
 
А что было у нас на земле,
Чем вознесся орёл наш двуглавый,
В темных лаврах гигант на скале, —
Завтра станет ребячьей забавой.
 
 
Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи́ раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
 
 
Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни мира́жей, ни слез, ни улыбки…
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.
 
 
Даже в мае, когда разлиты́
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
 

Опубликовано в 1910

Что счастье?

 
Что счастье? Чад безумной речи?
Одна минута на пути,
Где с поцелуем жадной встречи
Слилось неслышное «прости»?
 
 
Или оно в дожде осеннем?
В возврате дня? В смыканьи вежд?
В благах, которых мы не ценим
За неприглядность их одежд?
 
 
Ты говоришь… Вот счастья бьется
К цветку прильнувшее крыло,
Но миг – и ввысь оно взовьется
Невозвратимо и светло.
 
 
А сердцу, может быть, милей
Высокомерие сознанья,
Милее мука, если в ней
Есть тонкий яд воспоминанья.
 

Опубликовано в 1911

Юргис Балтрушайтис

Silenzio

 
Молчанье! Забвенье без срока…
Свой жребий, пустынник, мечи…
Пусть зыблется жизнь одиноко,
Как пламя ночное свечи…
 
 
Безмолвие грани последней
Мой дух просветленный зовёт…
И глухо на башне соседней
Пустынное время поёт…
 
 
Ни страха, ни ропота в бое
Вещающих утро часов…
Лишь молится сердце живое
Восходу светающих снов…
 
 
Молчание! С гордым упорством,
Пустынник, таи свой простор…
Пусть люди о хлебе их черством
Ведут нескончаемый спор…
 
 
Всем жаром души своевольной
Будь предан иному труду, —
Ты слишком упорно и больно
Метался в бесплодном бреду!
 

Опубликовано в 1911

Забвение

 
Смыкая две ели,
То быстро, то плавно,
Мелькают качели
В игре своенравной…
 
 
То вправо, то влево,
Со скрипом подбросят,
И юношу с девой
Из мира уносят…
 
 
Светло и раздольно
Паденье с размаха…
И сладко и больно
От счастья, от страха…
 
 
В волне заповедной
Грудь девы чуть дышит,
И юноша бледный
Не видит, не слышит…
 
 
Их носят качели
И в вихре и в дыме —
И солнце средь елей
Качается с ними…
 

Опубликовано в 1912

Замок страха

 
Долго время в Замке Страха,
Где я в полночь света жду,
Где мелькает только плаха
В нескончаемом бреду…
 
 
Пробуждая мертвый шорох,
Срок за сроком бьют часы…
Призрак черепа в узорах,
В беге линий – знак косы…
 
 
В пестроте дневного звона,
На случайный смутный звук
Отвечает горечь стона,
Бледность лиц и трепет рук…
 
 
В долгий час ночного круга
Скорбно смотрит в лунный прах
Мука детского испуга
В отуманенных зрачках…
 
 
В древнем замке – безысходно —
Боль всегда и боль везде…
И душа – как цвет бесплодный
Белых лилий на воде…
 

Опубликовано в 1912

Зимнее раздумье

 
Сквозь тишь зимы трудна дорога к маю,
К лесной свирели, к пению садов, —
Но я метель любовно принимаю,
                             Как дали льдов…
 
 
Ниспавшей капле долго ждать возврата
В полдневный пояс радужных полос —
Но тверд мой дух, пусть глухо грудь объята
                                  Приливом слез…
 
 
Пред бездной мира разум безоружен
И ткани дум в сознаньи нет —
Лишь знаю я, что праздный колос нужен,
                     Как нужен цвет…
 
 
Не скоро взмах отвечного огнива
Сольет творенья в пламени одном —
Но в вихре яви сердце искрой живо
                                И кратким сном…
 
 
В игре теней не скоро в смертной доле
Искупит Солнце алчущих в бреду —
Но я горжусь венцом суровой боли
                                    И чуда жду…
 

Вечерняя песня

 
Скользнул закат по высям отдаленным,
И вновь шепчу я сердцу моему:
Познав весь свет, равно неутоленным,
Падешь во тьму…
 
 
На всех стеблях,
         чья стройность длится хрупко,
Зажжется свет, затмится и пройдет…
И лишь полынь – на дне живого кубка,
Где будто был налитый на пир мед…
 
 
В миг пламени веков седая Пряха
Роняет прах, и меркнет вдруг игра,
И каждый раз для холода и страха
Влачусь я от костра…
 
 
Смыкает день стоогненные сроки
В полях земли – лишь в небе облака
Цветут, горят… Но искры их далеки!
И дрожь близка…