Начальник метеостанции знал на отлично море, все признаки смены погоды, досконально всё о приливах и отливах, сам умел управляться в море на шлюпке с вёслами и парусом; он знал в ближайшей округе весь животный мир, растения, имел представление о морских запасах; он умел, в конце концов, управлять своим коллективом, но не имел ни малейшего представления о лове белух с помощью огромного парусного флота, снабжённого орудиями лова и одновременно армадой людей. Сам он умел добывать зверя, рыбу, птицу, но, в основном, для своего пропитания, сдавая излишки заготовителям. Метеорологическая станция снабжалась продовольствием один раз в год, как, впрочем, и другие подобные станции, маяки и другие точки на карте. Частично продовольствие добывалось своим трудом, благо в пустынной тундре птицы и зверья хватало. Рыбой полны озёра, а про море и говорить нечего. Одна беда – отсутствовали орудия лова, которые правдами и неправдами приходилось изготавливать самому или что-то добывать через знакомых в деревнях или на морских судах. Куропаток можно в избытке ловить силками из конского волоса. А где взять волос, если в радиусе многих километров нет ни одного коня? И так во всём.

Ныне приехали рыбаки. Виктор Алексеевич уже знал, что кое-чему можно научиться у них, а, если повезёт, разжиться орудиями лова. Он, конечно же, тоже поможет всем, чем сможет.

Штат метеостанции большой и состоит из пяти человек, но трое из этих пяти женщины, а Иван совсем ещё пацан. Получается, что добытчик на станции один начальник. Виктор обзавёлся хорошими знакомыми среди оленеводов, которые время от времени навещали станцию. Они в тундре находились дома, но некоторые проблемы со снабжением у них тоже имелись. Оленеводы запасались оптом в магазинах, когда находились от них недалеко, или на таких точках, как эта метеостанция, где имелся годовой запас муки, сахара, масла. Существовал установленный временем бартер – мешок муки на тушу оленя. Все оставались довольны и при своих интересах. Этот порядок заведён издавна, никто не хотел его менять.

Илья Лаптандер из ближайшего к станции чума вообще был частым гостем у них дома. Его чум располагался всего в десятке километров, поэтому он заезжал и по делу, и без дела. Его оленья упряжка сама знала дорогу, не раз бороздившая еру по одному и тому же маршруту. Нарты легко скользили по низкорослому кустарнику без существенного сопротивления полозьям. Илья брал с собой жену Акулину. Они заходили без стука к Чайкиным и располагались у входа прямо на полу, ожидая, когда хозяин освободится. Упряжка стояла тоже у входа, только с наружной стороны. Гостившие собаки располагались возле упряжки, но к местному Тузику не подходили – как-никак, а он здесь хозяин. Дети к упряжке тоже не подходили, остерегаясь гостивших собак, которые лениво, но зорко за ними наблюдали. А потом следовало в доме долгое чаепитие за самоваром, если не находилось ничего другого. Бывало, что и находилось: время от времени созревала огромная бутыль с брагой. Тогда угощение гостей затягивалось, пока не покажется дно у бутыли.

– Илья, Ильяван, нать емдать, – увещевала Акулина, пытаясь привести в чувство мужа, который, устроившись у порога отдыхать, никак в чувство не приходил.

Заканчивалось всё тем, что Илью общими усилиями грузили на нарты и упряжка отчаливала к себе домой в чум под руководством Акулины.

Другие сотрудники станции, если их не приглашали к Чайкиным, стояли по очереди на вахте и занимались своими делами.

Ранним утром на Корге кипела работа: весь дружный коллектив рыбаков стягивал в воду суда и занимался погрузкой снастей и припасов. Выход в море рассчитывали так, чтобы морское течение служило хорошим помощником, особенно при возвращении, когда необходимо буксировать улов.

Невод начинали выставлять полукругом в километре от берега на пути миграции белух. Все части невода сшивались одновременно, образовывая огромный котёл. Даже издалека слышался невообразимый гвалт голосов, крики. После установки невода организовывалось круглосуточное дежурство в ожидании захода зверя в устье и, когда такое всё же случалось, вход быстро перекрывался. В этот раз зверя долго ждать не пришлось. Белухи шли над отмелью своим обычным маршрутом, не ожидая каких-либо препятствий на своём пути. Обычную сеть они за препятствие не считали, проделывая в ней огромные дыры и хватая на ходу селёдку. Невод из крепких верёвок оказался им не по силам. Они зашли внутрь, но упёрлись в стенку, которую никак не преодолеть. Пока они крутились внутри, ища выход, «ворота» захлопнулись и началось невообразимое представление. Зверь искал выход, а люди в это время в азарте его отстреливали из карабинов, брали на гарпун. В многоголосом шуме со стороны не понять, что происходило, но, тем не менее, суеты никакой не возникало. Все убитые туши зверя в конечном итоге прочно пришвартованы к карбасам, невод расшит и погружен, команда расселась по своим рабочим местам и карбасы медленно на вёсельном ходу стали продвигаться к берегу. Морской прилив охотно в этом людям помогал, оставалось только выдерживать направление, чтобы причалить к берегу в нужном месте.

Сима Макурин объявил:

– Я насчитал семьдесят три туши. Улов у нас удачный, но и работы не убавилось, а прибавилось. Грустно, но к работе нам не привыкать. Заработок у нас уже есть. Не зря нас прозвали «белушниками».

С ним соглашались, но в разговор особо не вступали. Команда карбаса налегала на вёсла, понимая, что львиная часть работы впереди, хватит на всю ночь и ещё останется.

Оказалось, что на берегу промысловиков ждут. Пришёл весь коллектив метеостанции, кроме Елизаветы, которая выполняла трудовую вахту. Даже дети бегали по берегу и резвились в ожидании рыбаков. Огромное количество белух вблизи оказалось невиданным зрелищем. Промысловики продолжали трудиться, вытаскивая промысловые суда за линию прибоя. А затем часть людей переключилась на белух, а часть отправилась готовить праздничный по случаю улова ужин. Разделка туш белух процесс долгий и трудоёмкий, поэтому зрители стали уходить обратно на станцию. Первыми пошли обратно женщины, хотя Сима Макурин настойчиво просил их остаться на ужин и предлагал свои услуги поиграть на балалайке.

– Поиграешь, когда у тебя будет свой дом, – сказала ему метеонаблюдатель Венера. Я девушка незамужняя, могу послушать балалайку. В женихи ты не годишься, а какой из тебя музыкант, пока не знаю.

– Как это я не гожусь в женихи! – возмутился Сима.

– Ты жених у своей жены, а мы девушки строгие и чужих женихов отваживаем. Так и знай!

– Ну, ты наверно и вредная! – искренне сказал Сима, даже не попрощавшись.

Затем ушёл Иван. А Виктор Алексеевич долго разговаривал с Николаем, но вскоре и он пошёл обратно, дети потянулись за отцом, не решаясь оставаться среди незнакомых людей, хотя смотреть на белух оказалось очень увлекательным развлечением для их однообразной жизни.

Николай назначил на разделку животных опытных людей, не забыв выделить им время на сон и отдых, а все остальные после отдыха занялись опять строительством и хозяйственными делами.

У Симы изба росла не по дням, а по часам. Маленькая и компактная, она неуклонно стремилась к завершению. Сам он оказался неплохим плотником, виртуозно работал топором. Помогал ему товарищ, которого Сима любезно пригласил к себе жить, в своё временное жилище. Они устраивались на ночлег в своей избе, пока без крыши над головой, но на удобных нарах. Внутри раньше готовой избы появились нары, стол и лавки. О герметичности стен и прочих премудростях сильно никто не заботился. Изба могла быть даже фанерной, лишь бы не доставал ветер. Жилище, можно сказать, временное и сезонное. Рыбаки уедут, а все сооружения останутся стоять на мысе, продуваемом всеми ветрами, застывающем зимой, как огромная сосулька среди нагромождения торосов. Избы будут напоминать в этом пустынном зимой месте о стоянке человека, хотя зимой кроме работников метеостанции, никаких гостей не предвидится, разве что крайняя необходимость заставит какого-нибудь человека путешествовать «проездом» до жилого селения, оставаясь по пути на ночлег в жилых и нежилых избах.

Чайкин ещё в детстве по случайности стал инвалидом: приехала его мать из соседней деревни, а он, услышав эту радостную новость, побежал встречать её на крыльцо, но на крыльце он и споткнулся, полетев плашмя вниз. На его беду, перед лицом оказались кем-то оставленные вилы. На них он и упал, повредив зрительный нерв правого глаза. Глаз остался целым, а зрение в нём пропало навсегда. Когда парень вырос – как раз в это время всем раздавали повестки для убытия на войну – его прошли стороной, но от работы в тылу не освободили и стали перекидывать по метеостанциям, подобным нынешней, для обеспечения метеопрогнозами фронта, рыбаков, промысловиков и пограничников. Станции, как правило, находились в безлюдных или малолюдных местах, снабжались продовольствием, но ждать какую-либо помощь быстро не приходилось. Выживали работники самостоятельно, надеясь только на себя самих. На этом мысе Конушинская Корга он и задержался дольше обычного, а поскольку подрастали дети, всё чаще и чаще приходилось задумываться о доставке их в школу и прочих проблемах подрастающего нового поколения.

Дети ни о чём не задумывались. Их вполне устраивала вольная жизнь на природе. Они слышали о больших городах, где много людей, машин и всего прочего, но всё казалось сказкой и чем-то очень далёким, неправдоподобным, как в тридевятом царстве. Весь мир заключался в пространстве, которое они видели вокруг себя и изредка, в основном летом, навещавших морских судах.

Прибытие целой флотилии рыбаков оказалось грандиозным событием не только для детей, но для всех работников станции.

Через три дня пришло судно за добытыми белухами. Опытный капитан «Камчадала», пожалуй, единственный из капитанов знавший здесь все мели и «кошки», прокрался к самой оконечности Большого мыса и прошёл буквально в пяти метрах от берега, обогнув его и бросив якорь внутри бухты. Начался прилив, но пока он не набрал своей мощи.

Погода в этот день выдалась изумительная. Дети носились по мысу, издалека наблюдая за суетой рыбаков. Погрузка пока не началась. Команда судна тоже не показывалась на палубе, отдыхая внутри.

Никто не заметил, как и когда появилась на шлюпке Венера. Она уверенно гребла вёслами, направляясь к судну. Видно, девушка старалась похвастать своей удалью перед многочисленными появившимися потенциальными женихами. Она, не имея достаточного опыта, гребла слегка вёслами, не замечая, что вошла в зону морского течения, которое шло вокруг мыса даже во время прилива.

Вскоре движение шлюпки ускорилось. Девушка это заметила, попыталась повернуть обратно и выгребать назад, но ничего не получалось. Течение пронесло её мимо судна в бурлящий слив-сулой вокруг мыса. Теперь девушка гребла в сторону берега, пытаясь удержаться на огромных волнах сулоя, напоминающего кипящий котёл воды с вертикальными бурунами. Шлюпка к берегу не приближалась и её, наоборот, относило струёй морского течения от берега, кидая на вертикальных волнах, как щепку. Удалось ей справиться с течением только за мысом. Она не видела, что судно спешно стало сниматься с якоря и разворачиваться, идя на помощь. Венере, беспрестанно работавшей вёслами, удалось выбраться из струи и направить шлюпку к берегу. Когда судно вывернулось из-за мыса, она уже приближалась к берегу, где её поджидали перепуганные дети.

«Камчадал» снова развернулся и направился на свою стоянку.

Венера, конечно же, испугалась, но её вероятно спасло исключительное самообладание. Она до последней минуты боролась за свою жизнь, стараясь удержать шлюпку от опрокидывания на волнах. Сейчас на берегу она выглядела исключительно растерянной, напуганной и уставшей. Её руки оказались в кровавых мозолях, но она этого не замечала, что-то кому-то отвечала, продолжая заниматься шлюпкой, пытаясь вытянуть её на берег от наступающего морского прилива. Ей помогли подошедшие люди. Только после этого она, уже не разговаривая, повернулась и отправилась на станцию, удаляясь от зловещего мыса по длинному каменистому берегу. Девушка, вероятно, забыла и про женихов, и про изумительную погоду, и про развлечения. Её никто не останавливал и не пытался снова заговорить, видя ненормальное состояние души и стресс, который она получила за свой необдуманный поступок.

По дороге Венера стала приходить немного в себя и её мысли перескакивали на оставленную в неположенном месте шлюпку, на начальника метеостанции, который наверняка обо всём узнает, на то, что будет с ней дальше. Она прекрасно понимала, что, взяв без разрешения шлюпку, совершила очень нехороший поступок, нарушив дисциплину и порядок, сложившиеся в коллективе.

Беспокоилась она не напрасно. На метеорологической станции в бинокль видели, что происходит у Большого мыса. Прибежать и чем-то помочь или посоветовать никто из-за значительного расстояния не мог. Пришлось пассивно наблюдать, видя, что судно пошло на помощь.

Удивительно то, что Венера, никогда не бывшая «морским волком», сама справилась с ситуацией, поэтому Чайкин на первых порах её не ругал и не отчитывал, видя, как она напугана и расстроена. Он, взяв с собой Ивана, пошёл на Коргу прибрать по-хорошему шлюпку. Вдвоём по каткам из круглых брёвнышек они подтащили её за линию максимального прибоя, решив впоследствии мыс не огибать, а перетащить плавсредство поперёк на другую сторону в бухту. Рыбаков, занятых целый день на работе, они решили не привлекать и не отвлекать от дел насущных. А вскоре они увидели, что почти вся рыбацкая рать занялась погрузкой первого большого улова на судно.

– Иван, пойдём сегодня отдыхать от всего произошедшего, – сказал Виктор Алексеевич, – А потом придём вместе с Венерой и Верой, перетащим шлюпку. Пусть женщины тоже нам помогают, учатся уму-разуму, но только после того, как придут в себя. Завтра вероятно рыбаки выйдут в море выставлять сети на селёдку, в это время мы спокойно сделаем свои дела.

– Я готов работать хоть сейчас, но послушаюсь Вас, чтобы не наделать ещё каких-либо непредвиденных глупостей, – сказал Иван.

– Я от Венеры такого подвига не ожидал, но, к сожалению, он случился. От кого и что ожидать, предсказать очень трудно, хотя возможно. Больше приходится смотреть за тобой – любителем шалостей да за детьми, а женщины они по своей женской натуре разумны и осмотрительны, но оказалось не всегда.

– Я постараюсь больше не шалить, – ответил Иван.

– Постарайся, хотя я понимаю, что в душе ты ещё ребёнок. Будешь моим главным заместителем по мужской части. Печь для нас пироги есть кому, а мы с тобой главные добытчики и работники физического труда.

Под вечер неожиданно приехал на оленьей упряжке Илья. Он попросил Виктора сопроводить его к рыбакам, где он пока никого не знает, но уже прослышал, что они занимаются промыслом белух. Где он это узнал в безлюдной тундре, осталось загадкой.

– Мне-ка нать разжиться белужьим жиром и ремнями, точнее шкурой, а ремни я и сам сделаю по своему вкусу.

– Ты, парень, опоздал, – сказал Виктор, – Они всё погрузили на судно, но сходим, поскольку они этим будут заниматься всё лето. Бригадира я уже знаю, думаю, договоримся. Он мужик деловой и хваткий, а у тебя наверняка есть что предложить.

– Предложу. Мяса у них нет, а пимы и прочие причиндалы гости тоже чтят, могу предложить даже малицу.

– Сам договаривайся, а я только познакомлю.

– Сам и буду. С тобой наши дела мы тоже обсудим. Мука у меня кончается. Сейчас в жару я мясо не повёз, привезу, если надо, ближе к зиме.

– Обсудим потом, – успокоил его Виктор Алексеевич, – Сейчас давай решать твой вопрос, не отвлекаясь на наши.

Илья, не смотря на тёплую погоду, приехал в малице, а сейчас её снял и оставил в санях, пошёл в одной рубашке, подпоясанный затейливым ремнём, украшенным металлическим орнаментом ручной работы с подвешенным к нему на цепочках ножом с ножнами. Нож являлся неотъемлемым атрибутом одежды и всегда находился при хозяине.

– Ты, Илья, не напугай своим ножом рыбаков, – сказал в шутку Чайкин.

– Ножи они имеют страшнее моего и наверняка у каждого не по одному. Рыбаку и мореходу без ножа никак нельзя.

– В этом ты прав, хотя, как мореход, ты им и в подмётки не годишься, поскольку не умеешь плавать. Я пошутил.

– Знаю, поэтому и не обижаюсь. С тобой мы знаем друг друга давно и привыкли к общению.

Пока разговаривали, подошли незаметно к рыбакам. Виктор спросил, где найти Николая и, получив ответ, повёл гостя к начальству. Николай сидел после ужина за длинным столом, где женщина гремела посудой.

– Николай, мы к тебе, познакомься – это мой друг из тундры Илья Лаптандер, он хочет с тобой переговорить, помоги, если сможешь. Я мешать не буду, обсуждайте вопросы вдвоём.

Виктор отошёл в сторону. Рыбаки видели гостей, но никто не подходил, понимая, что пришли к бригадиру и он сам будет решать проблемы без чьего-либо участия.

Ненасытные чайки раскричались на берегу, не поделив доставшиеся им многочисленные отходы. Кричали они скорее всего от жадности, а не от голода. Морские крачки кричали не меньше чаек, выделывая немыслимые пируэты и видя на своих излюбленных местах людей, которые бесцеремонно вторглись на их территорию, нарушив их спокойную жизнь. Птиц никто не обижал, но такая уж у них традиция – прогонять всех со своей территории и, видя, что уходить никто не собирается, они кричали без умолку и никак не могли угомониться.

Виктор Алексеевич издалека рассматривал строящиеся избы, меняющие своим появлением весь привычный ландшафт. Огромные чаны, как исполины, стояли пока на боку без надобности, поскольку всю добычу рыбаки загрузили в трюм судна, избавив себя от лишних хлопот.

Около станции временами показывались силуэты людей, но через некоторое время скрывались обратно в доме.

Николай и Илья говорили долго, временами жестикулируя руками, но голосов их здесь, в стороне, не слышно. Зная Илью, Виктор понимал, что он своего добьётся, но постарается и не продешевить, а уж кто и какой вложил труд, ему ли не знать!