Утро седьмого ноября выдалось хмурым и холодным, пронзительно синее осеннее небо законопатили серые клубистые тучи. Но никакая пасмура не могла отменить культурно-массовые мероприятия в честь шестидесятипятилетия Великого Октября – на центральной улице Первомайска надрывались динамики, транслируя марши и гимны, на стенах и столбах трепетали красные флаги, нарядные горожане вели расфуфыренную малышню под сенью гигантских бантов и воздушных шариков.
Кузьмичев провожал глазами эти верные приметы праздника, глядя в окно теплого «ЛАЗа», с фырчаньем одолевавшего улицу Дзержинского, – это было в другой стороне от улицы Ленина, но как же не заехать за комендантом – персональная «Волга» академика-парторга находилась в ремонте.
Автобус остановился за школой, и в салон влез Луценко – бледнолицый, с черными кругами под глазами. А в глазах стыли страх и обреченность. Георгий даже испытал секундное раздражение – за каким чертом было назначать этого клоуна?
Марк, сидевший рядом, прошептал:
– Его даже жалко! Человек так надеялся потрепать языком еще лет десять и спокойно уйти на пенсию, а ему поручают покорять Вселенную!
– Он меня раздражает, – признался полковник.
– «В середке земных помышлений всегда скрыта тщета», – назидательно сказал капитан Виштальский.
Кузьмичев отвел взгляд от Луценко, и глаза сами вернулись к тому предмету, на который хотели смотреть. К Алле.
Девушка сидела во втором ряду, гордо и независимо держа голову на шейке, изящной и стройной, прямо-таки созданной для поцелуев. Георгий вздохнул украдкой. А он действительно странный… Женщины не всегда давали ему свое согласие, иной раз и отказывали. Хоть и редко, но такое бывало. И тогда он запросто расставался с недоступными, окружая вниманием тех, кто был склонен сказать ему: «Да…»
Офицеру-ракетчику никогда и в голову не приходило завоевывать женщин, ибо война была его профессией, а у ног представительниц прекрасного пола он искал мира и покоя.
Правда, подруги упрекали его в непостоянстве… Нашли кого упрекать! Он – воин и не может планировать свою жизнь. Сегодня он здесь, завтра – там, а послезавтра… Бог весть! На войне как на войне.
Почему же он не покинул Аллу? В тот вечер она едва не съездила ему по морде, а потом добрую неделю отводила взгляд, словно вычеркивая из своего поля зрения. Он пробовал пару раз поговорить с ней, но девушка была холодна и немногословна.
Больше всего Георгия злило даже не то, что Алла пошла на разрыв с ним, а то, что он сам стремился залатать прореху в отношениях. Холостяцкие рефлексы нашептывали ему об опасности таких потуг, но он был упрям и упорен. Штурм не удался – ему дали отпор? Ладно, приступим к осаде…
– Запевай! – воскликнул вдруг Юра Семенов, избранный комсоргом группы. На него все посмотрели как на идиота и отвернулись. Семенов сделал вид, что ничего не произошло, и о чем-то оживленно зашептался с Арнаутовым, председателем месткома.
Кузьмичев оглядел своих спутников. Люди в возрасте были сосредоточены, иные сильно нервничали. Даже комсомольцы-добровольцы, обычно такие шумные, ехали молчаливо и задумчиво.
Всем перед выездом выдали одинаковые серебристые спецкостюмы из металлизированного нейлона и того же цвета сапоги. В шейные вырезы СК были заделаны кольцевые крепления для шлемов – эти прозрачные колпаки, похожие на круглые аквариумы, перестукивались на верхней полке.
Солдаты и сержанты, подчиненные Кузьмичева, ехали в отдельном автобусе – двадцать пять «дембелей», отобранных в воздушно-десантном полку, расквартированном под Псковом.
– Я смотрю на улицы, – прошептала сзади Элла Наумовна, повар и жена старшего планетолога экспедиции Гоцмана, – и будто прощаюсь со всем этим…
– Что за минорные мысли, Эля? – бодро сказал Гоцман.
Элла Наумовна только вздохнула.
Автобусы приехали в Шахунью, маленький поселок, при котором имелся аэродром. Покрытия на его ВВП никогда не было, если не считать кое-где пробившейся травки, да и к чему оно «Аннушкам», занятым опылением лесов от жука-короеда?
На полосе прогревали моторы «Антеи». Их аппарели были опущены, как жадные языки, пробующие траву на вкус.
Кузьмичев подождал указаний от коменданта, не дождался и громко скомандовал:
– Проходите к первому и второму самолетам! Скляров, Переверзев! Займитесь добровольцами!
Старшие сержанты козырнули и повели волонтеров на посадку.
– Алла, ваш балок пятый. Марк! Где тебя носит? Трофим Иваныч! Пойдемте с нами.
– Иду, иду! – заспешил ученый. – Первый раз все увижу не снизу, а сверху…
– Э, Трофим Иваныч, – усмехнулся Кузьмичев. – То, на что мы будем смотреть там, в жизни никто не видел!
Все вместе они поднялись по аппарели в гулкий грузовой отсек транспортного самолета.
Алла до того засмотрелась на пару разнесенных килей, что едва не сверзилась с трапа. Полковник удержал ее.
– Благодарю, – чопорно сказала Миньковская.
– По машинам! – скомандовал Кузьмичев. – Помните свои места?
– Помним! – хором ответили добровольцы и полезли по машинам и балкам – цилиндрическим домикам на колесах, похожим на маленькие железнодорожные цистерны с круглыми иллюминаторами. Говорят, такие делали для строителей БАМа.
Ну, для строителей внеземной базы они тоже сгодятся…
Георгий открыл выпуклую дверь пятого балка, пропустил всех вперед и вошел сам. Внутри для каждого было приготовлено особое кресло.
– Внимание! – разнеслось по отсекам. – Приготовиться!
Створки аппарелей медленно сошлись, и винты «Антеев» завыли на низкой, угрожающей ноте.
– Энерговоды зациклены, Трофим Иваныч! – сообщили из кабины пилотов.
– Ага! – довольно сказал Воронин. – Пошло дело!
– Пристегнуться всем, – негромко скомандовал Кузьмичев.
– Дядя, – задумчиво выговорил Виштальский, – я имею вам сказать пару слов.
– Вырази мне твою мысль, Марк, – улыбнулся профессор.
– Вот я хочу поинтересоваться у вас, а как мы обратно станем выбираться?
– Пусть тебя не волнует этих глупостей, – проговорил Трофим Иванович, старательно копируя одесский говор. – Все детали гиперканальной станции уже сброшены в районе будущей базы. Где-то в январе нам подкинут краны и ядерный реактор типа тех, что стоят на атомных подлодках. Начнем монтаж, подзарядим энергоемкости…
Марк поглядел на дядю с большим сомнением. Кузьмичев тоже не испытывал особой уверенности насчет «обратного билета», но промолчал – бытие советского офицера рано приучило его к простой истине – не высовывайся! Начальство знает лучше.
А когда выяснится, что начальство – ни в зуб ногой, что оно опять прошляпило и «не учло», то решать проблемы придется самому, как оно часто и бывало. И в чем же тут разница?
Будешь ты лезть поперед батьки в пекло или промолчишь – все равно надеяться надо только на себя…
– Взлет! – пронеслось по всем балкам и боевым машинам.
«Антеи» затряслись, пробегая по рулежной дорожке, разогнались и взлетели.
– До выхода на режим тридцать секунд! – объявил пилот.
– Успеем? – заволновался Воронин.
– Должны! – легкомысленно сказал Марк.
Алла только вздохнула.
– Готовность один! – рявкнул динамик.
– Готовность ноль! Сброс!
Кузьмичев почувствовал, как балок шатнулся и двинулся.
Рывок – это раздулся по ветру вытяжной парашют, и…
У-ах!
Балок падал, повернувшись к земле торцом. Томительное замирание выворачивало организм наизнанку. Хлам с пола подняло невесомостью – прямо перед лицом полковника вихлялась невесть откуда взявшаяся гайка.
Алла глухо вскрикнула и застонала.
– Сейчас, сейчас… – пробормотал Георгий.
Балок резко дернуло – раскрылись тормозные парашюты.
– Раньше у нас другая система была, – разглагольствовал Марк, видимо, сбрасывая напряжение, – называлась «Кентавр». Это когда танки и БМД десантировались отдельно, а люди отдельно. И ищи потом ту технику! А теперь вот – «Реактавр». Бойцы сразу в машинах приземляются. Ни у кого во всем мире такой нет! А мы спускаемся и вовсе на… О, и назва-ния-то нет… На «Спецтаврах»!
Кузьмичев глянул в окно и увидел стремительно набегавшее устье гиперканала. Сейчас, сейчас…
Он посмотрел вверх, за полукруглый плексигласовый колпак, увидел клочок голубого неба… и его с пят до головы пронизало болезненное ощущение разрыва и слома. Полковник закричал, но губы не выговорили даже слабого шепота.
А когда он пришел в себя, за колпаком весело лиловели чужие небеса…
– Мы там! – каркнул Воронин.
– Вижу… – буркнул Кузьмичев и перешел на переговорное устройство: – Я – Первый! Всем принять позу изготовки, сейчас будет земля!
Балок опускался медленно, не качаясь в порывах ветра. Потом наверху загрохотало, показался «лисий хвост» реактивного тормоза, и балок опустило на землю…
На грунт.
Георгий отстегнулся и скомандовал:
– Всем надеть шлемы! Проверить биофильтры!
Укрепив шлем, он включил переговорное устройство.
– Выходим!
Пользуясь тамбуром как шлюз-камерой, все выбрались на поверхность планеты, где им выпало жить и работать.
Балки и бронетехника приземлились кучно – в обширной промоине, все дно которой покрывали наносы песка и окатанные камни. Берега были круты и слоисты, но в половине мест обрывы сползали пологими осыпями. Цепляясь корнями за край, в промоину заглядывали странные деревья – скрюченные, причудливо ветвившиеся, поросшие не листьями, а пучками тонких нитей насыщенного оранжевого цвета.
– Словно скальпы рыжих на просушку вывесили… – прокомментировал Марк.
– Фу! – поморщилась Алла. – Ну у тебя и сравнения.
Подошел Воронин, неотрывно глядевший в небо.
– Вон он! – сказал он возбужденно. – Видите?
Наполовину скрытое облаками, отливало сиреневым устье гиперканала. Устье походило на пухлую микрогалактику, спиральный вихрь, который то ли вращался, то ли выворачивался наизнанку. Внезапно канал стянулся в точку и пропал.
Все. Хода нет.
Кузьмичев перевел взгляд в конец промоины, где над пологими холмами калился алый шар то ли первой, то ли второй звезды, изливавшей тепло и свет.
Казалось бы, фиолетовое небо и красное сияние должны были рождать потемки, ан нет, было светло, как в земной полдень, разве что краски сияли иные. Да и разве на Земле, когда рассвет и алое солнце висит над горизонтом, тускло бывает?
В эту минуту Георгий испытал детский восторг, от которого задыхаешься, плюс невероятное возбуждение и томительный страх – это в какие же дали его занесло?
– Десантура! – крикнул он. – Собираем парашюты!
– Товарищ полковник! А запасные снимать?
Кузьмичев посмотрел на «бээмдэшки», броня которых горбилась здоровенными коробами, прикрывавшими запасные парашютно-реактивные системы от дождей и прочих осадков.
– С балков снимайте, а на БМД пусть остаются пока.
– Товарищ полковник! – подбежал сержант Шматко. – Посты выставлены, все спокойно.
– Все нормально приземлились?
– Все! Почти… – сержант презрительно скривил губы. – Товарища коменданта вытошнило, врач его в чувство приводит.
– Понятно… Ну что, Трофим Иваныч? Придется вам сказать приветственное слово. Больше некому!
– А что тут говорить? – пожал плечами профессор. – Прибыли? Прибыли. За работу!
– Вот это и скажете.
Вокруг командирской БМД собрались все, кроме врача Ханина и коменданта.
Усатенький молодчик, активный и скользкий Юра Семенов, попытался толкнуть речь, но Кузьмичев молча попросил его освободить гусеницу и помог на нее взобраться Воронину.
– Товарищи! – громко сказал начальник экспедиции. – Что долго говорить? Эксперимент удался! Мы все на месте, живы, почти все здоровы (в толпе засмеялись). Будем работать! Товарищ полковник, вам слово!
Кузьмичев запрыгнул на гусеницу, поднялся на броню и оглядел место приземления.
– Не нравится мне эта промоина… – сказал он. – Небось, потоки тут шпарят не хилые. Надо бы нам выбраться отсюда и переехать, куда посуше…
– Балки останутся там, где они находятся! – перебил его резкий голос Луценко.
Комендант в сопровождении Лядова подошел и хмуро оглядел Георгия.
– Ваша задача, товарищ полковник, – угрюмо проговорил Луценко, – заключается в укреплении обороны и отражении атак возможного агрессора. Вот и займитесь своим делом!
– А я им и занят, – спокойно парировал Кузьмичев. – Нельзя крепить оборону в низине, это ясно даже и ежу.
Комендант побагровел, но ничего не ответил. Отвернувшись, он скомандовал:
– Водителям БМД! Берите на прицеп балки и буксируйте их сюда, понима-ашь! Надо собраться покучнее! – оглянувшись на Георгия, Луценко пробурчал: – Я вас не задерживаю.
Кузьмичев отдал честь и спрыгнул на землю. На грунт.
– Шматко! – гаркнул он. – Скляров! Переверзев! Ко мне!
Десантники материализовались как по волшебству.
– Отберите каждый по двое рядовых, которые потолковее, и быстро сюда! Съездим на разведку. Заодно поищем, где лежат грузы и оружие… Трофим Иваныч! Вы с нами?
– Да, да! – обрадовался профессор и снова полез на броню.
– Нет, полезайте лучше внутрь. Снаружи поедут те, кто с автоматом дружит.
Луценко ничего не сказал. Он сделал вид, что не заметил, как его приказ нарушен на одну пятую – Кузьмичев уводил командирскую БМД, не дозволяя ее механику-водителю принять участие в «кучковании» балков.
– Нажили вы себе врага, Гоша, – тихо проговорил Воронин, тискаясь в задний люк.
– Ничего, – усмехнулся Кузьмичев, – переживу как-нибудь. Поехали!
БМД взревела двигателем и двинулась к ближней осыпи.
Грунт был плотным, гусеницы не вязли. Машина взобралась по склону и перевалила взгорбок, с треском сминая густой красный кустарник. Стволики его были хрупкие и полые внутри, а увенчивались, как бунчуки, пучками длинных шелковистых нитей, рыжих и красновато-желтых.
О проекте
О подписке