Глава 8
Перелом

Прошла неделя. Пролетела другая. Пронзительное фиолетовое небо затянули серые, с сиреневым отливом тучи. Стали задувать колючие ветра. Листья-волосы секлись и обсыпались, ложась под деревья с нежным шелестом, а ветви скручивались в клубки и прижимались к стволам, словно прячась в их густой древошерсти.

Развесистые псевдобураки укорачивались и раздувались, походя на громадные крутобокие бочки – каждая на тыщи литров. Изо всех пор у них сочилась густая белая жидкость, на воздухе она пузырилась и застывала желтоватой пористой коркой. А заросли поличинара иначе готовились к холодам – обрастали жирком под кожистой корой, так что тоненькие колючие веточки стали походить на палки колбасы и гирлянды сарделек.

Многие животные покинули леса. Собирались в стада и мигрировали на юг гиппоцеты и трахеодонты. Однажды ночью выпал снежок, и с утра стали видны цепочки следов, оставленных псевдоцефалами – «дырявые» тоже отправились в теплые края.

Туда же, шумной, драчливой стаей, отлетели орнитозавры.

Только лохматые подобрахии бегали по лесу да угрюмые годзиллоиды по-прежнему ломились напрямик через чащу. Осатаневшие от голода мелкие арахнозавры сбивались в стаи и нападали на этих гигантов. Годзиллоиды слабо реагировали на атаки этих полуинсектов-полурептилий – гребли себе землю, аки экскаваторы, в поисках сочных клубней картоплянии, набивали ими великанскую пасть и только отряхивали со спины особо надоедливых. Но арахнозавры были упорны, они не снимали осаду, раз за разом штурмуя живую «крепость». И тогда годзиллоид приходил в ярость. Взревывая и харкая, колосс начинал бешено крутиться, давить мелкоту ножищами и сметать хвостищем-булавой. Деревья разлетались в щепу, почва разрывалась глубокими бороздами, а замешкавшегося хищника размазывало тонким слоем.

Но иногда «крепости» сдавались – за Серыми Болотами охотники наткнулись на исполинский костяк годзиллоида, выеденный до блеска. Никакая костяная броня не уберегла громадное травоядное – спаянный коллектив одолел кустаря-одиночку.

…Люди приспосабливались к новой жизни. Балки обкладывались пластами коры, каменные печи выглядывали корявыми трубами там, где раньше блестели плексигласовые колпаки.

Обкорнанные стволы пилили на чурки, кололи, рубили и складывали дрова в поленницы. Охотники с раннего утра до позднего вечера таскались по лесу, добывая подобрахий и снимая их роскошные шкуры. Арахнозавры уже на опушке встречали БМД – только что членистыми своими хвостами не виляли – и провожали, предвкушая поживу.

Освежеванные туши подобрахий, по полтонны каждая, люди не забирали с собой – мясо было жестким и вонючим. А визгунам и такое годилось.

В кругу балков сооружали баню – оставалось только щели законопатить здешним красным мхом. Из пустых бочек – горючее улетало ведрами! – смастерили коптильню, а мясо для нее добыли, завалив из пушки годзиллоида. Окорока выходили – объедение! Ломами и кирками долбили мерзлую землю, добывая мучнистые клубни картоплянии, каждый размером с волейбольный мяч. Выбирали сладкую середину наростов на стволах поднебесников. Шили шубы, вязали шапки. Жизнь налаживалась…

* * *

Лядов постоял у окна, выглядывая, не прибыли ли охотники. Кузьмичев, если заметит, как они отлынивают от работы, может запросто лишить обеда. Экс-помполит прошипел пару матерков.

– Нет, с этим надо что-то решать, – сказал он, обращаясь к Луценко.

Экс-комендант уныло покивал. Вся его вальяжность куда-то подевалась, он стал похож на полусдутый воздушный шарик.

– Дрова рубил весь день, – сказал академик-парторг плачущим голосом, – у меня мозоли на руках полопались, а эти гады смеются только!

Лядов сжал зубы и оглядел остальных. Кем из этих лишенцев можно заменить Кузьмичева?

Арнаутовым? Этот член ВЦСПС и на Земле сачковал, и на Лео… тьфу, на Водане ерундой занимается. Абсолютно безынициативный и безыдейный товарищ. Да он и с виду таков – рыхлый, бесформенный какой-то, лицо будто под старую копирку оттиснуто – стерты черты, смазаны. Примет нет – ни особых, никаких вообще… Комсорга поставить? Юрочку? Так он же трус и слабак. А подхалимаж у него в крови – быдлом рожден. Всех, кто ниже его, пинает, всем, кто над ним, зад лижет. А может, этого выдвинуть, «знатного рабочего»? Лядов перевел взгляд на Панайотова. Этакий благообразный старец – седые усы, очки с круглыми стеклышками. Таких любили показывать в фильмах о трудной жизни пролетариев до революции. Так он такой и есть – пролетарская морда… Алкаш со стажем, лодырь потомственный, но активист – на всех собраниях руку тянет. И бойко так языком чешет – то империалистов громит, то сионистов клеймит, то еще какой гневный протест выра-жает…

Отто усмехнулся. Выходит, что единственная кандидатура вождя – это он, Отто Янович, старший сын немца-эмигранта из «Рот Фронта» и полячки-гордячки Ядвиги. Сколько он потом натерпелся из-за такой – родни…

– По сути, – начал он, – назначение Воронина незаконно.

– Правильно! – горячо одобрил комсорг.

– Произошел переворот, – продолжал Лядов, – можно даже сказать, путч. И наша задача – вернуть базу на путь социалистической демократии. Не дать всякого рода ренегатам и перерожденцам испохабить те великие ценности, за которые боролись наши отцы в октябре семнадцатого!

– Согласные мы! – взволнованно сказал Панайотов.

– А способ у нас один, – веско заключил Отто, – с оружием в руках встать на защиту завоеваний социализма!

Панайотов сразу поскучнел, Семенов продолжал улыбаться, но в лице его пробивались некоторая растерянность и легкое беспокойство. Одно дело – болтать о вооруженном восстании и совсем другое – самому браться за оружие. Пуля – она ж дура, еще попадет не в того… В тебя, молодого и здорового…

– Что скисли? – недобро усмехнулся Лядов. – Не волнуйтесь, «парабеллумов» я вам раздавать не намерен, у нас тут не «Союз меча и орала». Есть человек, который возьмет на себя всю черную работу. Нашелся во вражьем стане умный товарищ! А вот и он…

В дверь балка потарабанили условным стуком. Отто открыл и впустил десантника с лычками старшего сержанта.

– Знакомьтесь, – торжественно сказал он, – генерал Скляров!

Лядов был очень рад и горд, когда старший сержант сам вышел на него и предложил свои услуги. Помполит еще на Земле досконально изучил личные дела каждого из добровольцев. Ни к кому особых претензий не было. Кроме Склярова.

Года два назад прапорщика Склярова поймали на торговле армейским имуществом. Прапор тогда сумел отбрехаться, и даже остался в рядах, но в звании его понизили. Лядов имел полное право отказать старшему сержанту в приеме на службу в секретный проект, но что-то ему подсказало тогда все-таки подписать направление. Может, то было наитие? Вот и пригодился тот зигзаг по линии работы с кадрами…

Это был давнишний и безотказный метод – выискивать в человеке гнильцу, червоточину и разрабатывать ее. Жаден человек? Купим с потрохами! Глуп, но падок на лесть? Похвалим к месту! К власти склонен? Продвинем! Так и расставляются фигуры на доске, и начинается игра…

Скляров хмыкнул озадаченно.

– Да какой с меня генерал? – сказал он. – Нам бы в прапоры…

– Товарищ не понима-ает… – ласково протянул Лядов. – Мы, товарищ Скляров, на переломе истории находимся, как тогда, в семнадцатом. Было такое – царя скидывали, Временное правительство пинками сгоняли – и работяги министрами делались, а рядовые в маршалы выходили! Так и сейчас. Ты, товарищ Скляров, нужен нам, нашему великому делу, и быть тебе первым генералом на Водане, вот мое слово!

– Ну, и мы за ценой не постоим! – повеселел старший сержант и понизил голос. – Короче. Я так порядок смен составил, что вечером все мои будут на месте, а кузьмичевские – на охоте. Мы мигом баньку законопатим и, когда те приедут, поведем их париться…

Скляров изложил свой план, и Комиссия по Чрезвычайному Положению единогласно его приняла.

– Расходимся по одному, – приглушенно сказал Лядов.

БМД вернулись в четвертом часу и привезли неплохую добычу – шесть мешков корнеплодов картоплянии и пять подобрахиевых шкур. Намерзшись и набегавшись, десантники слезали с брони и разминались.

– А к-как насчет б-баньки? – весело спросил Арнаутов. Он стоял, красный и распаренный, изображая на лице счастье от свидания с парной.

– Неужто готова? – воскликнул Переверзев.

– А как же! – засиял предместкома. – П-протопили как надо. Зах-ходите, заходите!

Обрадованные десантники повалили в баню.

Ухая и стеная, они по-быстрому разоблачились в предбаннике, побросали «калашниковы» в угол и с хохотом протиснулись в мыльню.

Горячая вода! Пару сколько! О-о!

Счастливо гогоча, десантура намыливалась, терла друг другу широкие спины, парилась, переползая с полка на полок, а в предбаннике втихомолку орудовали их однополчане, «верные режиму», деловито собирая оружие.

Вошел механик-водитель Рудак и спросил негромко:

– Все стволы изъяли?

– Так точно! – вытянулся рядовой Маляев.

– Выводи! – механик-водитель небрежно указал подбородком на дверь.

– А… Кузьмичев? – прошептал рядовой.

– Не мандражируй, – усмехнулся Рудак, – разберутся с Кузьмичевым.

Маляев успокоенно заулыбался и ударом ноги распахнул дверь.

– Выходь, чистюли! – заорал он. – Вытираться будем!

Загоготав, рядовые Хаецкий, Кислый и Липов отошли к выходу и вскинули автоматы.

– Эт-то что еще за хрень? – высказался голый Переверзев, переступив порог предбанника.

– Это революция! – отважно сказал Маляев и повел дулом в сторону. – Одеваться и выходить по одному! Быстро!

– А если не послушаюсь? – сощурился Шурик.

– Прикончу на месте! – зашипел Маляев. – Быстро, я сказал!

– Ах вы, шкурки продажные! – выговорил Переверзев и шагнул к одежде. – Ла-адно…

Вымытых и одетых десантников вывели по одному и заперли в дровяном сарае, приковав каждого к отдельному крюку, вбитому в стену. А чтобы узники не замерзли к утру, посередине сарая поставили буржуйку, сделанную из бочки.

Дверь за тюремщиком закрылась, и Переверзев сказал:

– Влипли мы, ребята… Расслабились, и вот – греемся у печки…

Глава 9
Длинный чулок

Кузьмичев так вымотался за день, что даже в баню за своими не поспешил, решил сперва отдышаться.

Конец ознакомительного фрагмента.