Глава 4

Студенческая тусовка⁴ и новые знакомые. Больная голова Лики Токаревой. «Музыка на костях». Паранормальные явления – вымысел и реальность. О «чудесном» исцелении несколько лет назад. Буги-вуги.

После лекций ко мне подошел Валерка Покровский, тот который читал стихи в парке и которого гоняла милиция.

– Привет, чувак! Я Валерка. Ты правда «Слово о полку» наизусть знаешь?

– Кто тебе сказал? – усмехнулся я, оглядывая нового знакомого.

– Юрка Богданов. Вы с ним в колхозе были.

– Знаю, только в прозаическом переводе, – не стал отрицать я.

– А что, какой-то еще есть? – удивился Валерка.

– Есть стихотворные. Например, Державина и Николая Заболоцкого.

– Ладно, – смутился вдруг Валерка. – Мы – математики. Нам не знать этого не зазорно.

– Да это знать и не обязательно, – простодушно сказал я. – Это я сдуру, память тренировал.

– Тебя Володькой зовут? – запоздало спросил Валерка.

– Извини. Не представился.

– Я чего подошел-то, – сказал Валерка. – У нас приличная компания образовалась… Приходи вечером. Сегодня у Машки Мироновой, из нашей тусовки, собираемся.

– Ладно, – согласился я. – Диктуй адрес.

Валерка назвал адрес.

– Это ты стихи позавчера в парке читал? – захотел уточнить я.

– А что, плохо?

– Да нет, здорово! Стихи твои?

– Не, это Алик Есаков! Наш чувак. Придешь, познакомишься.

– А Юрка Богданов будет? – спросил я, рассчитывая, что в компании встречу хоть одного знакомого.

– Не, он как-то сам по себе. – Они больше с Ляксой. Оба чернокнижники.

– С какой ляксой? – не понял я.

– Да с Аликом Тарасом с третьего курса филфака…

– А почему чернокнижники? Колдуны, что-ли? – усмехнулся я несуразному «чернокнижники».

– Почему колдуны? – удивился Валерка. – Просто они на книгах повернуты, а книги где-то достают такие, которых и в библиотеке не возьмешь.

Вечером я пошел к дому, где жила Маша Миронова. Домом оказалось двухэтажное кирпичное строение дореволюционных лет, типичное для старой улицы города.

Я поднялся по каменной обшарпанной лестнице на второй этаж и безошибочно нашел нужную квартиру по голосам, которые доносились до первого этажа. Звонка я не нашел. На стук никто не отозвался, и открыли мне дверь, когда я погрохал кулаком по косяку обитой дерматином двери, в порезах которой торчали клоки ваты.

– Ты Володя? – спросила русоволосая девушка с серыми глазами, в белой ситцевой кофточке. Я догадался, что это и есть Маша. Волосы ее перетягивала розовая лента под цвет пояса пышной чуть ниже колен юбки, на ногах сидели красные туфли-лодочки на небольшом каблучке, и её вид как-то даже до неприличия не соответствовал убогости жилья.

Входная дверь вела сразу в комнату, которая служила и залой, и спальней, и кухней. Печка топилась, и огонь весело плясал на поленьях открытой топки причудливыми языками пламени. На дощатом полу стояли чем-то наполненные мешки, на низких скамеечках сидели две бабульки и резали мелкие яблоки на компот или варенье.

Не дожидаясь ответа, Маша провела меня в маленькую комнатенку, где яблоку было негде упасть. Народ сидел на кровати, на двух табуретках у небольшого стола, приставленного к стенке, и просто на полу. Я растерянно стоял у дверей, пока меня ни усадили на одну из табуреток, с которой согнали долговязого юношу со сломанным носом.

– Вов, – уступи место тезке, – сказал Валерка Покровский долговязому. Тот послушно встал и уселся на подоконник, потеснив сидевшую там миниатюрную черноволосую девушку.

На столе стояли полупустые и еще не начатые бутылки портвейна «три семерки», граненые стаканы, бутерброды с сыром и яблоки. На полу разместилась радиола «Аврора» и на диске крутилась «музыка на костях».

Звучала песня под оркестр Гленна Миллера. На табуретке лежали пластинки и записи на рентгеновских снимках, то есть «на костях».

I can see he gun when it`s raining,

Нiding every cloud from my view.

Нежная мелодия и завораживающий голос Вивьен Доун должны были располагать к неге и расслаблять, навевая сентиментальное настроение.

– Знакомься, чувак! – сказал Валерка и представил всех по очереди:

– Вовка Забелин, учится на биофаке. Поступал на филфак, но не добрал баллов.

– Да ладно, хорошо хоть так, – подмигнул мне Вовка. – У меня аттестат-то так себе, даже тройка есть.

– Зато предок – генерал, – лениво отметил Валерка.

– Причем здесь предок? – обиделся Вовка. – Во-первых, генерал в отставке, во-вторых, он за меня экзамены что-ли сдавать будет?

– Маша. Учится с нами на физмате, – представил Валерка хозяйку квартиры.

– Это вы учитесь со мной, – серьезно ответила Маша.

– Есаков Алик – с нашего курса, поэт. Это за его стихи меня турнули мильтоны.

Алик Есаков, худощавый, невысокого роста, с коротким не по моде ежиком жестких волос, но в модном свитере с оленями и узких брюках, встал и шутливо по белоофицерски, только что не щелкнув каблуками, коротко кивнул.

Лика Токарева, та что сидела на подоконнике, оказалась дочерью зампреда недавно созданного территориального Совнархоза.

– Не повезло чувихе. Если б предка не перевели к нам, училась бы в Москве, – прокомментировал Валерка.

– Леран, поступал на наш факультет, перевелся на истфак, – показал на высокого юношу Валерка. – Баскетболист. В институтской сборной.

– У нас учиться нужно, а на истфаке можно от сессии до сессии баклуши бить, – пошутил Алик.

– Не хуже других учился, – огрызнулся Леран. – Только не мое это. Я историю люблю. Ведь даже иностранцы восхищались нашей историей. Шлёцер сказал: «…покажите мне историю, которая превосходила бы или только равнялась бы с Русскою!»

– Ну, понесло! – отмахнулся от Лерана Валерка и добавил: – Леранова мать, Зинаида Николаевна, доцент, у нас педагогику преподает… Кстати, в нашей компании еще один баскетболист есть, Олег Гончар, вместе с Лераном на истфаке учится. Только сам он не местный. Из Кургана. Приехал на юношеский чемпионат России по баскетболу во время вступительных экзаменов, ну, его и уговорили у нас остаться. В институт его без проблем взяли, он же и в юношеской российской сборной. Клевый чувак, и башка варит. Учит нас на гитаре играть.

– Забыл про Милу, – Валерка прижал обе руки к груди. – Мила Корнеева, первый курс филфака.

На кровати рядом с Машей Мироновой сидела темноволосая красавица с синими глазами с поволокой и лебединой шеей, которую открывала расстегнутая на верхнюю пуговицу блузка.

Красавица слегка улыбнулась, даже не улыбнулась, а как бы обозначила улыбку.

– А теперь, пипл, давайте бухнем за знакомство, а то бухло прокиснет.

Я от вина отказался: мой организм помнил гульбу в кафе, и от одного вида булькающего вина к горлу подкатывали спазмы, о чем я честно поведал компании.

Не стала пить и Лика, сославшись на головную боль: она тихо сидела на подоконнике с болезненно-бледным лицом.

– Сильно болит? – спросил я Лику. Она ничего не ответила, только чуть скривила лицо, показывая, что ей не до разговоров.

– Сейчас пройдет, – сказал я. – Я умею делать это.

Лика недоверчиво посмотрела на меня и натянуто улыбнулась.

– Где чувствуешь боль? В затылке?

– Да, в затылке, – подтвердила Лика.

Раньше я мог по цвету свечения безошибочно определить, где находится очаг недуга. Сейчас я свечения не видел, хотя каким-то образом ко мне приходило ощущение, откуда исходит эта боль и где она проявляется с большей силой.

Я стал потирать ладони, пока не почувствовал, что в них появилось характерное тепло. Ощутив в пальцах легкое покалывание, приступил к лечению.

– Сиди тихо, – скомандовал я, когда Лика отшатнулась всем телом от моих рук, поднесенных к ее голове. Она подчинилась, но лицо ее выражало недоумение. Я привычно сделал несколько пасов. Волосы, как намагниченные, стали шевелиться и змеями тянуться к моим ладоням. Когда по выражению лица Лики понял, что боль отступает, я подержал руки еще некоторое время над её головой. Все это заняло у меня не больше трех-четырех минут.

– Как ты это делаешь? – спросила Лика. – Неужели такое возможно?

– Ну, ты же сама видишь. Голова ведь не болит?

На лице девушки теперь играл легкий румянец.

– Народ! – Лика, пытаясь привлечь внимание компании, соскочила с подоконника. – Маш, Валер! Представляете, Володя вылечил мне голову.

– Как это вылечил? – повернулась к Лике Маша.

– Руками! – улыбаясь сказала Лика.

– То-то я смотрю, чегой-то он тебе по голове руками хлопает, – заметил Леран. – Думаю: что за фигня? – Правда, что-ли, вылечил? – обратился он ко мне.

– Ничего особенного, – пожал я плечами, – многие умеют это делать.

– Не скажи! – покачал головой Алик Есаков. – Что-то я не слышал, что многие умеют лечить руками. Тогда бы все ходили со здоровой башкой, и никто бы на головную боль не жаловался.

– Давай, рассказывай, – потребовал Валерка.

– А что рассказывать? О бесконтактном лечении люди знали еще со времен древних волхвов… У меня от природы хорошая биоэнергетика… Так объясняют ученые.

– Это называется паранормальным явлением, – сказала Лина.

– Лечение энергией рук – это не паранормальное явление. Паранормальное явление – это другое. Например, телепатия, ясновидение или телекинез…

– Я смотрю, ты этим серьезно интересуешься, – сделал вывод Леран.

– Да, мне это интересно.

– Шарлатанство настоящее. Телекинез, ясновидение, бабка надвое сказала, – скептически протянул Вовка Забелин. – Давайте лучше дринкнем, а всю вашу психологию – к черту.

– Нет, подожди, – отмахнулся от Вовки Алик Есаков, —вот я был на сеансе Михаила Куни. Он показывал интересные вещи. Например, перемножал четырехзначные числа, написанные на доске, которая вращалась так, что нормальному человеку рассмотреть невозможно… Или ему читали несколько десятков слов, и он повторял их без ошибки с начала и с конца. Потом рассыпали на пол спички из коробка, и он, не задумываясь, точно называл их количество.

– Алик, это просто хорошая память и концентрация внимания, а не паронормальное явление… Не хочу показаться бароном Мюнхгаузеном, но двадцать слов или даже тридцать я также повторю.

– Фигня! Не верю!

– А давай проверим, – загорелся Леран. – Маш, неси бумагу и карандаш.

Маша Миронова ушла в комнату, где бабки резали яблоки, и вернулась с карандашом и листком тетрадной бумаги. Лика села за стол и под диктовку шепотом стала писать слова. Через несколько минут Лика стала называть мне слова. Слов оказалось ровно двадцать. Я без особого труда назвал по порядку все двадцать слов. Потом назвал слова с конца.

Это вызвало бурю эмоций.

– Ну, ты башка! – оценил мои способности Валерка Покровский.

– Ерунда! – не обращая внимание на комплимент моей голове, сказал я. – Куда интереснее, когда Куни показывает владение телепатией. Вот это уже парапсихология, потому что явление за пределами науки… Но еще лучше телепатией владеет Мессинг.

– А откуда ты это знаешь? – спросил Леран.

– Был на сеансах и Мессинга, и Куни.

Я не стал рассказывать, что знаком с Вольфом Григорьевичем Мессингом, да и о своих способностях, которыми раньше обладал, тоже. Вопросы парапсихологии меня по-прежнему занимали, но не хотелось касаться этой темы, потому что явления, связанные с парапсихологией, большинством всё ещё воспринимались как мистика.

– Да, чувак, ты тему знаешь, – Валерка похлопал меня по плечу. – Только прав Вовка, когда говорит про шарлатанство. Не спорю, может быть что-то и есть, что кажется необъяснимым, но это пока – научное объяснение должно быть всему.

– А как же телепатия? А предсказания? Что – шарлатанство? – не выдержала Лика Токарева. – Алик рассказывал, что Куни читал мысли и выполнял мысленные приказы зрителей.

– Давно доказано, что никакой телепатии нет, а то, что показывают артисты, – просто ловкие фокусы.

– Что же есть? – в голосе Маши Мироновой звучали нотки обиды. Похоже, что ей не хотелось расставаться с тайной, которую несла в себе телепатия.

– Ничего сверхъестественного в телепатии нет. Ваш Куни непосредственно ощущал сигналы, поступающие из мозга в мускулы, когда кто-то давал ему задание. Он же держит его за руку. Мысль от мозга неотделима. А предсказания – это вообще мракобесие! – Можно угадать, но не предсказать. А гадалки так заморочат голову, что невольно поверишь во что угодно. У них тысяча уловок и всегда двоемыслие.

Маша выглядела обиженной, как девочка, у которой отняли игрушку.

– Извини, Валер, но не все так просто, – не удержался я от возражения. – Мессинг, например, писал, что пользуется контактом только потому, что это отнимает меньше времени, но, что ему совершенно все равно, есть у него контакт с кем-то или нет… И потом, как же он, например, при этом складывает цифры номера одного удостоверения и число срока действия другого? А я видел это своими глазами.

Не стал приводить другие доводы в пользу существования телепатии. Я точно знал, что телепатия существует. Телепаты есть и их достаточно много, только они часто скрывают свои способности даже от близких, а многие вообще не сознают у себя эти способности.

– А предсказания? – напомнила Маша.

– Предсказания тоже существуют, – не мог промолчать я. – Ты, Валер, когда говорил о гадалках, то имел ввиду мошенниц, а есть люди, которые известны точными предсказаниями. Например, монах Авель, предсказавший часы смерти Екатерины II и Павла I, нашествие французов и сожжение Москвы…

– Все это, конечно, интересно, – перебил Валерка. – Но ты, Володя, с головой увяз в мистике. Наука признает гипноз, потому что гипноз объясним и укладываются в научно-материалистическую теорию. А все остальное: предсказания, ясновидение – противоречит марксизму, и защищать ясновидение, предсказания и тому подобную чепуху – заблуждение.

Я поймал себя на мысли, что в толковании и защите парапсихологии слишком увлекся и понял, что дальше продолжать не стоит.

– Мама говорила, что несколько лет назад у нас один мальчик вылечил дочь какого-то большого начальника, – неожиданно сказала Маша.

Я насторожился, потому что, скорее всего, здесь имелся в виду я. Но нас с отцом в свое время попросили забыть об этом, и в нашей семье разговор на эту тему стал табу.

– Это, случайно, не про тебя? – в упор спросила Маша.

Я смутился, но твердо ответил:

– Нет. С чего это вдруг?..

История эта случилась много лет назад, не без участия моего дядьки, который служил в одной серьезной организации, и дала нам высокого покровителя в лице её начальника. Это было немаловажным в то время, когда даже Вольф Мессинг, признанный экстрасенс и телепат, не решался спорить о каком-то явлении, если не мог дать ему научное объяснение.

У генерала была больная дочь. Она проходила курсы лечения в лучших санаториях, ее лечили хорошие врачи. На какое-то время наблюдалось улучшение, но потом девушке становилось хуже. Жена генерала отчаялась до того, что стала возить дочь к знахарям, из-за чего у нее был с мужем скандал.

Мой дядька в эйфории от улучшения состояния здоровья после сеансов, которые я проводил с ним, где-то проболтался о своем «чудесном исцелении» после тяжелого ранения.

Отец про себя ругал моего дядьку за болтливый язык, и на слова о том, что генеральская жена узнала от его шофера о «чудесном исцелении», страстно заверял, что никакого чуда не было, просто я ускорил заживление каких-то остаточных явлений после ранения.

Дочь генерала училась в девятом классе, училась хорошо, но врачи советовали пока оставить школу. Она все больше становилась раздражительной, злобной, стала сторониться людей, ее мучили головные боли, все чаще одолевали приступы меланхолии.

И главное: врачи предполагали, что это, возможно, стало результатом родовой травмы, но все методы, которые они использовали в лечении, не давали ощутимых результатов.

Началось с того, что я очень быстро снял головную боль, которая мучила девушку постоянно, но знал, что боль на другой же день вернется. Поэтому я решил ввести ее в особое психическое состояние, в которое мог входить сам. Отец знал, что это такое, был против, но я уверил его, что хуже не будет.

Это особое состояние возникало у меня самого не раз без моего участия. Иногда меня погружали в него какие-нибудь ритмичные звуки, которые вызывали музыку, и эта музыка звучала только в моем представлении, но в какой-то момент я начинал физически ощущать её. Она обволакивала сознание, парализуя мою волю, и давала состояние покоя и счастья. И я осознавал, что именно эта музыка уносила меня в неведомые миры, где все причудливо и странно.

Я видел себя со стороны. И я не ощущал страха и не ощущал боли. Вокруг меня плясало белое холодное, но приятное пламя, оно проникало в меня тогда, когда ощущал боль, и сжигала все нездоровое, дурное, что накопилось в теле и душе. Я чувствовал, что во мне идет целительный процесс…

В это состояние я и вводил генеральскую дочь. И это помогло ей освободиться от послеродовой травмы.

Болезнь отступила…

— Pardon me, boys,

Is that the Chattanooga Choo-Choo?

Track twenty-nine,

Boy, you can give me a shine⁵, —

запел вдруг проигрыватель хриплым голосом задорную «Chattanooga Choo-Choo» из «Серенады Солнечной долины» под оркестр Гленна Миллера. Это Вовка Забелин поставил очередную запись на рентгеновском снимке.

На пятачок возле радиолы выскочил Леран. Мы с Валеркой отодвинулись вместе с табуретками к стене. Этого оказалось мало, и Валерка задвинул стол в угол, забаррикадировав выход из комнаты. К Лерану тотчас же присоединилась Лика, и они стали показывать такой танец, за который с любой танцплощадки их бы не просто удалили, но и забрали в опорный пункт милиции. Леран подбрасывал Лику, а после поворота на сто восемьдесят градусов ловил, отпускал ее от себя, потом притягивал, а ноги их и головы в такт музыки повторяли движение туземцев дикого племени. Это выглядело непривычно, смешно, но грациозно. Все подбадривали танцоров и дружно аплодировали неожиданному представлению.

Когда выпили всё вино, вволю наговорились ни о чем, послушали новые стихи, которые читал Алик Есаков, стали расходиться.

За все время вечеринки я получил удовольствие разве что от стихов Алика, а больше скучал, но оставался – не хотел обижать хороших ребят, моих однокашников.

Я был другим по психическому складу, человеком некомпанейским, с людьми сходился трудно, и мне больше грела душу работа кабинетного червя: за книгами, бумагами и размышлениями?