Цветы на подоконнике увяли.
Наверно, от январских холодов
И тёмными плетьми с горшка свисали,
Как знак судьбы: «Мол, будь и ты готов…»
 
 
Я ужинал, шансон любимый слушал
И взгляд бросал на мёртвые цветы,
Всё вспоминал, как они грели душу,
Как ими любовались я и ты.
 
 
Допив вино я взял горшок небрежно,
Из дома вынес, выбросил в сарай.
А на дворе было темно и снежно,
Луна светила, звёздно… Просто рай!
 
 
Из рая ты, из ада ли – не знаю.
Но ведь нужна – же Дама Королю?
И возвращаясь ночью из сарая
Я понял, что ещё тебя люблю!
 

 
Чай, сигарета перед сном
И кот в ногах спокойно спит,
А дождь холодный за окном
По стёклам каплями стучит.
 
 
Я нервно лампу погашу
И на столе зажгу свечу.
И покурю, и погрущу,
Глаза прикрою, помолчу…
 
 
Вот так же дождь стучал в окно,
Когда прощались мы с тобой:
Скандал, не допито вино,
Обиды, брань… О Боже мой!
 
 
Дождь за окном и дождь в душе,
Не согревает крепкий чай.
А фитилёк погас уже…
Прощай, любимая, прощай!
 

 
В ночи не слышно соловьёв и птах,
В ночи визгливо завывает ветер.
Пугает он прохожих и бродяг,
А где то и срывает двери с петель.
 
 
В парадном укрываюсь от дождя,
От ветра злого и от непогоды.
В парадном, где я обнимал тебя,
Где ждал с тобою утра и восхода.
 
 
Зачем зашёл? Быть может просто грусть …
И дождь ночной, и эта непогода.
Хочу вернуться, но я не вернусь!
Наверное, такое время года.
 
 
Весна играла, нервами крутя,
Изматывая судорогой тело,
Весна играла, будто бы шутя …
Весна, Весна! Куда ты улетела?
 

 
А ночь была такою длинною,
И были Вы такою хрупкою,
Пустая улица Неглинная,
Да ветерок под вашей юбкою.
 
 
А ночь была такая лунная
И были вы такой желанною,
Такою зыбкою и юною,
Такой печальной и нежданною…
 
 
А фонари светили жёлтые,
Звучала музыка печальная,
Мы танцевали отрешенные
и целовались, как в отчаянии
 
 
А Ваши руки, словно веточки
Меня ласкали так изысканно,
Что в моём теле, в каждой клеточке
Звучала музыка таинственно.
 
 
Потом бродили мы по городу,
В ночи качаясь, словно пьяные
И нас бросало во все стороны,
Водили запахи дурманные.
 
 
Но оказалась ночь короткою,
И всё закончилось прощанием,
А Вы – усталая и кроткая
Всё повторяли: «обещаю вам…»
 
 
А ночь была, та ночь была,
И были мы от счастья пьяны,
Она по городу вела
И укрывала нас туманом.
 
 
Вы обещали…, но всё кончилось,
Мы никогда потом не виделись..
Вы, говорят, под поезд бросились.
Наверное, на жизнь обиделись.
 

 
Вот баба Зоя на своей скамейке
Сидит и вспоминает ту войну,
Когда она в солдатской телогрейке
Копала рвы, чтобы спасти Москву.
Так много лет и зим с поры той минуло,
Так было много радостей и бед,
Но в этот майский вечер вдруг нахлынуло…
И сдержать слёзы просто мочи нет.
 
 
Ей вспоминалась свадьба комсомольская
После Войны, в сорок шестом году,
Как под гармонь все их друзья Подольские
Цветы бросали в поезд, на ходу.
 
 
Урал, Сибирь, потом поля целинные,
И там она двойняшек родила.
А после смерти мужа ночи длинные,
Когда она не верила – ждала …
 
 
Всё ей пришлось. Но воспитала деточек,
Потом и внуков, а теперь одна.
На пенсии давно. С авоськой – сеточкой
Сидит под вечер на скамеечке она.
 
 
А вечер майский, тёплый, праздничный,
И вдруг ударил над Москвой салют.
Так День Победы, баба Зоя, радуйтесь!
Из глаз усталых слёзоньки текут.
 
 
Одна, совсем одна, не пишут деточки
И внуки разлетелись кто куда.
Уж сколько лет от них, родных, ни весточки,
Лишь перевод. На Новый Год. И не всегда.
 

 
Жарким днём внезапный ветерок
Принесёт прохладу и надежду.
И мечту, которую сберёг,
И печаль о том, что было прежде.
 
 
Он напомнит первую любовь,
Боль в груди и сладостные муки,
Потревожит, и заставит вновь
Пережить потери и разлуки.
 
 
Молча на скамеечке сижу
И смотрю на праздничных прохожих.
Уж давно сижу, не ухожу,
Наблюдая радостные рожи.
 
 
Вот идёт счастливая семья —
Мама, папа, девочка с бананом,
Облетают пухом тополя,
А я потянулся за стаканом.
 
 
В магазине нынче был портвейн —
В очередь давали «Три семёрки»,
Организм попросил – налей!
Выпил и занюхал хлебной коркой.
 
 
Покурил, и допил не спеша,
Наслаждаясь летнею природой,
А моя довольная душа
Принимала творческие роды.
 

 
Я помню, как весной далёкой
Меня качали март с апрелем,
То увязал в снегу глубоком,
То слушал отзвуки капели.
Уже пропали злые вьюги
И солнце захватило власть.
Мои беспечные подруги
Весною пользовались всласть.
 
 
Одевшись в новые наряды,
Накрасив бровь, глаза и рот
Подруг весёлые отряды
Весенний водят хоровод.
 
 
И я, поддавшись искушенью,
Уже готов, уже сражён.
В своём весеннем обострении
Хоть на войну, хоть на рожон!
 
 
Весны порочное начало —
Неуспокоенная страсть,
Весна гитарами бренчала,
Кидая пиковую масть.
 
 
К чему ненужные сомненья,
Ведь мне неведома беда!
В своём в весеннем обострении
Лечу, неведомо куда!
 

 
Вот ещё один денёк пролетел
И рассвет холодный ночку прогнал,
Вот ещё немного я постарел,
Вот ещё кого-то я потерял.
 
 
Вот ещё чего-то я не успел…
По течению плыву никуда,
Ну и как бы я того не хотел
Превращаются денёчки в года.
 
 
Тихо копятся они, не спеша,
Не торопят завершать все дела.
И уже всё чаще слово Душа
Слышу я, да и колокола.
 
 
Вот ещё одна уходит зима
И весна надежды мне подаёт.
Хорошо, что у меня есть Она,
Что меня она и любит и ждёт.
 
 
Хорошо, что у меня есть мечта,
До которой всё равно доживу.
А мечта моя наивно – проста,
Я хочу весной увидеть грозу.
 

 
Зачем прислал ты эту эсэмэску,
Зачем её я, дурочка, прочла?
Зачем ответила тебе в отместку?
Я и сама потом не поняла…
 
 
Зачем, вообще, ты снова объявился,
Зачем больные раны бередить?
И как меня найти ты умудрился,
Зачем теперь всё это ворошить?
 
 
Скажи, зачем ты предлагаешь встречу,
Зачем, зачем ты снова про любовь?
Зачем ты ждёшь, что я тебе отвечу,
Зачем в мою ты душу лезешь вновь?
 
 
К чему упрёки вздорные,
Ведь мы давно расстались!
Зачем слова укорные
Мы говорить пытались?
 
 
Зачем копаем прошлое,
Ведь всё давно забыто!
А эсэмэски пошлые
В четыре мегабита?
 
 
Зачем меня заставил сомневаться?
Кто виноват? Никто не виноват!
Ты сам сказал, что время расставаться …
Теперь берёшь свои слова назад?
 
 
Какими же счастливыми
Мы раньше с тобою были:
Наивными, любимыми,
Как в вальсе мы кружили.
 
 
Теперь же просто тошно мне,
Назад пути уж нет.
Ты знаешь, в наше прошлое
Уж не купить билет!
 

 
А рука твоя, ещё тёплая,
Так безвольно опущена вниз.
Красота ещё не поблёклая,
Словно смерть – это твой каприз.
 
 
Ранка маленькая, как горошина,
Кровь, запёкшаяся по краям
И записка небрежно брошенная,
Как прощальный привет друзьям.
«ПСМ», – сказал опер уверенно,
Двумя пальцами взяв пистолет,
Пока эксперты что-то мерили
И чертили мелом паркет.
 
 
Что тебя подтолкнуло, милая?
Я ж тебя не учил стрелять …
Так прервала ты жизнь постылую
Из калибра пять – сорок пять.
 
 
А в записке кривые строчки,
Что написаны нервной рукой:
«Ухожу … не бросайте дочку.
… Не ругай меня, милый мой!»
 

 
Облака плывут по реке.
Не плывут, а в ней отражаются,
А кукушка там, вдалеке,
Всё кукует, а мне икается.
 
 
Кто-то вспомнил сейчас обо мне
Под кукушкино это пророчество,
А она в лесной тишине
Всё кукует про одиночество.
 
 
Вот прибавила мне один год,
А потом ещё – знать старается.
Не хочу я знать наперёд!
А кукушка всё наслаждается.
 
 
Облаков отраженье в реке
Вдруг исчезло под мелким дождиком —
– только капельки на щеке.
День не радует больше солнышком.
 
 
Замолчала кукушка в лесу,
Насчитала мне, напророчила.
Я стою – головою трясу,
Так она мне её заморочила!
 

 
Вот проклятая ночь
Прогнала меня прочь,
Увела из родимого дома,
Только ветер свистел,
Я моргнуть не успел,
Оказавшись в местах незнакомых.
 
 
Там седой наркоман
В гнили ноющих ран
Рот беззубый противно разинул,
И старухе с клюкой
Своей грязной рукой
Размахнулся, и по уху двинул.
 
 
А какой-то прохвост
Говорил длинный тост
И язык у него заплетался,
Он потел и моргал,
Ну, а после упал,
Да и так под столом и остался.
 
 
То ли тёмный кабак,
То ли грязный бардак —
Я в объятьях кутёжного плена,
То сижу за столом,
То бегу напролом,
Повторяя: «Измена, измена!»
 
 
Вот проклятая ночь,
Кто мне сможет помочь?
Сам с собой совладать я не в силах…
А в хмельной суете
Стриптизёр на шесте
Развлекает старушечек милых.
 
 
Ох, какой страшный сон,
Я проснулся – спасён!
Я с трудом возвращаюсь в реальность,
Только кости болят,
Затуманенный взгляд,
Крепко держит меня виртуальность.
 

 
Слышал я, что просветлённый —
– редкостно большой учёный.
Как добился просветленья?
Может, через помутненье?
 
 
Вот тогда мне всё понятно,
Я же сам неоднократно
В помутнении своём
Толкал речи за столом.
 
 
Мне наутро говорили:
«Вот когда вчера мы пили
Ты такое предсказал,
Что сегодня рубль упал.
 
 
Предрекал ты конец света
И засушливое лето,
Делал биржевой прогноз,
Взяв на грудь двенадцать доз.
 
 
Попросив опохмелиться,
Я пытался извиниться.
Опохмел прибавил сил
И я вновь заговорил:
 
 
Рассказал про игры ГРУ
И наивность ЦРУ,
Про субъекты, и объекты,
И моральные аспекты.
 
 
В помутнении своём
Я глумился за столом.
Собеседники внимали
И мне в рюмку подливали.
 
 
Не успев закончить фразу
Я помчался к унитазу —
– помутнение прошло
И прозрение пришло.
 
 
Вот какой я сделал вывод,
Почесав седую гриву:
Только через помутненье
Лежит путь твой к просветленью!!!
 

 
Я, конечно, вернусь на порог дома отчего,
И он примет меня, этот старенький дом,
Полной грудью вздохну, ощутив запах прошлого,
Этот запах живёт и останется в нём.
Тут давно никого – ни отца, и ни матери,
Тут никто не живёт, только скрип половиц.
На полу грязный ком нашей праздничной скатерти,
Да обрывки давно пожелтевших страниц.
 
 
Я рукой прикоснусь к потемневшим наличникам,
Пыль смахну и присяду за шатким столом,
И огарок свечи запалю. Что-то личное,
Что-то давнее высветит этим огнём.
 
 
Посижу, помолчу, и душа успокоится,
Сигарету от пламя свечи прикурю.
Помню, мать говорила: «Сынок, всё устроится,
Бог даст, сам ты узнаешь дорогу свою».
 
 
Я достану тогда свою фляжку походную,
Выпью жадным глотком, торопясь,
И опять закурю свою «Яву» не модную,
И опять помолчу, про себя помолясь.
И в метанье теней, чуть прихрамывая,
Подойдёт и лизнёт руку мне старый пёс
И в глаза поглядит, как всегда, не обманывая,
Прошепчу я: «Какой тебя леший принёс?»
 
 
Старый пёс заскулит, посмотрев в дверь открытую,
Неотрывно глядя, приглашая туда,
Я оставлю стоять на столе недопитую,
И за двери шагну, понимая – беда!
 
 
Дом горит, как костёр под декабрьской порошею,
Старый дом, отчий дом – весь пожаром объят,
Навсегда хороня всё хорошее, прошлое.
Вот и всё, мне уже не вернуться назад.