Читать книгу «Веления рока» онлайн полностью📖 — Валентина Тумайкина — MyBook.
cover

Случалось и такое. После кружки самогона на Семена находила блажь, тогда он устраивался поудобней на диване и заставлял Настю «рассказать стихотворение про цыгана». Для Насти это были счастливые мгновенья. Она знала много стихов английских поэтов, но Семену запало в душу только одно – стихотворение Киплинга «За цыганской звездой».

Сначала Насте следовало прочитать его в оригинале. Она, хрупкая и юная, вставала перед Семеном посредине зала, легко сцепляла ладони, как обычно делала это ее мать, и начинала. Ее непохожий ни на чей другой голос обретал драматический тембр и становился необыкновенно вдохновенным, благозвучным, упоительным. Семен слушал плавные ритмы непонятных слов, и всякий раз удивлялся: как это она сумела столько много запомнить. Иностранные слова он воспринимал всего лишь как чарующие звуки, совсем не похожие на те, что слышатся в русской речи; они завораживали, будили его воображение. Внимая им, он мысленно переносился в Англию, в ту далекую страну на краю земли, о которой ему когда-то рассказывала Настя. И перед его закрытыми глазами появлялся небольшой остров, холмистый и зеленый, со всех сторон окруженный огромным океаном, по которому катятся пенистые волны. На рассвете по ним плывут белые, как виденья, корабли, вдоль берега летают такие же белые чайки. А в центре острова на пышных склонах пасутся стада коров, над ними в голубой выси мирно поет жаворонок. Недалеко от стада, на опушке леса, молоденькие красивые девушки собирают цветы. По лесным полянам охотники на лошадях и с длинноногими, пятнистыми по бокам собаками гоняются за лисами. А другие англичане, похожие на цыган, только одетые в клетчатые юбки, прячутся за деревьями, как мальчишки, и наблюдают за девушками.

Стихотворение заканчивалось, Настя выдерживала паузу, а затем запевала. Но не так, как на свадьбах – с безудержным задором. На свадьбах любые песни поются весело. Нет, Настя пела робко, задумчиво, с таинственной и нежной тоской в голосе. И звуки наполняли тесную комнату, мелодичные, полные какой-то неосознанной, несбыточной мечтой:

Мохнатый шмель – на душистый хмель,

Мотылек – на вьюнок луговой,

А цыган идет, куда воля ведет,

За своей цыганской звездой!

А цыган идет, куда воля ведет,

Куда очи его глядят,

За звездой вослед он пройдет весь свет

– И к подруге придет назад.

Дикий вепрь – в глушь торфяных болот,

Цапля серая – в камыши.

А цыганская дочь – за любимым в ночь,

По родству бродяжьей души.

Семен открывал глаза и, не моргая, смотрел на Настю. Ему чудилось, что она явилась оттуда, с опушки леса, где вместе с подружками собирала ромашки. И слушал, затаив дыхание, с замиранием сердца, улавливая все нюансы ее голоса.

Так вперед – за цыганской звездой кочевой

– На закат, где дрожат паруса,

И глаза глядят с бесприютной тоской

В багровеющие небеса.

Так вперед – за цыганской звездой кочевой

– На свиданье с зарей, на восток,

Где, тиха и нежна, розовеет волна,

На рассветный вползая песок.

Тут Настя умолкала. Семен всегда останавливал ее на этом месте, и она ни разу не допела до конца. Он все так же заворожено смотрел и смотрел на нее. Настя замечала, как в глазах его появлялись слезы – он словно предчувствовал что-то. Вкрадчиво улыбнувшись, она смахивала слезу и сама.

х х х

Печально опускались на землю янтарно-желтые листья, тонкие паутинки серебрились в прозрачном воздухе. Бабье лето прощальным вздохом украшало последние деньки. Скоро-скоро поблекнет небо, затянется угрюмой вереницей туч и облаков, и придут холодные дожди, а за ними – зима.

Настя с Семеном скопили денег и теперь ждали, когда начнут возить уголь. В эту пору слово «уголь» для хуторян приобретало магическую силу, от которого зависел вопрос их жизни и смерти. Разговоры о нем велись в семьях, между соседями, на работе – повсюду, как заклинание. В честь антрацита произносились апофеозные речи, люди одобрительно кивали головами, слыша ласкающие ухо «кулачник», «орешник» и негодовали, когда неожиданно узнавали, что уголь снова подорожал на целых пять рублей. Кое-кто охал и, хотя разумом понимал, что такого быть не может, все же высказывал пессимистическое: «Наверное, в этом году останемся без угля».

Славился донецкий «орешник», который сгорал без остатка, другим по нраву приходился «кулачник», побить его и просеять – дело привычное, зато всю зиму в доме жара. Обсуждалась из года в год одна и та же альтернатива: лучше купить уголь у «камазистов» или ехать на шахты самим? У «камазистов» купить проще, но у них уголь всегда хуже, а иногда и вовсе «одна пыль, не горит, жужелицу не успеваешь выгребать». И все же большей частью покупали у них, лишь немногие шли с поклоном в бухгалтерию, оплачивали транспорт и отправлялись в путь-дорогу сами: кто в Донецк, кто в Шахты, кто в Гуково.

Настя, взвесив «за» и «против», решила, что лучше при- везти уголь самим и попыталась убедить в этом Семена.

– Знаешь, Сема, люди говорят, что «камазисты» халтурят, покупают уголь подешевле, с пылью, а продают как сортовой. Его сеять придется, а так от него тепла не будет. Конечно, не будет, он же без кислорода не горит, а через пыль воздух не проходит. Зачем деньги за пыль отдавать. Может быть, ты договоришься с кем-нибудь из шоферов и съездишь в Шахты или в Гуково. Как ты думаешь? А?

Семен не стал думать никак, а только заявил:

–Ты всегда это.. все решаешь сама, со мной не разговариваешь никогда.

– А что же я сейчас делаю, – ответила Настя, – как раз вот и разговариваю.

Тогда Семен провозгласил:

– Уголь – он и в Африке уголь. – И от души обматерил его.

Это было столь естественно, что Настя ничего другого и не ожидала. Выражать свое негодование она не собиралась, взяла в руки мокрую тряпку и спокойно занялась уборкой в доме. Их жилье состояло из зала, размером не более десяти квадратных метров, маленькой спальни, в которой на стене над кроватью висел бежевый ковер с красными и коричневыми узорами, и кухоньки. В спальне на кровати, застланной васильковым пикейным покрывалом, на фоне ковра белели две пуховые подушки, возложенные одна на другую. У противоположной стены сияли полировкой шифоньер и модный комод с зеркалом. Все окна были завешаны тюлевыми занавесками и шторами. В спальне шторы были дешевые, короткие, а в зале – плюшевые с ламбрекенами, свисающие до самого пола. Их сиреневый цвет контрастировал с зелеными обоями, на которых цвели желтые, безжалостно изуродованные художником ромашки. Среди этого вертикального луга стояли сервант с посудой и диван, обитый цветастой тканью. На столе с тонкими ножками, до половины скрываемыми белоснежной скатертью, позировал символ отечественной электроники – черно-белый «Рекорд».

Кухня выглядела еще скромнее: здесь самое почетное место занимала беленая известкой печка, слева от нее стоял обеденный стол, покрытый клеенкой, вокруг него – четыре стула; сбоку на стене висел белый шкаф для посуды. Вот и вся обстановка, если не считать скамейку для ведра с водой, в котором плавал зеленый пластмассовый ковшик.

Настя любила свой дом, она постоянно что-то чистила, терла, трясла половики, делая это непринужденно, как бы между прочим. А когда все радовало глаз, брала в руки книгу. Просто так, без дела она не могла сидеть ни минуты.

После того, как Семен отверг план Насти, оставался только один способ обзавестись углем, а именно: отловить «камазиста». Словом «камазист» было принято называть водителей большегрузных «камазов», а в данном случае оно меняло первоначальный смысл и означало: «Водитель автомобиля, который возит уголь для продажи». Происхождение этого слова можно объяснить тем, что в первое время для перевозки угля использовались именно «камазы», потом сгодились и другие грузовики, но и их водители все равно стали «камазистами». Придумали это выгодное занятие находчивые шоферы, работающие на предприятиях и в организациях, ни профиль которых, ни масштабы деятельности не имели совершенно никакого значения. В начале осени они договаривались с начальством, давали им «на лапу» и в течение нескольких недель или месяцев усердно возили уголь и продавали его всем желающим. Для «гаишников» их бизнес был божьим даром, подарком судьбы, манной небесной: «Хрен ли им не жить, – презрительно говорили бедные «камазисты», – мы сутками крутим баранку, а менты имеют побольше нашего». Хотя и сами они были не в убытке.

Настя с Семеном несколько дней подряд просматривали хуторские дороги и вслушивались в каждый звук, напоминающий звук движущегося самосвала. Однако уголь к ним ехать не торопился. Машины были словно невидимки. Говорили, что вчера уголь купили дед Андрей, Жора толстяк. А когда и кто привозил им уголь, было непонятно. Так безрезультатно проходили дни за днями. Для достижения поставленной цели требовалось заполучить неограниченную свободу, поэтому Настя решила отпроситься с работы. Удача, как и беда, всегда приходит внезапно. Утром Настя только оказалась на улице, сразу же увидела бреющий грузовик. Она выбежала на середину дороги и помахала ручкой. Самосвал прибавил скорость и через десять секунд резко затормозил перед Настей, едва не зацепив ее левым подкрылком.

– Ослеп, что ли! – крикнула Настя.

Из кабины выглянул водитель – кучерявый, чернобровый, с ухмылкой во все лицо, но тут же выражение его лица сменилось и стало удивленно-веселым. У него и мысли не возникло как-то отреагировать на Настину реплику. Оглядев с ног до головы и раздев ее глазами, он залихватски воскликнул:

– Поторгуемся?

Настя, радуясь удаче, поддержала его настроение:

– А что? Можно.

Он скрипнул сиденьем, открыл дверцу и выпрыгнул, – стройный, в синих джинсах, белых кроссовках, в клетчатой рубашке с расстегнутым воротом. Весь с иголочки.

– Начнем! – с хитрой улыбкой предложил он.

– Чего? – спросила Настя.

– Торговаться, чего же еще?

– Начнем.

– У тебя денег много?

– Много.

– Конкретней.

– Не скажу.

– Почему?

– Потому. Может, ты меня ограбить хочешь?

– Оскорбляешь. Такую красоту грех грабить, если только украсть, – это хоть прямо сейчас.

– Даже так? Гляди ж ты, какой смелый! – возмутилась

Настя.

Он провел взглядом с ее голых красивых ног до легкой светлой кофточки, через которую отчаянно просвечивалась выпуклая грудь. Настя взглянула в его глаза. Ей показалось странным, что его нахальство не смутило ее, напротив, от этого сделалось даже приятно. Лицо девушки все засветилось. Парень улыбнулся, но не нахально, а по-свойски, как будто они давно знали друг друга. И в ней неожиданно всколыхнулись необъяснимые чувства.

– А где родители? – спросил он, почему-то решив, что девушка только остановила машину, а разговор нужно будет вести с ее отцом или матерью.

– Зачем они тебе? Без них веселей.

– С тобой, я гляжу, не соскучишься. – Настя повела бровями. – Ты мне глазки не строй, лучше позови маму. И вообще, такую девочку нельзя оставлять одну на улице.

– Это почему же?

– Волки в лес утащат, вот почему. Не боишься?

– Что, я на маленькую похожа?

– А что, уже взрослая?

– Представь себе, да.

– Представил бы, да не могу. Вообще-то, согласен, – снова оценив Настю взглядом, поменял он свое мнение и добавил: – Солнечная девочка!

– Не умничай.

– Я очень серьезно. Ты меня очаровала.

– Очарование штука такая: сегодня ты очарован, завтра разочарован, вот так-то, – усмехнулась Настя.

– Откуда ты это знаешь?

– Опыт имею.

– Даже так?

– Даже эдак.

– За один твой поцелуй плачу сто рублей.

– Мало.

– А сколько надо?

Она засмеялась, глаза заискрились.

– Тысячу.

– У меня столько нет, а то бы я с удовольствием.

– С удовольствием – еще дороже.

– Давай познакомимся, будем дружить.

– Об этом говорить не надо, – сказала Настя.

Но сказала это мягко, неуверенно. Она почувствовала, что в ее груди возникло какое-то странное волнение, и показалось, ощутила это с первого мгновения, как только его увидела. Она поняла – ей хочется быть рядом с ним, взглянула на него: «А ведь это так…» И внезапно смутилась, как будто испугалась чего-то. Ей показалось, что он заметил ее смущение и, пытаясь избавить себя от неловкого положения, сказала:

– По-моему, мы заторговались.

– Почему не хочешь познакомиться? – спросил он.

– Потому что я замужем, – ответила Настя.

– Муж – не стена, подвинется, – не восприняв ответ девушки всерьез, произнес он фразу, которую в таких случаях произносят все. – Я вечером приеду к тебе.

– Я же тебе сказала: у меня есть муж.

– Так я и поверил. Молодая еще.

– Сам ты молодой… и неопытный. Давай-ка ближе к делу, – сказала она. – Мне надо две тонны орешника и полтонны семечек.

– Так у тебя ж денег нет.

– Все у нас есть! И деньги есть, и мужья есть! – сказала она как бы сама себе.

– Хочешь, я тебе бесплатно продам?

– Ну уж нет. Купить меня хочешь? А ты парень не промах, наверное, не первой мне предлагаешь?

– Нет, тебе первой, ты такая девчонка, нормальная. Я честно говорю. Ты знаешь, я сегодня уголь загрузил плохой, пополам с отсевом. Давай, лучше завтра привезу орешник, без единой пылинки, покажи только куда выгрузить.

Он взял ее за руку и потянул к дому. Настя покорно пошагала за ним, ощущая тепло его крепкой ладони. – «Что это со мной? – думала она. – Я должна отдернуть руку». Но не было сил сделать это. Она только спросила:

– Куда ты меня ведешь?

– Покажи точное место.

– Вот здесь, – освободив все-таки руку, показала она на лужайку возле сарая с просевшей, похожей на двугорбого вер- блюда крышей.

– Чего это у вас сарай такой горбатый, – усмехнулся Кучерявый.

– Я и сама горбатая. Не заметил?

– Сейчас проверим, – он неожиданно обнял ее.

– Что ты делаешь? – почти крикнула Настя, и надавила обеими руками на его грудь. Оттолкнувшись, она одернула юбку и опустила руки.– Совсем сдурел!

– Чего ты губы надула, скажи лучше, как тебя зовут?

– Этого тебе знать не положено.

– Я вечером приеду к тебе. Можно?

– Не вздумай, муж дома будет. Он у меня злой.

– А если его не будет?

– А если ты не приедешь?

– А если ты о соседке соскучишься и к ней в гости пойдешь?

– Мою соседку Митькой зовут, замерзнешь, пока дождешься.

– Это же, елки зеленые, катастрофа; лучше от любви умереть, чем замерзнуть, – сказал он и спросил: – Ну и как мне быть, по-твоему?

1
...
...
14