Осада

Азеф вышел к Чистым прудам. На крытом помосте играл духовой оркестр, рядом толпились няни с детьми, из-за крыш приземистых домов выглядывала Меншикова башня, построенная светлейшим князем в самом начале XVIII века и бывшая в то время самым высоким сооружением в Москве.

Азеф думал: «Умно я сделал: пустил слух о „Погребальном списке“. Аргунов надулся на Гершуни и Гоца – это хорошо, это ведет к склокам в партии. Кто автор слуха – забудется быстро, а слух будет витать и обязательно дойдет до департамента! А мне это и надо, я должен запугивать и давить Ратаева: пусть дорожит мной и увеличивает жалованье!»

Солнце стояло высоко, было тепло. Азеф снял с головы кожаную пролетарскую кепку. Подумал: «Неужели сегодня увижу Женечку Немчинову, прелестную и легкомысленную? Вот такую жену иметь бы! Я вмиг вытряс бы из ее хорошей головки революционную пыль, родила бы мне человек пять-шесть детишек, и самой стало бы стыдно вспоминать о дурацких увлечениях социализмом. А я сильно ее хочу, пожалуй, так, как никого никогда не хотел! Зачем Ратаев, дубина стоеросовая, меня не послушался и произвел у нее обыск?»

Азеф зашел в цветочную лавку, купил корзину цветов, перевязанную шелковыми лентами, свистнул извозчика и полетел по Мясницкой:

– На Остоженку! Да погоняй, оглобля немереная! Рубль подарю…

Извозчик оголтело заорал на сытую караковую лошадку:

– Не спать, красавица! Шевели копытами, уважь их благородие!

Лошадка понеслась, разбрызгивая лужи и цокая подковами по булыжной мостовой.

…Возле дома Немчиновой Азеф привычным глазом заметил трех филеров: двое прохаживались с торцов дома, третий стоял на противоположной стороне. Азеф подумал: «Вот как бедную Женечку обложили!»

Он вошел в дом.

Желанный друг

Вещественные доказательства

Дремавший на стуле возле дверей старый слуга, услыхав от Азефа его имя, поднялся, болезненно разгибая спину, закряхтел:

– Евгению Александровну? Оне теперь занимаются у себя в кабинете… Позвольте подождать, доложу о вас.

Через минуту слуга вернулся:

– Пожалуйте, сударь!

Азеф сбросил ему на руки макинтош, бодро поднялся по знакомой мраморной лестнице, застланной зеленой ковровой дорожкой.

Женечка Немчинова сидела в громадном кабинете за широким и длинным столом. На столе лежало множество книг, журналов и газет. На основательном малахитовом плато стоял бронзовый чернильный прибор. Вдоль стен высились застекленные книжные шкафы со старинными книгами в кожаных переплетах и с ключами в дверцах. Когда вошел Азеф, хозяйка печатала на ундервуде свои творения про сельских малышей, буренок, идущих стадом с пастбищ, жужжащих мохнатых шмелей и порхающих бабочек.

На Женечке было простое домашнее платье из цветастого китайского шелка с множеством оборочек, с глубоким декольте и узкой длинной юбкой, которая приятно подчеркивала узкую талию, делала девицу особенно соблазнительной. Но глаза на прелестном личике были печальны.

– Что случилось, божественная? – говорил Азеф, целуя ее руки. – Могу ли я чем помочь вам? Вот, цветочки возьмите, самые лучшие искал.

– Спасибо! – едва пошевелила губами. И вдруг Женечка припала к плечу гостя и разрыдалась.

Азеф с нежностью гладил ее пышные волосы, падавшие волнами на спину, целовал их и терпеливо ждал, когда Женечка успокоится.

Утишив рыдания, Женечка сказала:

– Позавчера в мой дом нагрянула полиция, обыскивали…

Азеф сделал вид, что ничего не знает:

– Вот как! И что-нибудь нашли?

– Нашли пачку «Революционной России», это второй номер, отпечатанный в Финляндии. В пачке тридцать экземпляров. Я ее положила в книжный шкаф, во второй ряд, заставила книгами и, вот истинный крест, забыла думать о газетах. А полицейские нашли. И еще кто-то донес – с этого все началось, – что я дала Чепику пять тысяч рублей на приобретение динамита и оружия. И динамит якобы предназначался для покушения на государя… – Женечка опять разрыдалась.

– Но вы на свободе, это уже хорошо!

– Меня продержали целую ночь в участке. Потом приехал заведующий Особым отделом Ратаев, допрашивал.

Азеф напрягся:

– И что вы показали?

Женечка капризно надула губки:

– Что я могла показать? Я никогда не скрывала своих взглядов. Сказала все, как было: «Революционную Россию» передал мне Аргунов – для распространения, а деньги я давала Чепику, который говорил, что это «для помощи детям сосланных революционеров». А что выяснилось? Оказывается, что это для покушения на самого государя. Если бы я знала, разве я пошла бы против государя, с которым я знакома, я два раза была на царских приемах в Зимнем дворце. Я все это объяснила Ратаеву, он записал в протокол и дал мне расписаться.

Полезный совет

Азеф ужасно огорчился. Из-за показания глупой девчонки теперь рушилась вся его, Азефа, стратегия отношений с Аргуновым: после таких показаний надо обязательно того арестовывать, а кто будет протежировать его, Азефа, руководству партии? Ведь все это уже обсудили в охранке, Ратаев согласился, что нельзя пока арестовывать Аргунова, и на тебе.

Азеф принял простое решение. Он строгим тоном сказал:

– Вас отпустили, и это здорово, это означает, что не все потеряно. А насчет Аргунова вы зря показали, ведь вы, Женечка, его на каторгу отправите. Неужели не жалко?

Женечка растерялась:

– На каторгу? За такой пустяк?

– Нелегальщина – это не пустяк. Изготовление или хранение подрывной литературы на первый раз – ссылка, а на второй – каторга. Аргунов уже был и в ссылке, и на каторге. А он совсем больной человек, у него легкие слабые. Неужели вы желаете его смерти?

Женечка перекрестилась:

– Ужас какой, господи прости!

– Да и вас могут посадить в тюрьму.

Женечка изумилась:

– В тюрьму? За что? За то, что я давала свои деньги, чтобы империя стала еще лучше? Чтобы демократических свобод стало больше? За это сидеть в тюрьме? – Она с мольбой и надеждой посмотрела на Азефа. – А что теперь делать?

– Надо завтра с утра пораньше ехать в охранку.

У Женечки от удивления округлились глаза.

– В охранку? К Ратаеву?

– Именно к нему, к сердечному, на Тверской бульвар, дом номер двадцать два. Вы ему скажете: я, дескать, волновалась и ошиблась, оговорила напрасно Аргунова. Кто-то передал газеты, а кто, мол, не помню. Ведь у меня так много народу бывает! И в протокол потребуйте внести исправления. Вот дело для Аргунова и обойдется. – Заглянул в красивые глаза Женечки. – Запомните, в охранке на вас будут давить: ласково уговаривать, обещать свободу и каторгой угрожать, – не поддавайтесь, стойте на своем: «Не помню, и все тут! И никакую крамолу я не распространяла!»

Женечка враз повеселела, обхватила руками голову Азефа, чмокнула его в губы:

– Я ваша должница, вы мой спаситель. Как я сама прежде не догадалась? Ну да, Ратаев мне все твердил: «Говорите только правду, тогда поверим вам и судить не будем!»

Конец ознакомительного фрагмента.