«… с самого начала гонки у Доброва появились проблемы с двигателем его «Ягуара». После пятнадцати кругов он был всего лишь четвертым, причем, далеко отставая от тройки лидеров. И это на трассе в Крылатском – его самой счастливой, родной, знакомой, как свои пять пальцев! После пит-стопа его механики, очевидно, устранили проблему. По крайней мере, перед завершающими двумя кругами Добров по кличке Доби уже был третьим – обойдя Грингоу на «Бугатти». На предпоследнем круге русич еще раз продемонстрировал свой класс – на повороте третьей категории сложности обойдя Вильямса на «Феррари». Но Питилесс, его основной соперник по общему зачету, уже проходил свой последний круг. Догнать его у Доби практически шансов не было. Понимая это, он решился на безумный шаг – попробовать обойти хладнокровного, опытного Пити на сверхсложном, внекатегорийном, повороте Лужкова, названного в честь мэра Москвы, при котором была построена эта великолепная трасса. Воспользовавшись тем, что Питилесс благоразумно снизил скорость, Добров начал его обходить, балансируя на грани опрокидывания. И тут неожиданно «Макларен» Питилесса чуть рыскнул в сторону и ударил «Ягуар» Доброва. Небольшого толчка оказалось достаточно, чтобы неустойчивая из-за огромной скорости машина Доби перевернулась, и ее с силой бросило на отбойник. Почти четыреста километров в час довершили свое дело – легендарного гонщика Доби не стало…

Сразу после заезда, Питилесс дал интервью, где он категорически отверг обвинение в умышленном столкновении. «На такой скорости, с которой мы с Доби неслись к финишу, – заявил он, – малейшая выбоина или неровность на дороге, мизерный скачок давления в гидросистеме машины мог привести к тому, что мой «Макларен» немного вильнул в сторону».

И буквально час назад стало известно, что техническая комиссия гонки полностью оправдала Питилесса. Что ж, комиссии, как говорится, виднее. От себя мы только добавим, что Питилесс вновь, вольно или невольно, оправдал свою “безжалостную” фамилию.

Также техническая комиссия сообщила, что если бы Добров, входя в этот последний для себя поворот, не отключил систему блокировки заноса, которая принудительно снижает скорость автомобиля до безопасной для данного поворота, то никакой трагедии не произошло бы. Почему он так сделал? Что заставило молодого мужчину, отца семейства (его жена, простите вдова, с трехмесячным сыном проживают в небольшом городке Славутич, недалеко от Киева) пойти на такой риск? Жажда очередной победы? Но у него и так их было предостаточно. Так что же?

Ответ элементарно прост – вторая жизнь. Известно, что трехкратный победитель гонок «Формула – 1» автоматически получает право на вторую жизнь. Добров побеждал уже дважды. Возраст у него для спорта был, что называется, критическим. Он, очевидно, посчитал, что это его последний шанс. Кроме того, победа Питилесса в этом заезде автоматически давала ему победу в общем зачете. Вот поэтому Добров и рискнул. Рискнул настоящей жизнью ради второй.

Что ж, теперь мы будем с нетерпением ждать решения Главного Компьютера, чтобы узнать, оправдан ли был риск Доби.

А пока на гоночном небосклоне засияла новая яркая звезда – двукратный победитель «Формулы-1» Джон Питилесс!

(Из экспресс-коммюнике журнала «Мотор ревю» от 5 мая 2161 года.)

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл. За двадцать девять лет до описываемых событий. 6 мая 2161 года. Среда. 10.35 по киевскому времени.

– Почему они не известили меня? Почему? – седой мужчина закрыл ладонями лицо.

– Ваня, успокойся. Это трагическая случайность. Этого никто не мог предвидеть.

– Но почему они не сообщили мне? Ведь они должны были сделать это! Я бы дал кровь…Я бы…

– Иван, ты же читал отчет об этих родах. На момент принятия решения даже «Диагност» оценивал вероятность спасения Маши в три процента. А ты прекрасно знаешь, что «Диагност» всегда завышает вероятность. Врачи поступили абсолютно правильно. В противном случае, скорее всего, не было бы ни Маши, ни ее ребенка. Твоего ребенка. А связываться с тобой – уже не было времени.

– И что же мне теперь делать, Игорь? – мужчина медленно убрал ладони с лица и взглянул на своего лучшего друга, красными, тусклыми глазами.

– Жить, Ваня. Жить и воспитывать сына. Твоего ребенка. Ребенка Маши. Ребенка, который абсолютно ни в чем не виноват.

Иван Ковзан вновь закрыл ладонями лицо и застонал.

– Иван, соберись, – помолчав, продолжил его друг Игорь Переверзев. – Впереди у тебя и твоего сына еще очень длинная жизнь. И ты должен стать защитником и мудрым наставником для сына, а когда он подрастет, и его другом.

И вновь в комнате воцарилась тишина. Кукушка на старинных часах прокуковала одиннадцать раз.

– Скоро она окончательно умрет, – едва затихла кукушка, проговорил Иван Ковзан.

– Кто? – не понял Переверзев.

– Маша.

– Ваня…

– Не волнуйся, Игорь. Я с ума не сошел. С минуты на минуту мне должны позвонить и сообщить волю Главного Компьютера.

– А может он…

– Игорь, не надо утешать меня, – резко перебил друга Иван. – Ты же всё отлично понимаешь. – Маша была обыкновенным программистом и в свои тридцать лет, естественно, не заработала необходимых баллов для второй жизни.

Тягостную тишину в комнате прервал мелодичный звонок видеофона. Мужчины одновременно посмотрели на экран. На голубом фоне белым цветом выделялся стилизованный земной шар, окаймленный лавровым венком – символ Организации Объединенных Наций. Хозяин и гость переглянулись. В глазах Ивана Антоновича промелькнул страх.

– Ваня, рано или поздно ты узнаешь решение Совета Развития, – как можно мягче заговорил его друг. – Не изводи себя, Иван, включи видеофон.

Хозяин квартиры вздохнул и произнес хриплым голосом:

– Видеофон включись.

Тотчас незнакомый мужской голос произнес:

– Иван Антонович Ковзан?

– Да, – коротко ответил Иван, сжимая подлокотники кресла.

– Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных Наций, – небольшая пауза. – Исходя из анализа Жизненной Записи гражданки Объединенной Руси Марии Николаевны Ковзан, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: «Считать Жизненную Запись гражданки Объединенной Руси Марии Николаевны Ковзан не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь. – И вновь невыносимая пауза. – Совет Развития также выражает глубокое соболезнование вам, Иван Антонович, по поводу безвременной кончины вашей супруги», – экран телевизора погас.

– Ну вот и всё, Игорь. Большой электронный Бэби окончательно похоронил еще одну человеческую жизнь.

Игорь Переверзев молчал, придавленный.

«Боже, а ведь когда-нибудь и мне придется вот так, сидя в кресле, выслушать вердикт относительно себя. А если услышу «…не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь…» О, Господи!» – Переверзев перевел взгляд на своего друга.

Тот резко отвернулся скрывая слезы,:

– Игорь. Не надо утешать. К услышанному ничего не добавишь.

На долгое время в комнате воцарилась тишина. Часы пробили полдевятого.

– Тебе когда в Нью-Йорк? – уже спокойным голосом спросил Иван Ковзан.

– Через неделю.

И вновь длинная пауза под мерное цоканье часов.

– Не обидно будет подмахивать решения Большого Бэби?

– Окончательное решение остается за людьми. Для этого я туда и еду.

– Ладно, Игорь, извини. Черте-что говорю лучшему другу.

– Я понимаю.

– Давай помянем Машу. Я хочу отключиться, а то чувствую, что сойду с ума.

– Не надо, Ваня, – мягко возразил его друг. – Помянешь после похорон. А сейчас постарайся поговорить с ней. Она еще где-то недалеко. Вам есть, что сказать друг другу. – Он встал с кресла и подошел к сидящему Ивану. – А я пойду. Тебе сейчас лучше остаться одному…

Уже возле двери он остановился и сказал:

– Знаешь, на Руси был такой царь Петр. Его потом назвали Великим. Много чего он сделал – флот создавал, земли завоевывал, города строил… и людей тысячами губил на непосильных работах. Так вот между своими важными государственными делами пригрел он и воспитал одного мальчишку-негритенка, как тогда называли арапченка. Прошло более века, и у потомка этого арапа родился мальчик. Звали мальчика Александр Сергеевич Пушкин. Ваня, пути Господни неисповедимы. Кто знает, для каких великих дел создан твой сын. Теперь твой долг – растить сына, Ваня, воспитывать его.

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл. За двадцать девять лет до описываемых событий. 6 мая 2161 года. Среда. 9.05 по киевскому времени.

В просторной комнате с огромным, во всю стену окном царил беспорядок. Слоны, зайцы, тигры, мартышки валялись на ярком пушистом ковре там, где их бросила детская рука. И среди этого нагромождения игрушечных зверей ползал человечек. Схватив мартышку или тигра, он недолго вертел их в руках, затем отбрасывал и полз к следующему зверю. Иногда он ставил кого-нибудь на лапы, внимательно разглядывал его, затем легким движением руки вновь валил на ковер, радостно смеясь. Звери не издавали ни звука, бессмысленно тараща неподвижные глаза. Шестимесячный человек еще неуверенно познавал себя и мир, играя в царя природы.

Неслышно в комнату вошла молодая, лет двадцати пяти женщина. Глубокие темные тени залегли под ее выразительными голубыми глазами. Уголки чувственных, упругих, четко очерченных губ опущены вниз. Пышные, цвета спелой пшеницы волосы завязаны в строгий, плотный узел. Она с тревогой посмотрела на настенные часы – без двух минут девять. Женщина нервно прошлась по комнате, подошла к стене. Ее взгляд остановился на большой цветной фотографии. На ней высокий сорокалетний мужчина широко улыбался, чуть прищурив глаза. Синий, с белыми полосками комбинезон плотно облегал его спортивную фигуру. Левой рукой он держал черный шлем, а правой обнимал за плечи стройную красивую женщину с грудным ребенком на руках. Женщина тоже улыбалась, а малыш безмятежно спал у мамы на руках.

Приятная мелодия разлилась по комнате – зазвонил видеофон. Большой, вделанный в стену экран засветился символом Организации Объединенных Наций. Женщина вздрогнула и мгновенно пересохшим языком произнесла:

– Видеофон включись.

– Светлана Николаевна Доброва, – мягкий женский голос заполнил комнату.

– Да, – хрипло произнесла молодая женщина, затем, прокашлявшись, вновь повторила. – Да.

– Объявляем вам решение Совета Развития Объединенных Наций.

На ковре чему-то радостно агукнул ребенок. Молодая мать невидящим взором посмотрела на него и вновь перевела взгляд на экран.

– Исходя из анализа Жизненной Записи гражданина Объединенной Руси Павла Ивановича Доброва, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: «Считать Жизненную Запись гражданина Объединенной Руси Павла Ивановича Доброва не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь, – мягкий женский голос с экрана на мгновение замолк. – Совет Развития также выражает глубокое соболезнование вам, Светлана Николаевна, по поводу безвременной кончины вашего супруга», – экран телевизора погас.

Женщина склонила голову и закрыла лицо руками. Ее плечи задрожали в беззвучных рыданиях. Слышно было только лопотание ребенка, довольного тем, что смог посадить плюшевого зайца на деревянного тигра.

Наконец женщина подняла голову и посмотрела на фотографию – муж, прижимая ее с ребенком к себе, радовался удачно складывающейся жизни.

«Значит не заслужил? Сколько лет, рискуя жизнью, щекотал нервы пресытившейся и разнеженной толпе, и не заслужил. А какой-нибудь толстосум, не знающий куда себя деть, ничего полезного в жизни не сделавший, но имеющий много денег, чтобы заплатить за вторую жизнь, он – заслужил?» – женщина подхватив ребенка на руки, поднесла его к фотографии на стене.

– Всё, Сереженька, твоего папы больше нет. Он не заслужил второй жизни, не заслужил права растить тебя. Господи, ну есть ли справедливость в этом мире?

Ребенок, оторванный от своих игрушек, обиженно заревел.

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл. За двенадцать лет до описываемых событий. 3 июня 2178 года. Среда. 9.12 по киевскому времени.

– Значит, ты всё же решил поступать в летное училище?

– Да, папа.

Отец и сын сидели в креслах друг напротив друга. Сразу бросалось в глаза их сходство. Нос, разрез глаз, изгиб губ – природа в этом случае не утруждала себя поисками разнообразия. Два человека были сделаны по одной матрице, лишь седина отца и вороненая сталь волос сына различали их.

– Ты же в школе увлекался историей, побеждал на олимпиадах. Вот и поступал бы на исторический факультет университета.

– Отец, меня больше тянет небо. А история… Историю можно и самому по книгам изучать.

– Но почему военное училище? Чем плохо быть гражданским летчиком? Перевозить людей.

– Нет, отец. Сейчас пассажирский самолет ведет компьютер. Человек при этом лишь присутствует. А боевой самолет – наоборот, компьютер только помогает летчику. Да и вообще, хочется участвовать в важных событиях.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты думаешь, Китай добровольно согласится, что Забайкалье – это наша и только наша территория? – пояснил сын.

– Ты хочешь воевать?

– Я хочу защищать Родину, отец. Я хочу много чего сделать в этой жизни. А где, как не на войне, быстро узнается, кто есть кто?

– Вот уж не думал, что ты такой у меня карьерист.

– Карьеризм и честолюбие – это не одно и то же.

– Поэтому у тебя и нет своей девушки?

Юноша задумчиво опустил голову. Легкий румянец окрасил его щеки.

– У меня была девушка. Мы расстались, – наконец ответил он.

– Можно узнать почему?

– Она посчитала меня слишком серьезным.

Отец усмехнулся:

– Я думаю, это не слишком большой недостаток. Это даже вообще не недостаток. Через десять лет эта девушка, наоборот, будет стремиться к серьезному мужчине.

– Уж столько я ее точно не собираюсь ждать.

Оба рассмеялись.

– Когда ты уезжаешь? – голос отца вновь стал серьезным, даже чуть печальным.

– Сразу после выпускного вечера. Двадцать шестого.

– Что ж, сын. Мне остается пожелать тебе только удачи.

– Спасибо, папа.

Старинные часы пробили десять раз.

– Пап?

– Что?

– Почему ты не женился во второй раз?

Отец внимательно посмотрел на сына.

– Знаешь, – медленно начал он, – я и сам толком не знаю почему. Несколько раз я готов был уже к этому. Но в последний момент что-то меня останавливало. Наверное, я подсознательно чувствовал, что лучше твоей матери у меня никого не будет. Так стоило ли размениваться?

– Я понял, отец.

– Что ты понял?

Юноша посмотрел на отца своими темно-карими глазами:

– Я понял, что в жизни не стоит размениваться на мелочи. Чтобы потом не жалеть об этом.

– Это будет очень трудно, сын.

– Потом будет труднее смириться с мыслью, что жизнь отдал суете.

– Трудно распознать, Борис, что суета, а что нет. Иногда, казалось бы, незначительные поступки приводят к самому важному, что ты сделал в жизни. А на сто процентов важные дела оказываются суетой, пустышкой.

– Мне повезет, отец, – темные глаза сына уверенно и спокойно смотрели на отца.

– Дай Бог, – Иван Антонович Ковзан почему-то мгновенно поверил сыну.– Борись, Борис!

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл. За десять лет до описываемых событий. 14 июня 2180 года. Среда. 8.15 по киевскому времени.

– Значит, сынок, в Одесскую духовную семинарию?

– Да, мама, – высокий парень светловолосый, кудрявый, и его мать, хрупкая женщина с русыми волосами, собранными в строгий узел, сидели за столом в просторной комнате с огромным окном во всю стену. – Два года я честно отдал мирской власти, отслужив в армии. Теперь я буду служить только Богу.

– Я до сих пор не знаю, Сереженька, правильно ли я поступила, – промолвила мать.

– О чем ты, мама?

– Смерть твоего отца очень сильно ударила по мне. Когда Главный Компьютер не дал ему вторую жизнь, я возненавидела всё, что связано с этой машиной, весь мир. И посчитала, что истинная справедливость возможна только у Бога.

– А сейчас ты так не считаешь?

– Считаю, – после небольшой паузы ответила мать, – но сейчас, мне кажется, люди так далеки от Бога, что я не уверена, нужен ли ты им будешь?

– Мама, главное, что я буду нужен Богу. А люди, – юноша на мгновение задумался, – а люди от Бога никуда не денутся, – вновь заговорил он уверенным тоном. – Бог создал этот Мир и если понадобится, Он быстро напомнит об этом людям. Я уверен, мама, что скоро, очень скоро наступит время, когда люди упрутся в непреодолимую для них стену. И вынуждены будут, словно неразумные овцы идущие за знающим путь пастухом, пойти за Господом. Ибо только Господь знает правильный Путь.

– Но если Господь – это пастух для людей, то кем ты при Господе видишь себя?

Юноша встал из-за стола, подошел сзади к матери и положил ей на плечи свои руки:

– Когда пастух гонит стадо, кто ему помогает? Ему помогают собаки. Не дают разбрестись стаду и подгоняют отстающих. Если надо, то и кусают их за ноги, чтобы быстрее шли.

– Сынок, уже были такие люди. Иезуиты. Они себя так и называли – псы Господни.

– Если были, значит они были нужны. У Господа ничего просто так не бывает.

– Но они сжигали людей на кострах!

– В Библии вообще говорится о Страшном Суде. Заметь, Страшном! И только сто сорок четыре тысячи избранных попадут в Рай и спасутся. Остальные – в Ад, где вечно будут гореть в геенне огненной! – сын резко убрал свои руки с плеч матери и быстро вышел из комнаты.

Мать встала, вошла в свою спальню и опустилась на колени перед висевшей в углу иконой:

– Господи Всемилостивейший! Убереги моего сына от поступков неразумных и неправедных. Помоги ему пройти в жизни по пути, ведущему к Тебе. Ты же видишь, Господи, он искренне любит Тебя и искренне хочет служить Тебе!

Женщина еще долго тихо просила Бога за своего сына. Две пары глаз были обращены на нее. Суровый взгляд Господа с иконы на стене и веселый – мужа с фотографии, стоящей на столе. Словно две жизни – прошлая, наполненная любовью и радостью, и настоящая – сосредоточенная на сыне, в постоянной тревоге за него, с бесконечными ночными разговорами с мужем и Богом. Две пары глаз смотрели на неё, даже три – она сама, улыбающаяся и счастливая, смотрела на себя, покорную, стоящую на коленях. И никто из них ничего не мог подсказать ей или утешить. А еще маленький и беспомощный Сереженька мирно спал на руках матери.

В жизни матери завершался второй круг, что ожидало ее впереди? Женщина молилась…

Объединенная Русь. Украина. Киев. Мариинский дворец. Рабочий кабинет Президента Украины. Почти за два года до описываемых событий. 7 ноября 2188 года. Пятница. 23.15. Время киевское.

За окнами президентского дворца буйствовал салют.

«Эти огненные узоры, как история, ускоренная в миллионы раз, – неожиданно подумал Президент Украины, стоя у окна. Вот вспыхнул красный шар – двести семьдесят лет назад в Питере произошел переворот, который впоследствии назовут Великой Октябрьской революцией»

Красный шар еще медленно поглощался чернотой ночи, как на смену ему пришел огромный фонтан, светящийся всеми цветами радуги.

«Великая империя сменилась россыпью независимых государств”, – продолжал размышлять человек.

Звездочки тихо растворялись в небе, а на смену им пришли разноцветные шары, одновременно вспыхнувшие на фоне звезд.

«А это уже новая конфигурация. И так до бесконечности… До бесконечности? Как же! Звезды не вечны, а тут небольшая колония биологических существ, – Владимир Владимирович Грушенко вздохнул, – отпадет в нас надобность, и Всевышний тут же прикроет эту шумную лавочку. Он, конечно, всемилостив… но всемирный потоп и судьба Содома и Гоморры о многом говорят!»

– Разрешите, Владимир Владимирович?

Грушенко обернулся. В дверях кабинета стоял вызванный им Директор Службы безопасности Украины Олег Николаевич Пустовойтенко.

– Присаживайся, – Президент Украины коротко кивнул на кресло, а сам не спеша сел за свой стол.

– Здравствуйте, господин Президент, – Пустовойтенко расположился напротив.

– Как прошел праздник по стране, Олег Николаевич?

– Ничего из ряда вон выходящего. Несколько молодежных драк, несколько квартирных краж, пока хозяева веселились, и так далее. Процент правонарушений чуть выше, чем в обычный день.

– А партии?

– Коммунисты провели митинги в некоторых городах. Зеленые устроили несколько субботников… Да вот, собственно, и всё.

– А в каких городах прошли митинги?