5.

ДЕКАМЕРОН

1914

Авт. П. Васильцев

Частичному сохранению этой рукописи мы обязаны дымоходу печки: именно туда (вероятно, в 1919 году, накануне своего ареста и почти тут же воспоследовавшего расстрела) мой покойный дядюшка, отставной прокурор, действительный статский советник, спрятал листы этой рукописи. Там же я и нашел их спустя много лет – но Боже, в каком виде! Одни вовсе истлели, другие испортились до полной неудобочитаемости, остальные мне все же удалось восстановить (некоторые лишь частично, с применением химикатов и фиолетовой лампы). В какой-то степени дымоход выступил в каком-то смысле соавтором дядюшки, ибо способствовал определенным жанровым особенностям этой рукописи – изрядной недоговоренности, появившейся в тех или иных эпизодах, что лишь усиливает детективную интригу (а перед нами именно детектив), а в других случаях придает кое-каким наиболее откровенным эпизодам (ибо перед нами детектив в какой-то мере эротический) благопристойную целомудренность.

Дядюшкин роман построен (я уверен) на основе реальных событий.

* * *

П. Васильцев (ПВ), страдавший желудочным заболеванием, в июле 1914 года отправляется на Кавказские минеральные воды и поселяется в пансионате «Парадиз». «Население» пансионата автор перечисляет (с их краткими характеристиками) в самом начале повествования, что создает определенное удобство для читателя. Это:

Белозерцев, отставной генерал-майор, жизнерадостный, весьма колоритный старик лет под 80.

Ольга Витальевна Дробышевская, ок. 40 лет, мистически настроенная вдова из С.-Петербурга, судя по всему, тяжело больна, что легко угадывается по ее изможденному лицу.

Г-н Васюков (он же Ряжский), лет 35 или чуть менее. Во внешности прослеживается некоторое сходство в его лице с Наполеоном Бонапартом Первым.

Г-н Петров, 35 лет, учитель гимназии, имеет какой-то затравленный вид.

Г-н Львовский, под 30, исключительно красив и с виду исключительно глуп.

Кокандов, 28 лет, поначалу представился помещиком Херсонской губернии. Черные глаза, твердый, уверенный взгляд.

Грыжеедов, 2-й гильдии купец, 45 лет, весьма дородный господин.

Г-жа Евгеньева Маргарита Никифоровна, 25 лет, с виду демимонденка⁷, но представляется княгиней. Ходит в платьях с совершенно неуместным в данных условиях декольте.

Ми, изящная девушка лет 19 – 22. Ее правильной формы головка выбрита наголо, отчего кажется фарфоровой (ах, каких только изысков не породит нынешнее упадническое время!..) Выражение лица часто бывает несколько отрешенное. Говорит отрывисто, иногда подпуская вульгарные словечки, но при этом в речи присутствует некий иностранный акцент, природу которого мне до поры до времени не удавалось установить.

Г-н Кляпов, 40 лет, молчун, несколько одутловат, всем своим видом показывает: «Не трогайте меня!»

Г-н Финикуиди, 50 лет, московский профессор, член масонской ложи, о чем свидетельствует миниатюрный мастерок «вольного каменщика», болтающийся у него на ремне.

Г-н Шумский, инженер

Г-н Семипалатников, ок. 40 лет, с нафабренными усиками, торчащими пиками вверх a lá кайзер Вильгельм. Молчалив, как и г-н Кляпов, но, в отличие от последнего, как-то несколько надменно молчалив. Носит загнутые концами вверх кайзеровские усики.

Ну и, помимо постояльцев:

Г-жа Ахвледиани Амалия Фридриховна, в девичестве фон Дитрих, лет 50 (выглядит намного моложе), хозяйка отеля «Парадиз», вдова грузинского князя. Ходит в черном, но едва ли в знак траура, просто ей этот цвет очень идет. И вообще – исключительно хороша какой-то особой, аристократической красотой.

Абдулла (Абдуллайка), слуга.

Дуня, лет 25, горничная.

Лизавета, повариха, не менее 6 пудов.

Нельзя также не упомянуть о г-не Сипяго, хотя он возникнет и будет пребывать в этом моем повествовании уже в виде покойника.

Прибыв в пансионат, ПВ видит, что все его обитатели изрядно напряжены. Вскоре узнаётся причина – это загадочная смерть г-на Сипяги, тело которого сейчас лежит в лéднике в ожидании труповозки.

Она, однако, не приедет, ибо через полчаса после появления ПВ случается сход горного ледника Беяз Олим (что в переводе с татарского означает «Белая Смерть»), и «Парадиз» оказывается отрезанным от внешнего мира до тех пор, пока власти не раскопают образовавшийся завал, что, как окажется, произойдет лишь через две недели.

Эти две недели окажутся роковыми для всего мира. Мир уже стоит на грани войны (эрцгерцог Фердинанд уже убит в Сараево), и подготовка к войне идет вовсю, о чем наши герои могут лишь догадываться.

К вечеру постояльцам становится скучно, и г-жа Леопольдова предлагает устраивать вечерние «пети жё»⁸: каждый вечер кто-то, кому выпадет фант, должен рассказать историю из своей жизни, причем непременно связанная с l'amour. В общем, в этой части книги все очень похоже на происходящее в «Декамероне» у Боккаччо.

С этого момента сюжет романа раздваивается. Главы выстроены по датам вынужденного заточения героев, но каждая глава состоит из двух частей: «День» (когда развивается чисто детективный сюжет) и «Вечер», когда герои рассказывают свои эротические истории. Впрочем, каждая из этих частей по ходу действия вплетается друг в дружку.

* * *

Сперва – о вечерах.

Васюков рассказывает историю о том, как он едва избежал смерти из-за любви. Дама, с которой он встретился, оказывается, разыгрывала из себя Клеопатру, предлагая расплатиться смертью за ночь любви с нею. Выясняется, что у Васюкова было множество предшественников, и все они так и погибли, лишь он один сумел избежать смерти.

Г-н Кляпов повстречался с девушкой, оказавшейся анархисткой-террористкой. Сейчас она на каторге, а он все еще хранит воспоминания о ней и выполняет ее тайные поручения.

Львовский рассказывает, как он, служа в юности помощником костюмерши в провинциальном театре, довольно неказистой на вид дамы, неожиданно вступает с ней в странную связь: после спектаклей они оба переодеваются в костюмы оперных персонажей, и дама, предстающая перед ним то в облике Джильды, то Джульетты (и т. д.) кажется ему несказанно прекрасной. Он вспоминает эти ночи странной любви, которых ему так недостает по сей день.

От г-жи Евгеньевой мы узнаём о ее несостоявшемся романе с итальянским оперным певцом. И здесь в ее весьма откровенный рассказ вторгается в качестве цензора уже упомянутая мною труба дымохода. То, что до нас дошло, выглядит примерно вот так:

о каких-то немыслимых чудесах, на которые он

на особые физиологические свойства.

И в особенности, пардон, размеры, поражающие воображение

– Гы-гы-гы! Вправду жеребец!

порой даже не слыша его голоса, только и думала: что, что у него там?

Мое любопытство превратилось в страсть!

готовая на что угодно!

покуда довольствуясь лишь их рассказами

Ах, не надо, господин Шумский!

И – финал ее рассказа:

когда мы после спектакля очутились наедине в его грим-уборной

О, он был король ласки! Нет, не король – само божество!

почти без чувств от его сладостных поглаживаний

такие нежные, всепроникающие руки

не в силах противиться ничему!

сама расстегивая на себе платье

«О, давайте же, давайте, сеньор Андалини!»

но тут он отчего-то стал противиться

я совершенно не понимала

и тут к моему изумлению

ибо

…В общем: «Ибо он оказался… евнухом!..»

Генерал Белозерцев когда-то, еще в молодости, служа офицером при осаде Геок-Тепа, повстречался со сказочной красоты девушкой «из местных», оказавшейся, как потом выяснилось, персидской шпионкой, воровавшей у него штабные документы. В результате девушку повесили, Белозерцева понизили в чине, но он до сих пор не может забыть тех сладостных ночей с нею.

А стоя у виселицы, она вдруг посулила ему такое же окончание жизни, и генерал не сомневается, что это с ним непременно случится. [Забегая вперед, скажу, что так оно, в конце концов, и выйдет (см. далее).]

Рассказ профессора Финикуиди напоминает сказку из «Тысячи и одной ночи». Его, когда-то нищего, грязного мальчугана, вдруг осчастливливает ночью любви некая знатная дама. Оказывается, ей изменил ее муж, и она решила отомстить ему своею изменой, выбрав для этого кого-нибудь самого грязного и неприглядного.

И тут после его рассказа происходит невероятное:

«– О, это вы? – вскликнула княгиня Ахвледиани!

– Так вы, княгиня, все же узнали меня?

– Не сразу, – ответила она. – То есть, вы кого-то мне все время напоминали, но вы так изменились с тех пор…

– А вы, княгиня, – ничуть! То есть, для меня – ничуть! Уверяю вас, вы все так же прекрасны!.. Я, собственно, и прибыл сюда лишь поскольку до меня случайно дошли сведения, что вы обретаетесь именно тут. Кстати, воды эти, хоть и недурны на вкус, но вовсе бесполезны для меня, поскольку желудок у меня, несмотря на мою голодную молодость, совершенно здоров.

– Но княгиня! – взмолился Львовский. – Не мучьте, поведайте, что же, однако, произошло тогда там, в Петербурге.

Впервые за время нашего знакомства она на лице ее выразилось смущение.

– Ах, – проговорила она, – нелепейшая история. Кстати, вы правы, профессор, эту мысль навеяла мне именно сказка из «Тысячи и одной ночи»: помните, там некий визирь изменил своей жене? Вот и мой Мишель, то есть князь Ахвледиани, умчался от меня с какой-то демимонденткой в Париж. Вот я, как та жена из сказки, и решила со зла: отмщу ему тем, что, что сойдусь с самым нелепым, самым гадким, самым уродливым, самым грязным… О, профессор, простите, простите меня! Я была так ветрена и в то же время так жестока по отношению к вам! Теперь я, поверьте, иная.

И Финикуиди отозвался:

– Я верю, я верю вам… И вот… посмотрите… – С этими словами он показал всем пятирублевку. – Клянусь, это – та самая?

– И вы ее хранили столько времени? – удивилась княгиня.

– Как видите. Даже в самые тяжелые минуты не промелькнуло желания ее разменять. Позвольте же вам ее вернуть, поскольку я тогда не сумел.

Сколь это ни удивительно, в этот момент именно Евгеньева проявила чувство такта.

– Пойдемте, господа, оставим их, – тихо сказала она. И добавила: – О, это было так романтично!..»

Рассказы Шумского и Грыжеедова, признаться, весьма банальны. [Полагаю, дядюшка вставил их лишь для того, чтобы вытянуть все отмеренные названием десять вечеров, мы же их без всякого ущерба для читателя опустим.]

На девятый вечер фант выпадает г-ну Петрову. Он со слезами на глазах рассказывает не столько эротическую, сколько жалостливую историю о том, как его, учителя гимназии, оклеветала из мести одна гимназистка в посягательствах на ее девичью честь. Рассказ его на столько же мало интересен, насколько (как это вскоре выяснится) и лжив.

Наконец, вечер десятый. Рассказывает Ми.