Цитаты из книг автора «Вадим Руднев»

Не может быть бреда, в реальности которого пациент сомневается.

Таким образом, искажение семиозиса происходит по двум направлениям. Первое – это перенесение его на собственное тело, второе – иконизация, вернее, индексация знаков. При обсессивно-компульсивном неврозе предметы деиконизируются – конвенциализируются или индексируются. В чем особенность мышления обсессивно-компульсивного человека? В том, что он все время видит во всем знаки: благоприятные или неблагоприятные. Мир полон примет. Полное ведро или пустое – это значит: можно идти или нельзя. Семиотика обсессивно-компульсивной личности носит деонтический характер, существует в режиме «можно», «нельзя» или «должно», в то время как истерическая семиотика существует в аксиологическом режиме «хорошо», «плохо», «безразлично». Семиотика обсессивно-компульсивного сознания имеет много вещей, но мало значений. В сущности, все сводится к двум значениям: «благоприятно» и «неблагоприятно». Оба типа неврозов связаны с избеганием осуществления желания, но обсессивно-компульсивный это делает напрямую, путем механизма защиты изоляции аффекта

На самом деле подлинной нормы и не существует. «Нормальный человек… – это просто благополучный психоз, психоз, хорошо приведенный в гармоническое соответствие с опытом»[47]. Мы обращаемся к неврозам, которые и есть эта «норма». С одной лишь важной оговоркой: есть острые неврозы, а есть «неврозы характера», т. е. хронические неврозы, растянувшиеся на всю жизнь. Они и есть «норма».

Содержание пропозициональной установки лишено значения истинности. Но психологически это не так. Никто не поверит человеку, что он Наполеон (бред величия), что он разговаривает с Богом (бред воздействия), что его преследуют инопланетяне (бред преследования) или что все вокруг обращают на него внимание (бред отношения). Между тем именно шизофреники в состоянии подлинного бреда всегда говорят правду.

Дело в том, что в мире психотика нет хороших объектов-контейнеров, в которые он бы мог поместить свою боль. Все контейнеры для него закрыты, они посылают ему его дождинки-слезинки бумерангом обратно. И ускоренные этим обратным движением они бомбардируют остатки его психики, превращая его боль и страх в «безымянный ужас», по выражению Биона. Следствием этого является временна́я беспорядочность бессознательной бредовой наррации и ее нарочитая бессмысленность.

В центре языка невротика, безусловно, лежит собственное Я, его эгоцентрическая позиция, и, как считал Эмиль Бенвенист (с которым, кажется, Лакан был знаком), язык вообще вертится вокруг Я. Я – это его главная ось и опора. Как же язык вертится вокруг Я? Это не язык, а речь вертится вокруг Я. Речь начинается с говорящего. Я – это тот, кто говорит «Я». Поэтому если нет Я, то нет и речи о речи. А кто говорит в речи психотика? В

душевнобольные, как правило, очень страдают от своего состояния (для бреда величия это, впрочем, как раз нехарактерно). Но, во-первых, страдают почти все люди, а во-вторых, возможно, безумцы страдают просто потому, что никто не может разделить их страдания. Например, если бы все люди, которых «преследуют инопланетяне», объединились, им бы стало жить гораздо легче.

Что такое дождь для психотика? Это могут быть разрозненные дождинки, они же слезы на его щеках. Психотик не отделяет себя от мира, так как потерял собственную субъективность.

Чем больше человек может принимать реальность за истину, видимость за сущность, тем он более стабилен, приспособлен и счастлив. В тот момент, когда мы начинаем искать истину, мы разрушаем реальность и наши с ней отношения.

обречен пребывать в согласованном бреду иллюзорной реальности. Но именно этот 1 % человечества всегда строил здание фундаментальной культуры, на которой паразитируют остальные 99 %.