Бросил все и прилетел на пограничную планету, попавшись на простейшую наживку: обещание выдать ему злейшего врага. Прилетел один, таким было условие, однако и Ричард, и Тайра понимали, что Помпилио умен и осторожен, и потребовали, чтобы он отправился в Фоксвилль по земле, в сопровождении местных проводников, желая убедиться, что адигена действительно никто не сопровождает. И убедились.

– Разведчики доложили, что Помпилио в точности выполняет инструкции, – сообщил Огнедел.

– Это хорошо… – Тайра с удовольствием посмотрела на запотевший бокал. – Я до сих пор не верю, что мы заманили его в ловушку одним-единственным письмом.

– Помпилио самонадеян.

– Но он не идиот.

– Нет, конечно. Однако жажда мести туманит ему голову.

– При этом Помпилио не забывает о главном правиле мести, – заметила ведьма.

– О каком? – не понял Ричард.

– Остаться в живых, – улыбнулась Тайра. – Помпилио вел расследование в Унигарте, все время оставаясь на глазах Винчера Дагомаро, вел расследование против него, но канцлер ничего не мог поделать, потому что Помпилио день и ночь защищали телохранители его брата, дара Антонио.

– Я помню нашу договоренность, – сухо ответил Огнедел. – Если на Фарху явятся лингийские крейсера, я немедленно покину планету.

– Хорошо…

Однако Мааздук позволил себе перебить женщину:

– Но я убежден, что на этот раз Помпилио не обратился к брату. Он прилагает колоссальные усилия, ему помогают все дары Герметикона, его требования безропотно выполняет Омут, но он не может меня поймать. Помпилио в ярости и отчаянии. Он догадывается, что наше письмо может оказаться ловушкой, но ухватился за шанс добраться до меня.

Ведьма кивнула и осведомилась:

– Что «Амуш»?

– По моим оценкам, ИР прибудет на Фарху послезавтра, – немедленно ответил Ричард.

– И?

– Я позаботился о том, чтобы ИР встретили.

– Надеюсь, ты подобрал надежных исполнителей?

– Я нашел лучших исполнителей, – уверил ведьму Мааздук. – Это крепкие, уверенные в себе парни, готовые взяться за любое дело.

– Они не испугаются, узнав, на кого придется напасть?

– Уже не испугались, – ответил Огнедел.

– То есть они узнали, что нужно уничтожить самый знаменитый ИР Герметикона, и все равно согласились? – В голосе ведьмы послышалось удивление. А в следующий миг она догадалась: – Ты отправил за «Амушем» Рубаку?

– Это самое лучшее, что у меня есть, – пожал плечами Ричард и вальяжно добавил: – Глупо привлекать кого-то со стороны.

– Пожалуй… – протянула Тайра. – Пожалуй, ты прав.

– Я часто бываю прав, – проворчал Огнедел и одним глотком допил вино.

Фигурой он походил на офицера, атлета, а вот в чертах лица Ричарда не было ничего благородного. Лицом он был груб и карикатурно массивен: чересчур выпуклый лоб, чрезмерно большой нос, неприятные уши и толстые губы. А глаза – маленькие, спрятавшиеся в глубоко запавших глазницах. Ричард не был красавцем, но мало того – на его отталкивающие черты наложилось полное отсутствие мимики, что привело к ужасному результату: лицо Мааздука напоминало безжизненную маску. Забыть получившийся образ было необычайно трудно, и хирургам спорки пришлось крепко постараться, чтобы хоть чуть-чуть изменить человека, за которым гонялась вся полиция Герметикона. Огнедел отпустил усы, редко снимал черные очки и носил парик. А главное – редко покидал пограничные миры.

Что же касается их отношений с Тайрой, в них сохранялась дистанция, определенная ведьмой при самой первой встрече. Они виделись нечасто и скрытно, а дела Мааздук вел от своего имени, не выдавая стоящих за ним спорки. Дистанция сохранялась, однако повседневные отношения стали чуть более свободными.

– Признаться, я до сих пор не понимаю, почему вы решили принять личное участие в моей маленькой забаве, – произнес Мааздук, поднимаясь и вновь наполняя бокалы.

– Я объясняла, – улыбнулась Тайра.

И прищурилась на солнце. Дневная жара спала, и теперь оно дарило приятное тепло, дивно сочетающееся со свежим морским ветром. Взяв бокал, ведьма поставила его на столик и потянулась, напомнив Огнеделу довольную кошку.

– Я помню наше обсуждение, – кивнул пират, равнодушно разглядывая ведьму. – Но все равно не понимаю.

– То есть себя ты понимаешь? – притворно удивилась Тайра. – Ты рискуешь всем ради мести. Разве это разумно?

– Отомстив, я обрету свободу.

– За тобой все равно будут гоняться.

– Помпилио будет гоняться за мной до самой смерти, а остальные скоро устанут, – объяснил Ричард. – Адигены не станут убивать всех, кто мне помогает, постепенно перестанут жестоко давить на Омут – ведь исчезнет тот, кто заставляет их давить, – и в конце концов мы вернемся к старым добрым временам, когда я был просто Огнеделом, а не злейшим врагом самого известного адигена Герметикона. Жизнь снова станет прекрасной.

– Что тебе не нравится в нынешнем положении?

– Соскучился по цивилизации, – честно ответил Огнедел. – Хочу в большой город, хочу автомобиль, театр, свежую газету, пройтись по улице… Даже колокольный звон хочу – потому что давно не слышал. К тому же меня приводит в бешенство тот факт, что изгнание – не мой выбор. Я вынужден прятаться и больше всего на свете хочу это изменить. – Он помолчал, сообразил, как прозвучал его неожиданный монолог, и добавил: – Но мы все равно останемся друзьями, Тайра, просто я стану чуть свободнее.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, – помолчав, произнесла ведьма. – Ты слишком силен для клетки.

– Спасибо.

Она чуть склонила голову, принимая благодарность, и продолжила:

– Как видишь, я не мешаю тебе строить планы мести… и осуществлять их. Несмотря на опасность, которую таит твое желание для нашего общего дела.

– Если все пройдет успешно…

– Если… – эхом прошелестела Тайра. – Если…

Мааздук сдержал грубое ругательство, прекрасно понимая, что допусти он хоть намек на невежливость – в лучшем случае придется долго и униженно извиняться, и кивнул:

– Риск есть.

– Главный риск в том, что тебе недостаточно просто убить врага.

– Я хочу сделать его несчастным, – согласился Огнедел. – Я порвал ему душу однажды – порву еще раз. Мне доставляет невыносимое наслаждение наблюдать за его страданиями. Я…

Он осекся, перехватив очень странный взгляд ведьмы, и усмехнулся:

– Я кажусь сумасшедшим?

– С самой первой минуты нашего знакомства, – не стала отрицать Тайра.

– Ну, в общем, я не особенно скрываю свое безумие, – рассмеялся Ричард. – Но меня угнетает, когда другие относятся к нему без понимания.

– Мы оба знаем, что я тебя понимаю едва ли не лучше всех.

– В этом вы правы, синьора.

– Я всегда права.

Он вежливо промолчал, но не позволил паузе затянуться до оскорбительного предела.

– И все-таки, почему вы хотите лично захватить Помпилио?

– Захватить, а потом убить, – уточнила ведьма.

– Не сразу, – напомнил Мааздук. – Он нужен мне здесь. А вы…

– Я сделаю так, как обещала, – медленно ответила Тайра. – Сначала я задам ему несколько важных для себя вопросов, а потом расплачусь по старым счетам. В твоем присутствии.

– Когда он успел так сильно вам нагадить? – поднял брови Ричард.

– Успел.

– Вы ничего об этом не рассказываете.

– Маленькое личное дело… – Она задумчиво повертела в руке бокал, вернула его на столик, поднялась, заставив Огнедела сделать то же самое, подошла к грубым деревянным перилам террасы, положила на них руки и, глядя на океан, улыбнулась: – Жди, Огнедел, скоро твой злейший враг будет мертв.

* * *

Окажись Помпилио на любой другой планете, он бы ни за что не остановил выбор на мотоциклете и постарался захватить для бегства лошадь. Лошадь надежна, поскольку знаешь, чего от нее ждать, лошадь пройдет там, где застрянет даже мотоциклет, для лошади всегда есть под рукой топливо, достаточно ее стреножить и отправить пастись. Другими словами, на неосвоенных или малоосвоенных планетах лошадь – это первое, о чем должен думать беглец, но Фоксвилль окружали бескрайние мегатагеновые леса, и это обстоятельство делало шумный, воняющий нефой и непредсказуемый мотоциклет предпочтительнее. Гигантские, поднимающиеся на сто метров к небу мегатагены создавали мощную переплетенную крону – зеленую крышу, поддерживаемую высоченными столбами. Света и тепла сквозь нее проходило не очень много, и земля у подножия невероятных деревьев была плотной и сухой, с чахлой травой да невысокими кустами. Земля прекрасно подходила для поездок на мотоциклете, и Помпилио сумел оторваться от преследователей. Но адиген прекрасно понимал, что первая оторопь уже прошла, нападающие покинули Фоксвилль и понукаемый галанитом констебль обязательно устроит поиски по всем правилам, в том числе – на мотоциклетах и автомобилях. Возможно, с применением цеппелей. Местность они знают намного лучше, исход погони предсказуем, поэтому нужно взять паузу и подумать, что делать дальше.

Помпилио плавно надавил на тормоз, остановил мотоциклет, прислушался, убедился, что преследователи действительно далеко, слез с седла и прошелся, с удовольствием разминаясь и вдыхая прохладный воздух. Затем извлек из седельной кобуры карабин, оказавшийся неплохим, по меркам пограничных миров, «Карбю», однако Помпилио, привыкший к лучшему оружию Герметикона, осмотрел карабин без восторга. Вытащил магазин, поморщился, увидев, что осталось всего три патрона, проверил ствол, убедился, что прежний владелец не увлекался его чисткой, поморщился еще раз, приставил карабин к стволу и занялся мотоциклетом.

В первую очередь его интересовало топливо. Поскольку Фарха была планетой не особенно цивилизованной, каждая машина в обязательном порядке снабжалась канистрой с его запасом, и на мотоциклете она, к счастью, не пустовала. В баке оставалось больше половины, тем не менее Помпилио заполнил его до отказа, после чего перешел к изучению седельной сумки, обнаружив в ней аптечку, флягу с водой, три банки консервов и запасные патроны, к сожалению, не к «Карбю», а к пистолету. А поскольку само оружие отсутствовало, патроны оказались ненужными.

Закончив осмотр, Помпилио вскрыл ножом жестянку с мясом, уселся на землю, развернул карту и задумался, изучая местность, где ему предстояло играть в «кошки-мышки».

///

Никогда раньше лес не казался констеблю настолько чужим и враждебным. Тот самый лес, в котором Дребренди вырос и который знал с детства. В который бегал играть с друзьями, в котором потом работал, помогая отцу на лесопилке, а теперь присматривал за порядком. Констебль знал лес как свои пять пальцев и любил его, иногда, когда был один, ложился на спину и долго любовался видом неба сквозь плотную зеленую крону. Умел выживать, знал, как поймать птицу без оружия и как избавиться от хищника. Умел все. Мегатагеновый лес был для Дребренди родным домом, однако сейчас он боялся его до колик. И все остальные парни нервничали. Но они просто нервничали, как всегда бывало при поиске опасного преступника, а констебль именно боялся, потому что, в отличие от помощников, точно знал, за кем они идут: за бамбадао. За тем, кто способен прострелить человеку голову, ориентируясь лишь на запах или едва уловимый шорох. За тем, кто довел Искусство достижения цели до совершенства. Кто ухитрился сбежать с виселицы и теперь, явно недовольный, поджидал их где-то в лесу.

И лес стал для Дребренди чужим.

Разведчики бросились в погоню на мотоциклетах, констебль задержался, формируя команду, и теперь ехал следом на небольшом грузовике, в кузове которого сидело шестеро надежных парней. Плюс он и водитель. Плюс трое разведчиков.

Но все равно, кажется, мало.

Да еще неизвестный цеппель… После нападения на Фоксвилль корабль ушел, однако Дребренди не сомневался в том, что он болтается поблизости и тоже высматривает беглеца. И сидящие в нем парни наверняка нападут, если он схватит Помпилио.

«А может, позволить им встретиться? Пусть парни с цеппеля захватят бамбадао, который явно этого не хочет, и подохнут? А мы останемся в стороне…»

Это был бы идеальный выход из положения, но, увы, невозможный, поскольку директор Фактории распорядился догнать и обязательно убить адигена. А противиться Спесирчику констебль не мог.

«Он во всем виноват!»

Заставил схватить брата лингийского дара, а когда не удалось его повесить – сбежал, отказавшись преследовать Помпилио.

«Конечно! Галанит не дурак, чтобы связываться с бамбадао…»

Дребренди хотел выругаться – громко и с чувством, – но водитель указал на появившегося вдали мотоциклиста:

– Это Гас!

И стал сбрасывать скорость.

Гас был разведчиком и прибыл со свежими новостями:

– Мы нашли место, где он бросил мотоциклет.

И сидящие в кузове парни заулыбались, поскольку пешком в мегатагеновом лесу делать нечего. Впрочем, заулыбались не все.

– Мотоциклет цел? – спросил Терри, владелец угнанной машины.

– Вроде да, – кивнул Гас.

– Если он его сломал – убью!

– Сколько в мотоциклете было топлива? – прищурился констебль.

– Полный бак и запасная канистра, – тут же ответил Терри. – Я собирался ехать на лесопилку Мэнни.

– То есть топлива в мотоциклете было изрядно, – прикинул Дребренди. – Он мог бы проехать еще много лиг.

– К чему ты клонишь? – не понял Гас.

– К тому, – вздохнул констебль, – что он остановился не потому, что не мог ехать дальше. А устроил засаду.

И в следующий миг, подтверждая слова Дребренди, спереди донесся полный страха крик, а затем – выстрел.

///

Хоэкунс, или Высокое Искусство Достижения Цели, связывал человека и оружие миллиардами невидимых нитей, как физических, так и духовных, однако был намного глубже, чем представлялось подавляющему большинству обитателей Герметикона. Люди считали, что бамбальеро – так называли адептов Высокого Искусства – представляют собой уникально тренированных стрелков, способных решить исход любого сражения и непобедимых в дуэли, но в действительности бамбальеро учили не убивать, а достигать цели. В том числе – посылая в эту цель пулю. Но не только.

Далеко не только.

Помпилио не требовалось убивать всех бедолаг, чтобы оторваться от погони. По сути, ему вообще не требовалось никого убивать. Адиген прекрасно понимал, что спутники констебля понятия не имеют, с кем связались, и бой – даже с учетом того, что у него осталось всего три патрона, – превратится в бойню. С другой стороны, он отдавал себе отчет в том, что его щадить никто не станет и преследователи откроют огонь при первой возможности. И придется их всех убить.

А значит, нужно придумать такой способ достижения цели, который не приведет к кровопролитию.

И Помпилио его придумал: привлек внимание разведчиков, бросив мотоциклет на видном месте, дождался, когда они отправят гонца к основной группе, и атаковал оставшихся. Эти парни, как все на Фархе, выросли в лесу, были настоящими следопытами и могли бы стать отличными разведчиками в любой армии, но чтобы превзойти Помпилио, им требовалось чуть больше: несколько лет жесточайших, до кровавого пота и нервных судорог, тренировок в Химмельсгартне под руководством учителей, которые плевать хотели на то, чей ты сын – плотника или дара, целью которых было довести тебя до совершенства. Или до сумасшествия. Помпилио свой путь прошел, потом закрепил навыки в бесчисленных путешествиях на неосвоенные планеты, отточил до абсолюта в нескольких сражениях, в которых принимал участие в качестве офицера лингийской армии, и шансов у двух провинциалов не было. Адиген подкрался сзади, отключил ударами приклада, связал, забрал оружие, быстро привел в негодность мотоциклеты, прислушался, убедившись, что основной отряд остановился, после чего издал крик ужаса и выстрелил в воздух.

И бросился навстречу преследователям, потому что счет пошел на секунды.

///

Констебль понимал, что нужно бежать и как можно скорее. Приказать развернуться и покинуть ставший чужим лес, но страх перед галанитом заставил его медлить.

– Узнали, кто кричал? – спросил он у парней.

Те покачали головами:

– Нет.

А глупый Фриц добавил:

– Перед смертью крики похожи.

И боевой дух, и так невысокий, начал сдвигаться в сторону отрицательных значений. Терри сплюнул и отвернулся. У Гаса, похоже, задрожали губы. А умный водитель предложил:

– Может, я съезжу за подмогой?

За что удостоился презрительных взглядов. При этом каждый кинувший взгляд подумал, что не прочь сам усесться за баранку.

– Нас шестеро, – сглотнув, произнес Дребренди, но Гас его перебил:

– А их было двое.

– Всего двое.

– Констебль, может, скажешь, за кем мы охотимся? – спросил Терри.

– Я…

Дребренди оглядел парней и понял, что больше не имеет права скрывать от них правду. Но и признаваться в том, что собирался повесить, а теперь преследует самого известного адигена Герметикона, Дребренди не собирался и быстренько соорудил удобоваримую ложь:

– Когда мы повели парня к виселице, он сказал, что бамбальеро…

– И вы молчали? – выдохнул водитель.

– Святой Пелле, бамбальеро… Мы все умрем… – Гас всхлипнул.

И констебль признался себе, что недооценил репутацию, которую Хоэкунс имел среди добрых жителей Фоксвилля.

– Нужно уезжать, – сказал водитель.

– Если он нас отпустит, – мрачно буркнул Терри.

– Что он нам сделает? – хрипло спросил водитель. – Садимся и уезжаем, он нас не догонит. Его учили стрелять, а не бегать.

– А как же парни? – опомнился Гас, но его никто не слушал: разведчиков считали мертвыми.

– Вот именно: стрелять, – выдохнул Терри. – Бамбальеро не промахиваются.

– Я бью белку в глаз, – буркнул констебль.

– Белки не стреляют в ответ.

И в этот миг раздался зычный голос:

– Вы меня слышите?

И все вновь изменилось.

Дребренди и его парни были охотниками, прекрасно поняли, откуда прилетел вопрос, повернулись в правильную сторону, но ни один из них – ни один! – не поднял винтовку. Не обозначил желания посостязаться с адептом Высокого Искусства в умении стрелять.

– Чего ты хочешь?! – крикнул в ответ констебль.

– Положите оружие и отойдите от грузовика на сто шагов, – велел адиген. – Я заберу машину и уеду. Никто не пострадает.

– А мы?

– Кто-то поедет на мотоциклете, кто-то пойдет пешком, но к вечеру вы все будете в Фоксвилле. Живыми.

Последнее замечание прозвучало намеком, который все прекрасно поняли. Однако Дребренди попытался поторговаться, чтобы иметь возможность сообщить га-ланиту, что боролся до конца:

– Нас больше!

– И что? – полюбопытствовал в ответ Помпилио.