Несокрушимая и легендарная

Любят лётчиков у нас,

Конники в почёте.

Обратитесь, просим вас,

К матушке-пехоте!

Пусть тот конник на коне,

Лётчик в самолёте,

И, однако, на войне

Первый ряд – пехоте.

Александр Твардовский

Хороший выдался денёк, чудесный, морозный, солнечный – как под заказ для патетично-праздничной обстановки. На плацу, готовые присягнуть Родине молодые солдаты застыли по стойке «Смирно». Оружие в положении «На грудь».

Поочерёдно, чеканя шаг, каждый выходил из строя. Зачитывал текст Военной присяги. Расписывался напротив своей фамилии и вновь становился на своё место. Всё чётко, ровно, красиво. Усиленные занятия строевой подготовкой не прошли даром. Завершило церемонию прохождение торжественным маршем. На трибуне стояли представители командования дивизии, полка и с ними какие-то высокопоставленные гражданские чины – они принимали парад.

– Духи³⁴, вешайтесь! – наперебой доносилось с крыльца казармы. Это кричали «старослужащие», поджидавшие молодое пополнение в расположении³⁵. И «духи» действительно вешались – в прямом и переносном смысле.

Ломы, лопаты и кирки, скребки для уборки снега, швабры и полотёры не покидали рук молодых солдат – все хозяйственные работы, выполняемые ротой, лежали теперь на них. А рота в основном всегда была занята именно хозработами. Да и, по большому счёту, какая разница, что рыть: траншею под канализацию или окоп для стрельбы из положения «Стоя» – работа для солдат находилась всегда: они постоянно что-то копали или загружали-разгружали, в общем – не простаивали. Командир полка по этому поводу неизменно повторял на разводе³⁶: «Солдат без дела – это ходячее ЧП³⁷. Солдаты всегда должны быть заняты делом, иначе у них дурные мысли появляются!»

Боевая подготовка тоже никому не давала скучать – «молодым» в особенности. Частые подъёмы по тревоге и бесконечные марш-броски – это обычные армейские будни одной из девяти таких же мотострелковых рот дважды Краснознамённого, ордена Кутузова третьей степени, гвардейского мотострелкового полка.

Мишке, да и остальным из его призыва, требовалось время, чтоб пообвыкнуть. Главное тут не сила, а выносливость, закалка, упорство, характер и привычка.

Автобронетанковая техника простаивала из-за нехватки горючего и запчастей. Зато патроны были в избытке. Стрельбы проводились не меньше двух раз в неделю и не только днём, но и ночью. По дороге на полигон рота преодолевала значительные расстояния пешком – к этому-то как раз Мишке было не привыкать.

Набегавшись по сопкам, выжатые как лимон солдаты первым делом приступали к чистке своего (закреплённого за ними) оружия. Только «блестящий как у кота яйца» «калашников³⁸» мог быть сдан в оружейку³⁹. Старшина роты «страшный» прапорщик Никифоров принимал автоматы лично, тщательно осматривая каждый экземпляр. Он лютовал. За плохо вычищенный автомат, принесённый ему для проверки, можно было запросто схлопотать наряд вне очереди⁴⁰.

«Духи», кроме своих, чистили автоматы за «черпаков», «слоны» – за «дедов»⁴¹. Такое «распределение труда» являлось одним из самых безобидных проявлений «дедовщины». А теперь представьте, – если «молодой» плохо почистил автомат, а «дед» получил наряд, сдавая его Никифорову.

Всё худшее начиналось после отбоя. Как только офицеры покидали расположение роты, «молодёжь» становились объектом «моральной разгрузки» старших товарищей. Дневальный выкрикивал фамилии «провинившихся за день», вызывая их по одному в каптёрку⁴². Там «дедушки» выписывали каждому «по заслугам». От почти безобидного подзатыльника, пинка под зад или удара пряжкой по мягкому месту до особо унизительных, гнусных издевательств – «колобашек»⁴³, «китайских стульчиков»⁴⁴, «пробивания фанер»⁴⁵. Могли и «накормить голодана»⁴⁶ – всё по мере тяжести и разновидности «проступка». За серьёзную провинность или в связи со своим «плохим настроением» «деды» выходили из каптёрки, устраивая экзекуцию всем «слонам» и «духам» роты или одного конкретного взвода. В качестве так называемой «профилактики» прилетали сапоги, табуретки или что под руку «дедушке» попало. Начиналась «сушка крокодилов»⁴⁷. Всё зависело от настроя и желания «дедов».

За провинность считалась и грязная подшива⁴⁸ на утреннем осмотре⁴⁹, и не резко выполненная команда. О серьёзных «косяках»⁵⁰, от которых пострадала вся рота, упоминать не стоит. В разряд «провинившихся» мог попасть любой.

Побывав в каптёрке не раз, Мишка вспоминал напутственный совет отца – «не лезь на рожон». Он для себя решил: «Раз сломать сложившуюся систему невозможно – нужно просто выдержать. Выжить. Потом будет легче».

Тем временем маменькины сынки, вытирая сопли и слёзы, оставляли часть, и как справедливо подметил Демидов, «вне всякой зависимости от наличия у них мышечной массы». Конечно, физически крепкие были более подготовленными, а потому и более стойкими духом, но «ломались» не только хлюпики.

Юрий Куприянов с Мишкиного призыва был боксёром-разрядником⁵¹, он с самого начала держался обособленно, считая всех ниже себя. Наверное, поэтому Юра стал излюбленным объектом придирок и издевательств со стороны «дедов». Сержанты же особо рьяно следили за тем, чтобы он строго соблюдал уставные нормы: подход-отход к начальнику⁵², выполнение распорядка дня, в котором всё расписано по минутам⁵³. Днём Устав, ночью «дедовщина». Поддержку солдат своего призыва Куприянов всячески отвергал. В результате, не выдержав морально-психологического воздействия, он совершил суицид. Повесился, привязав брюшной ремень к водопроводной трубе.

После каждого беглеца, а тем более после суицида резко увеличивалось количество занятий по строевой и физической подготовке, принимались зачёты по знанию общевоинских уставов. Ротный и взводные⁵⁴ из расположения не вылезали. Построения с целью проверки наличия личного состава сопровождались длительными монологами офицеров, призывающих солдат к соблюдению порядка и воинской дисциплины. В строю рота простаивала часами. Заместитель командира по воспитательной работе (которого в разговоре по-прежнему называли замполитом⁵⁵) проводил душещипательные беседы. Что эти беседы могли дать? Если кто-то вдруг, купившись на его вкрадчивую откровенность, имел неосторожность взболтнуть чего лишнего – он тут же попадал в разряд «стукачей». «Стукачи» в армии долго не живут.

Офицеры-воспитатели-перевоспитатели – «инженеры человеческих душ» – могли ли они изменить убеждения и восприятие человеком жизни как таковой за время его службы в армии? Повлиять на мировоззрение солдата, который не о службе думал, а как бы быстрее вернуться домой? Солдата, в сознании которого прочно засела «дедовщина» с её полуворовскими понятиями?

Валера Смирнов первым из «духов» получил от родителей посылку. Он шёл, мечтая по-братски поделится ею со всеми из своего взвода. Не тут-то было – «деды» подозвали его в курилку⁵⁶. Бесцеремонно, подобно стае шакалов, они раздербанили коробку, распределив меж собой содержимое.

– Свободен! – Валерке вручили найденное в посылке письмо. И то хорошо, могли бы и письмо порвать.

Со всеми остальными почтовыми отправлениями – будь то денежный перевод, посылка или мало-мальская бандероль, приходящими в адрес кого-то из «духов», «деды» традиционно поступали так же.

Что помогало Михаилу Демидову выдержать все тяготы и лишения, так это врождённое чувство юмора и самоиронии.

РТУ⁵⁷. Очередной марш-бросок. Полная экипировка⁵⁸. Сопка за сопкой. Болота. Учебные тактические задачи. Позади километров двадцать. Последний рубеж. Силы на исходе. За кого-то уже несут автомат и вещмешок, лишь бы сам отстающий более-менее топал. Все взмокшие от пота, вдобавок заморосило. Сначала свежо, потом колюче. Мокро, липко. Мечты: «Умыться, поужинать и, по идее, отбой».