Глава 6

Солнце утвердилось в зените и пылало изо всех сил. Камни черепахами втянули под себя свои тени. По обсаженной молодыми березками аллейке шел горбун в черном костюме, с небольшим кейсом в руке – Оскар начал свою первую прогулку по военному городку, судьбу которого ему предстояло решить.

– Раз – два. Раз – два. Кругом марш!

На плацу отделение занималось строевой подготовкой.

Из кузова грузового автоэра солдаты сгружали саженцы. Пакеты, защищавшие корни, тут же снимались, пограничники разносили саженцы, укладывали их рядом с заранее выкопанными вдоль плаца ямами. Засверкали лопаты – и вот уже молоденькие, слегка испуганные деревца дрожат листьями под легким ветерком. Сами солдаты-первогодки – коротко стриженые, с тонкими шеями – походили на высаженные ими деревья.

Чуть не зацепив Оскара плакатом, к плацу подошли два бойца, которые тут же принялись устанавливать принесенную художественную агитацию – изображение образцового солдата в натуральную величину. Особенно удалось художнику не ведающее сомнений лицо образцового воина.

Дрожит раскаленный воздух над трубой столовой, рядом со столовой группа солдат чистит картошку. Но вдруг внезапная перемена наступила в строе дня, словно военному городку надоело притворяться и изображать некий армейский стандарт.

Мелькнул перед инспектором бородач с физиономией пирата и фиолетовым крестом на груди; из-за пояса пирата торчал громадный трехствольный пистолет. За первым же сараем, за который заглянул Оскар, обнаружился металлический щит с надписью «Погранзастава №13 имени Антонио Сальери», причем чьи-то неизвестные, но явно гигантские зубы искорежили щит до такой степени, что он годился разве что в металлолом. Чуть поодаль, в густой тени старого дуба сидел буддийский монах в шафрановой тоге и, закрыв глаза, бубнил мантры. На шее монаха висела массивная бронзовая чернильница.

Лабиринту хозпостроек, в который забрел инспектор, казалось, не будет конца. Пришлось Оскару потратить приличный кусок времени на то, чтобы выбраться из складских дебрей.

Вышел он к учебному корпусу. Вот где бурлила жизнь.

Дятлом стучал молоток – у дальнего крыла ремонтировали красный пожарный щит. Торопились на занятия солдаты с конспектами в руках. Возле торца здания, у самых ворот шла муравьиная возня вокруг громадного ящика – сделанного из затемненного стекла аквариума на колесах. В глубине стекла двигалась какая-то тень.

Вдруг от мощного удара железная крышка аквариума приподнялась, мелькнул мощный хвост, стоящих поблизости солдат окатило водой. Тут уж сержанты заматерились всерьез, и в минуту общими героическими усилиями аквариум вкатили в ворота.

– Разрешите представиться, лейтенант Михаил Шувалов.

– Старшина Семен Острый.

Перед засмотревшимся инспектором неизвестно откуда возникли два пограничника. Увалень лейтенант и верзила старшина. В фигуре лейтенанта преобладали плавные кривые линии, зато старшину – в полную противоположность – то ли топором срубили, то ли он сбежал с плаката с изображением образцового пограничника. Из-за дефекта кожи лицо Семена Острого, казалось, покрывал слой гранитной крошки, что для непривычного глаза создавало общее впечатление человекоящера в форме.

– Мои спасители, – догадался Оскар.

– Так точно. Нам не впервой, – рявкнул старшина, – пустыня входит в зону ответственности нашей тринадцатой заставы. Мы могли бы показать вам базу, рассказать о ней, ответить на вопросы.

– Хорошо, начнем, – не стал спорить инспектор, и вся тройка двинулась вперед.

Рассказывал лейтенант. Он шел впереди, чуть косолапя, и сыпал фактами, подробностями из жизни погранотряда, как записной экскурсовод. Шувалов в данный момент карьеры готовился в Академию пограничных войск и был напичкан фактами, как автоматный рожок патронами.

Лекцию оборвал крупный волкодав, с лаем набросившийся на Оскара.

– Фу, Ероша, фу! – заорал на псину Острый, но волкодав не унимался.

Невесть откуда подскочил и виденный уже инспектором бородач со зверским лицом и фиолетовым крестом не груди. Он выхватил из-за пояса трехствольный пистолет и начал целить Оскару в лоб, торжествуя:

– Попался, дем! Счас я тебя сфотографирую.

Тем временем Ероша застеснялся своего зверства, заскулил, поднялся на задние лапы и попытался лизнуть Оскара в лицо. Волкодава оттащили, а Шувалов объяснил:

– За дема вас принял. Это потому, что землян редко видит. Теперь извиняется. А ты, Афанасий, остынь, ошибка вышла.

– Какая ошибка? У Ероши нюх, зря шерсть дыбить не станет, давай пальну на всякий случай.

– Нет.

– Как знаешь, Мишка, – бородач с неохотой убрал пистолет и буркнул: – Все равно ведь расстреляете.

– Не мешай, Афанасий.

Пока лейтенант препирался с бородачом, Острый трепал пса по загривку, а когда отпустил, сказал вслед потеплевшим голосом:

– Ероша нечистую силу за парсек чует. Красавец!

Экскурсия продолжилась, но блистать своими знаниями лейтенанту довелось не больше пяти минут. На этот раз их тормознул буддийский монах, тот самый, с бронзовой чернильницей на груди. Он опустился на колени перед старшиной и с поклоном протянул к нему ладони, на которых лежало заточенное лебединое перо.

На рык Острого, как из-под земли, появился дежурный с красной нарукавной повязкой.

– Почему посторонние в части? Что у тебя здесь за бардак, сержант!

Монаха увели, а гранитная физиономия Семена Острого запунцовела – засмущался старшина. Объяснять ситуацию пришлось Шувалову.

Оказалось, что монахи одного из дальних буддистских монастырей многие годы искали череп, который бы подошел для изготовления новой священной ритуальной чаши, габала. И недавно нашли этот череп. На плечах у старшины. Теперь монахи пытаются уговорить Острого завещать череп в пользу храма, а Острый от таких предложений почему-то всегда нервничает. Не готов он принять такую честь, да и авторитет старшины у солдат подрывают монахи своими притязаниями на голову их командира.

Пока Шувалов рассказывал, старшина решил то ли рвение проявить, то ли – а это быстрей всего – отвлечь внимание от досадной для него темы.

– В чем дело? Почему не стреляешь? Кто ведет огонь с такой кислой физиономией! – набросился он на упражнявшегося в стрельбе солдата – тройка экскурсантов как раз шла мимо тира.

С потупленной головой стоял солдат перед старшиной, а тот не унимался:

– В глаза мне смотри! Демову мать, да ты боишься ее! Цели испугался? А еще гала! Да что ты бормочешь, как попик перед апостолом. Смотри.

Острый отобрал у бойца трехствольный автомат, вскинул к плечу. В нише стояла цель – кукольной красоты молоденькая девушка в коротком светлом платьице, белой косынке – и тянула к старшине руки, моля о пощаде.

Бабахнуло раз, другой, и из дымящейся ниши вылетел платочек, тут же подхваченный ветром и улетевший в степь белой змейкой.

– Понял, как надо? И-испа-лнять! Что? На сестру похожа? Врешь! Сестра тут ни при чем. Ты красоты ее испугался. Трусость свою за жалость прячешь.

Острый ткнул кнопку на пульте. Появилась цель – шикарных форм блондинка в серебристых шортах и курточке. Стриптизерша завертелась вокруг шеста, не забывая воздушными поцелуями смущать солдата. Тот медлил, огонь не открывал. Багровея гранитным лицом, старшина заорал страшным голосом, и солдат начал неуверенно стрелять.

Шувалов разъяснил Оскару суть воспитательного момента в фирменном стиле тринадцатой заставы:

– Настоящий старшина – это папа Карло наоборот. Тот из чурки сделал человечка, а старшина человечков обтесывает в чурки.

– Ты это о чем? – спросил вернувшийся Острый.

– Да так, Сеня, сказочку одну вспомнил.

Инспектор со своим эскортом успел отойти от тира шагов на десять, когда старшина оглянулся, решил проверить ход упражнения. Автомат зачастил одиночными.

– Другое дело – может! – обрадовался Острый.

– Разве запрет на убийство не касается пограничников? – вопрос Оскар адресовал лейтенанту.

– Касается, и в самой полной мере. Пограничник никогда не выстрелит в человека. На Эфе запрет на убийство – абсолютный запрет.

– Тогда…

– Настоящий пограничник ничего не должен бояться, в том числе – и красоты. Вот и тренируемся помаленьку.

За спинами тройки звучали мерные уверенные выстрелы. Солдат сосредоточенно расстреливал очередную блондинку.

– Кстати, вон там идет чемпионат отряда по дуэлям, и его надо обязательно посмотреть – любопытное зрелище! – Шувалов показал в сторону дальнего стадиончика, с трибуны которого, занятой солдатами, как раз донесся взрыв хохота. Похоже, там действительно было интересно.

По дороге к дуэлянтам лейтенант расхваливал огневой городок. Везде стояли боевые роботы, рамы качания, тренажеры – в отлично оборудованном огневом городке имелось все для совершенствования личного состава в огневой подготовке. Добравшись до стадиончика, наша троица пристроилась на трибуну, стоящую вдоль боковой защитной зоны.

В этот момент на линию огня вышла очередная пара дуэлянтов – щуплый солдатик и здоровяк ефрейтор. Бойцы разминали кисти рук, готовились к стрельбе. Разделяло их метров тридцать, и ровно посредине этой дистанции прямо по земле была проведена широкая черная черта. Сами дуэлянты стояли рядом со странными сооружениями, в виде столба с большим железным ящиком на верхушке.

Это Оскар видел. А еще он слушал комментарии лейтенанта, раскрывающие историю и нюансы здешних дуэлей. Стреляться бойцы будут на самых настоящих, боевых, а не спортивных пистолетах. Саму дуэльную забаву завезли на Эфу еще в конце двадцать первого века американские рейнджеры, занесенные сюда первой волной переселения. Рейнджерам на Эфе не понравилось, и они вскоре отбыли восвояси, а забава осталась, правда, уже здорово переиначенная русской смекалкой. В первоначальном, ковбойском варианте дуэль обеспечивалась только электронным приспособлением, да и стрельба велась на деньги, а русские умельцы добавили механическую часть, придавшую поединку совсем другой характер – электромеханический. Железные ящики на столбах и являлись тем самым механическим устройством, прозванном «виселицей».

Щуплый солдатик и здоровяк ефрейтор закончили подготовку, замерли под «виселицами», постукивая пальцами по кобуре, и тут же черная черта пошла вверх, оказавшись большим черным щитом, который спрятал стрелков друг от друга.

– Что это? – спросил Оскар.

– Черный экран, – ответил Шувалов и объяснил, что черный щит на самом деле является пуленепробиваемым экраном. Как только черный экран станет прозрачным, начнется стрельба, десятки скоростных видеокамер зафиксируют траектории попавших в стекло пуль, процессоры информацию обработают, сопоставят ее с местоположением дуэлянтов в каждую микросекунду времени и выдадут результат. Так и станет известно, кто из стрелков в итоге «живой», а кто «застрелен».

– Результат появится на табло?

– Не совсем. Сейчас увидите. Смотрите, это электроника.

Черный экран исчез, будто растворился в воздухе, а все остальное произошло в секунду. Дуэлянты увидели друг друга, мгновенно выхватили пистолеты, расстреляли по обойме и так же, в миг, вернули оружие на место.

Потянулась невыносимо долгая пауза. Ждали стрелки, ждали пограничники на трибуне, когда же эти тугодумные процессоры обсчитают результативность выстрелов и доложат, кто из дуэлянтов «застрелен».

– А это механика, – чуть упредил «механику» лейтенант, после чего над головой здоровяка в железном ящике распахнулись дверцы, как в часах с кукушкой, но вместо птички показалось цинковое ведро, опрокинувшее на голову «застреленного» ефрейтора, к вящему удовольствию солдат на трибуне, десять литров воды.

– Простой тренажер, а результаты, между прочим, дает удивительные, – комментарий Шувалова потонул в солдатском смехе.

Экскурсия закончилась в той же точке, с которой и стартовала, – возле учебного корпуса. Все трое уселись на скамью рядом с памятником. Сработанный из черного металла старший офицер стоял на невысоком гранитном постаменте, на котором золотом горели слова: «П. П. Баргузинов. Дважды Герой Вселенной». Перед памятником на круглой клумбе алели цветы, а у его подножия лежало несколько гвоздик.

– Наш легендарный начальник отряда, – пояснил лейтенант, – между прочим, в его время дважды героев было всего восемнадцать человек на все рода войск. Тогда звезды Героев направо и налево не раздавали!

Лейтенант с увлечением принялся рассказывать о том, что в конце двадцать первого века именно баргузиновцы первыми прибыли на здешние рубежи, оседлали границу, обустроили заставы. А граница на Эфе особенная, редкая, таких в целой галактике – раз-два и обчелся. Не обделил Шувалов вниманием и памятник, прозванный в городке Железным Полковником. Памятник породил за сто лет своего существования не одну легенду; по крайней мере, стряпухи по ночам побаивались выходить на территорию в одиночку – боялись прогуливающегося Железного Полковника, – чем с удовольствием пользовались сержанты и солдаты из тех, кто побойчей. Была в ходу среди пограничников и легенда о последнем сражении, в решающий момент которого якобы и явится на подмогу несокрушимый железный воин.

Оскар терпеливо дослушал лейтенанта, поднялся и жестом остановил двинувшихся следом пограничников.

– За информацию спасибо, но в дальнейшем я бы хотел проводить инспекцию самостоятельно, без помощников. Не возражаете, Михаил? Замечательно. Тогда начну с учебного процесса.

Острый с Шуваловым переглянулись.

– Видите ли, – лейтенант явно подбирал слова подипломатичней, – теоретические занятия у нас, как у всех, но вот практические занятия я бы не советовал посещать.

– Что такое?

– К нашей практике особая привычка нужна.

– Мне приходилось бывать на многих планетах, лейтенант. Вы думаете, Эфа сможет меня чем-то удивить?

На миг глаза инспектора затянуло ледяной коркой, впрочем, тут же растаявшей, и Оскар зашагал к корпусу.

– А настроение-то у инспектора испортилось, и мне кажется, после тира, – задумчиво пробормотал Шувалов и повернулся к другу: – Угробил ты настроение инспектору, Сеня.

– Я не девка и не поп, чтобы настроению способствовать, и задание это мне не по душе. Лучше бы я в одиночку за бандой кочей гонялся.

– Приказ, Сеня.

– А я не желаю перед мальчишкой, пусть он и с Земли, расшаркиваться.