– Доброе утро, дружок. Я кроссовка фирмы «Супертим». Сегодня ты прошел ноль километров. Не ленись, дружок, работу любит удача. Заплати работой – удачу получишь на сдачу.

Правая кроссовка на тычок палки не ответила. То ли батарейки сели, то ли конструкторы наделили зачатками искусственного интеллекта и набором слоганов лишь ее левую подружку.

– Доброе утро, дружок! Я кроссовка фирмы «Супертим»… – завела тем временем левая кроссовка свою песню по новой, и еще долго уходящий прочь отряд слышал за спиной писклявый голос говорящей обуви, вещающей с ноги скелета.

После храма отряд замолчал надолго. Лишь командир, когда его малиновые ботинки на миг поравнялись с разведчиком, поделился мыслями, навеянными храмом с проваленным куполом:

– Наверное, в Древней Эфе границы метапортала находились далеко отсюда. Иначе непонятно, как древние эфанцы здесь выживали.

– Может, у них были хорошие пограничники? – резонно предположил лейтенант.

– Ага, из луков демов расстреливали.

На том разговор и оборвался.

Как раз ко времени обеда отряд втянулся в широкую долину. На зеленых холмах цвели сливовые деревья, по розовым веткам прыгали попугаи и кричали во все горло. В сливовом раю и решили устроить может быть последний из мирных привалов. Дело в том, что на горизонте, в самом конце долине уже розовело марево Великой Темноты. Там хаживали, хозяйничали алые туманы Махатрамы.

После обеда Арнольд Григорьевич объявил общее собрание отряда, предоставив слово Федору для чрезвычайной важности сообщения. Доложил тот банде, как он по-прежнему называл про себя черных искателей, следующую информацию. Впереди – Рама. Поэтому надо срочно переходить на военное положение. Дальше людей нет и быть не может, а вот демы могут появиться в любую секунду. Следовательно: всегда надо быть наготове. Не расслабляться ни на миг. Во все, что притворяется человеком, стрелять без предупреждения. Тогда, может быть, кто-то и останется жив.

Народ под таким напором озадачился. Кто-то спросил:

– А если сюда забрели такие же искатели? Как их отличить от демов?

– Очень просто. Настоящий человек в пограничье узнается по автомату или пистолету. Вооружен автоматическим оружием? Значит, перед тобой человек. Не вооружен, или он с винтовкой, как у кочей, тогда стреляй в него без промедления.

После разведчика слово взял Инженер. Поговорить он любил и разглагольствовал поэтому долго. О том, что путь их теперь лежит на север, в самые опасные области Гиркангара. Именно там их ждет башня с заветной сомой, и там же всем им суждено стать дэвами, планетными богами. Но дэвами они станут не забавы ради, а для великой цели – независимости Эфы. Их победа будет победой всех эфанских патриотов, мечтающих о свободе для своей планеты, об открытых границах со всеми галактиками.

Народ не в первый раз слышал весь этот патриотизм и откровенно скучал, а Сураб так и зевал. Наконец Инженер объявил час отдыха, давая отряду время переждать жару.

Кто-то дремал, кто-то просто отдыхал, сбросив ботинки и задрав гудящие от ходьбы ноги на сливовый ствол, а по зеленому лугу вдоль речушки бродил один Сураб, подставляя под припекающее солнце бритую, всю в шрамах голову. Он ловил стрекоз, ловко смахивал их в кулак с верхушек камыша и совал в маленькую сетку. С уловом подошел к Чампу, показал его, так мальчик хвастает маме, но Чамп роль мамы играть не захотел. Красавчика разморило; надвинув шляпу на глаза, он сидел под деревом, на стрекоз даже не посмотрел, а дружка послал подальше.

Тогда с радостной улыбкой идиота Сураб прибился к Федору, зная, что от того грубого слова точно не услышишь. Бандит сел прямо перед пограничником и принялся методично отрывать стрекозе крылышки и лапки. Блаженно улыбаясь, он залюбовался голым тельцем с выпученными глазками.

– Я так часами могу. Люблю, – поделился Сураб своей радостью.

– Молодец.

Сураб радостно затряс головой:

– С детства такой. Наберу ведро ящериц, возьму ножницы, обрежу им лапы, и в школу. Девчонки выскочат после уроков, а я им р-раз и вывалю ведро под ноги. Визжат. Прыгают, как козы. А ящерицы молотят хвостами, уползти пытаются. Дурочки.

– Шалун.

– Я с детства мертвый. Боли не чувствую. Недавно мать умерла. Болела долго. Умирала тяжело. Мучалась. А мне все равно. Ничего не чувствую. Веришь?

Для убедительности Сураб поднял булыжник и принялся им колотить себя по голове. Затем предъявил окровавленный камень и жутковато ухмыльнулся сквозь свои многочисленные шрамы.

– Ты хороший, Федя. Чамп тебя убьет.

Булыжник полетел в сторону, Сураб ушел.

– Придурок, – прошептал ему вслед Малец.

– Отмеченный, – ответил Федор, – такие у нас на учете состоят. Сураб еще со школы был дружком старшего брата Чампа. Баловались они в детстве, в мелкий кисель ныряли, и в итоге брат Чампа демом стал, а Сураб отмеченным. Заметил, как у него раны быстро затянулись? Ученые в таких случаях говорят о повышенной способности тканей к регенерации, а старухи: «дем душу украл».

– Чамп не любит о брате говорить.

– Так зверь был, а не дем. Лютый. Вот его наши пограничники и нашли. Кстати, сдал его кто-то из своих, как это почти всегда бывает. Всех этих демов со сверхспособностями обычно свои и предают.

– Чамп говорил, что за брата пограничникам отомстит, казнить вас будет, когда дэвом станет.

– Посмотрим.

Когда отряд возобновил движение, Артур еще долго обдумывал слова пограничника. Не понимал он Тимурыча. Зачем тот отправился в поход? На что надеется? Что он Чампа не знает? Все равно стрелок прикончит его. Да еще этот дурацкий устав пограничников. Видите ли не убивают они людей. Запрещено уставом. А если это зверюга, бандит? Ерунда какая-то! Пограничник и бандит: все равно вместе вам не ужиться. Никуда не денетесь, схлестнетесь. Стрельба будет, причем ясно, кто станет покойником. Эх, Тимурыч! Ни черта ты не понимаешь, дедушка, разве с бандитами можно нянчиться?

Как бы он поступил, очутись на месте Тимурыча, парень представлял очень даже хорошо. Если бы он умел обращаться с оружием так, как умеют пограничники, то разговор был бы коротким. При случае, неожиданно перестрелял бы бандитов да и всех остальных к чертовой матери, забрал карту, сому – и привет! Но куда этому дедушке… тряпка.

К Раме отряд вышел вечером, в том месте, где долина поворачивала на север. Шагали левым берегом реки навстречу течению, а на берегу правом, в отдалении, у самых гор клубились розовые туманы метапортала.

На ночлег остановились до заката. До сумерек предстояло и сушняка набрать, и рыбы наловить, чтобы в темноте из лагеря уже никто не отлучался. Лагерь устроили на возвышении, подальше от прибрежных зарослей, а на реку за рыбой отправили двоих – Бухгалтера и Плотника, резонно решив, что по одному здесь лучше не ходить. Рама все-таки совсем рядом.

По дороге рыбаки срубили бамбук, чтобы соорудить себе остроги, и стали пробиваться через широкую полосу зарослей, за которыми шумела речка. Впереди шагал Бухгалтер, и ему оставалось сделать буквально пару шагов, чтобы выбраться на песчаный берег, когда более внимательный Плотник вдруг резко вдернул напарника обратно в чащу, прижал палец к губам и достал пистолет.

Они осторожно выглянули из-за кустов. По отмели с бамбуковой острогой бродила молодая женщина. Девка. Дикарка. Юбка из пальмовых листьев почти не прикрывала ее загорелые, мускулистые ноги. Выше талии одежды вообще не имелось, если за таковую не считать ожерелье из крупных, рубинового цвета камней. Еле заметным движением дикарка ткнула палкой, вода забурлила, а через миг в ее руках билась здоровенная серебристая рыбина. С добычей дикарка побрела к берегу.

– Уйдем, а? – зашептал Бухгалтер. – Вспомни, что гала говорил.

– К демам гала! – Плотник спрятал пистолет. Все нехитрые мужские мысли Плотника читались на его лице.

Девка шагала прямо на кусты, в которых затаились горожане. Не дойдя шагов двадцать, она швырнула рыбину, задрала юбку и присела на корточки. Управилась она за одну минуту, но и ее хватило Плотнику, чтобы возбудиться окончательно. Еще немного, и слюна потекла бы по его подбородку.

Оставив после себя темное пятно влажного песка, дикарка пошла к зарослям. Когда перед ней появились двое мужчин, не испугалась и что-то им прощебетала на совершенно птичьем языке.

– Золото. Хочешь золота?

Плотник снял с шеи золотую цепочку и протянул ее дикарке. Та заулыбалась, взяла цепочку, залюбовалась струящимся сквозь пальцы сверкающим металлом, а даритель уже осторожно обнял ее за талию и попытался притянуть к себе. Она извивалась гибким телом, долго уворачивалась от губ и вдруг, перестав сопротивляться и не выпуская цепочку, дикарка опрокинулась на спину, увлекая за собой разгоряченного сопротивлением мужика, тут же приступившего к делу.

– Морвольф – это легенда, – возразил пограничнику Трубач.

– После встречи с Морвольфом, редко кто в живых оставался, вот он и превратился в легенду.

По расписанию именно Федору с Трубачом выпало сегодня разводить огонь и готовить ужин. У них все было готово, но рыбаки не возвращались, а тут вспомнили о Князе Великой Темноты – они и заспорили. Трубач вообще обожал спорить, причем даже на те темы, в которых не разбирался вовсе. И переубедить его было невозможно. Федор разговаривал с Трубачом в первый раз, этой его особенности еще не знал, поэтому поначалу отнесся к спору всерьез. Короткий рассказ пограничника о Морвольфе и его злодеяниях свелся к следующему. Морвольф – это дух мертвой материи, оборачивается всегда предметами и никогда – живыми существами, и хлопот он доставил пограничникам больше, чем любой другой дем. Князь Великой Темноты был бы вообще непобедим, если бы не одна его особенность: он терял силу пропорционально расстоянию от Рамы. Рядом с киселем с ним не борись, а вдалеке от него у Морвольфа сил хватало лишь на мелкие пакости. А лет двадцать назад Уржумский на него чуд-печать наложил, после чего о Морвольфе никто и не слышал. Вот он и превратился в легенду.

– Чушь! Все это солдатские байки, и никакого Морвольфа в помине не было. Да и в демов я не верю, – уперся по своему обыкновению Трубач, – их военные выдумали, чтобы чуды из Рамы качать да планетой командовать.

Пограничник спор продолжать не торопился, выбирал из кучи сушняка ветки соразмерные разгорающемуся огню и подкладывал их в костер.

– Что молчишь, гала? Сказать нечего?

В этот момент со стороны реки и донесся крик. Затем – два хлопка пистолетных выстрелов. И крик повторился. Кто-то вопил от нечеловеческой боли. Чуд-искатели вскакивали, хватали оружие, бежали к берегу, а вопль все звучал, не обрывался, словно сирену включили, и, казалось, ему не будет конца.