– Вы себе даже не представляете, Владимир, что можно найти по заброшенным скитам, заставам и острогам! А я на реке уж почти сорок лет как плаваю… И по всем её протокам. Как говорится, места знать надо!

– Военный порох обыкновенно хранился в металлических сосудах, у которых крышка была снабжена латунной нарезкой и завинчивалась, – подхватил механик. – Хорошо укупоренный и хранимый сухим порох не изменяется неопределенно долгое время, точно знаю. Так что пользуйтесь, канониры… Вот тут фитили, ветошь, пакля, в ящике банник, уксус, приблуды всякие. Картечи принёс немного, остальная лежит в трюме, размер разный, заберёте. Там же ядра. Ящики дам.

Главарт засуетился, заметался, стараясь осмотреть сразу всё, в восхищении всплеснул руками.

– Говорите, уже стреляли?

– Стреляли, стреляли, – подтвердил механик. – Кэп… давай я к себе пойду, кое-что проверить надо, а то сердце не на месте. Вижу, вы тут и сами справитесь.

Капитан кивнул, механик удрал, мы сгрудились.

Забыл спросить, а сколько всего того пороха? Подумав, я решил, что у этих ушлых людей его побольше будет, чем три баночки. Когда поинтересовался у шкипера о наличии на борту дизтоплива, то он ответил так:

– Это ж Север! Его уважать надо. Всегда полные баки имею.

То же самое с провиантом – взято на весь рейс. А с учетом того, что два члена экипажа своевременно сдриснули, а восемь пассажиров на борт не взошли… Хороший запас, обнадёживающий.

– А что же вы капсюльную систему не поставили? – поинтересовался я неосмотрительно. – Удобно было бы, наложил, тюк – и готово.

– Не трожь рабочую систему! – сразу взъярился шкипер. – Не было никаких капсюлей, значит, и не надо их! Я с этой-то пушкой еле отвязался при проверках, ходили тут, щупали всякие… Капсюли… Ещё нарезы предложи!

– Предлагаю держаться в рамках заданных условий, – поддержал его канонир.

Осмотр продолжился.

– Непорядок, халтура, что за тряпицы, – заворчал вскоре и Володя. – Надо срочно пошить нормальные правильные мешочки и развесить заряд заранее. Маринку попрошу. Пробойку ещё бы острую…

– Помощники найдутся, у нас девчат навалом, готовые швеи, – на этот раз мягко подсказал Илья Александрович. – Да и вам бы не помешал кто из пацанов, кто побойчей. Вторым номером.

– Подумаем, – солидно молвил проф, входя во вкус. – Резюмирую! Картечью стрелять не будем, нет смысла. А вот три ядра, господа, мне придётся потратить, чтобы хотя бы примерно понять баллистику. Место нужно оборудовать, сиденья, фонарь, может, экраны. Ядра убрать, всё в ящики и под полог непромокаемый, вдруг штормить начнёт. Помощника возьму, одному несподручно, а порой и опасно. Ну что, начинаем?

Мы не спорили, противотанкисту видней.

Вскоре профессор уверенно поднёс фитиль, и пушечка рявкнула неожиданно громко и злобно. Туго так стрельнула, внушительно! Чёрное ядро улетело бодренько, ровно, подняв на удалении фонтан воды.

– Вот так вот! – не выдержал я, чуть не подпрыгнув.

– Непонятно пока… Второй дубль.

Теперь он стрелял по берегу, целясь в сторону одинокого дерева.

Ба-бамц! Кто мне там рассказывал про какие-то зверские ружейные калибры? Вот где калибр, вот где мощь!

– Мал, да удал, – глухо буркнул дед, отрывая ладони от ушей.

После третьего раза профессор сам себе приказал прекратить стрельбу.

– В принципе, теперь что-то понятно. Тут, как и в любой другой практике, нужен навык и точный расчёт. С расчётом у нас запросто, а навык придёт сам собой. Никого в кустах не видели?

– Да здесь теперь с неделю никто не появится! – неестественно громко выкрикнул шкипер и затейливо, но весело выругался.

Кстати о «никто не появится»…

– Мужики, может, лодку спустить да на берег высадиться? Осмотреть трофей, прикинуть вид, размеры снять.

– Я те дам высадиться! – тут же переобулся капитан. – А если там гнездо?! Никаких высадок до… до… не знаю, короче! Смотреть сначала будем, выяснять, чем и кем лес населён. Всё, амба, не обсуждается!

В наступившей тишине стало понятно, что свирепый тропический ливень прекратился так же внезапно, как начался. Грозовая туча ушла поливать сельву дальше, небо заголубело. А живительная прохлада пока осталась, правда, безжалостное солнце и спадающий ветерок грозили быстро вернуть всё на круги своя.

– Уходим. К новым, так сказать, берегам.

Мы с Самариным ушли, а Владимир остался на корме организовывать тот самый кормовой плутонг. И винтовочка будет на посту, пушка пушкой, а так верней.

Пацана не забыть прислать сразу, того самого Леху.

С крыла капитан заметил одного из матросов, поманил к рубке и, когда тот подошел, достал из-за шкафчика большую чёрную ракетницу в облезлой кожаной кобуре.

– Держи, Сашок, личное оружие, головой за него отвечаешь. Двенадцать патронов всего, больше нету, так что трать по уму, только по делу, в пасть зверю.

Я повесил винтовку на опустевший крюк и плюхнулся в качалку.

– Оживляем системы, – объявил Самарин.

…Лопасти били воду, труба дымила чёрным дымом – «Темза», крадучись, продвигалась по реке, проходя поворот за поворотом: меандрировала речка изрядно.

– Так и будем пока на дровах идти, солярку поберегу, – сразу определил дед. – Семён, левей доверни. Ещё. Хорош.

Глубины эхолот показывал вполне достаточные, воздух чист и прозрачен, но капитан всё равно держал на носу вперёдсмотрящего с шестом и биноклем.

Обеда не было. Ничего, от диеты только польза, жирок накопили. А на ужин наша Альфия точно расстарается. Для проголодавшихся повариха открыла буфет, где отныне подавалось всего четыре вида продуктов: чай, кофе, сахар в пакетиках и два поддона с мучными изделиями. Горячими! Этого хватило всем, чтобы не ныть и не горевать по супам.

Часа через полтора пути местность вокруг изменилась: русло реки стало шире, украсилось бело-серыми пляжами мелкой гальки, в протоках – с быстрым, закручивающимся в воронки течением. Но лес всё ещё сплошной стеной стоял по берегам. Несмотря на кажущуюся сложность фарватера, капитан опытно определял судовой ход, гоняя «Темзу» от берега к берегу. Здесь русло реки усыпано множеством островов, некоторые из которых побольше гектара, – один остров кончается, узкая протока, и начинается другой. Посреди буйно заросших островков и галечных мелей то тут, то там встречались груды поваленных деревьев.

Шкипер был предельно собран, требовал постоянного доклада по эхолоту и часто матерился, поминая отсутствие бакенов и створных знаков. Так попутно я узнал, что это такое, хотя, конечно, и слышал термин раньше.

Створы – это парные береговые навигационные знаки – служат для того, чтобы задать судну линию безопасного движения, створную линию. Эти створы так и называются – проходные, ведущие. Их ставят точно по необходимому курсу. Судоводитель целит носом судна по линии, следуя по которой, оба знака «створятся», сливаются в вертикальную черту. Тогда и без навигаторов знаешь, что находишься на рекомендованном пути… Говоря простым языком, капитан в фарватере даже в наше высокотехнологичное время определяет местонахождение судна по створным знакам. А бывают и ограждающие знаки. Оказался там – сваливай живей в сторону и смотри в оба. Не дай боже появится катерок с надписью ГИМС на борту. Там парни резкие, живо маякнут, что и на воде имеется двойная сплошная. Кстати, маяк – тоже створный знак.

В рубке ароматно пахло дорогим табаком.

– Может, трубочку одолжить? – хитро подмигнул Самарин. Я сжал губы и волевым усилием отказался, отправившись на правый борт курить электронное дерьмо, за этим занятием меня и застал профессор.

– Лешку оставил на посту, – пояснил он. – Пообедали только что с женой и дочкой, булочками, очень вкусные, рекомендую. Что-то вас не видно было?

– Нет аппетита. От жары, наверное.

– Бывает. С вами постою, устал с пушкой возиться.

По пути артиллеристы пальнули ещё два раза, осваивая новую профессию.

Начался ленивый трёп о том о сём, и всё шло хорошо, пока к нам не подскочила уже вполне очухавшаяся и набравшая прежнюю жизненную силу краеведша.

– Мужчины! Согласитесь, случилось просто невероятное!

Владимир еле заметно поморщился, а я отвернулся, озабоченно крутя головой, захлопал по карманам шорт, словно что-то забыл в каюте.

– Да вы послушайте, неужели вам не интересно!

Стало ясно, что малой кровью не обойдётся, придётся потерпеть.

– Я уже всё выяснила! Знаете, как это называется в научно-фантастической литературе? Попаданство! А мы с вами попаданцы!

– Дислоканты, – машинально поправил я училку.

Потом она принялась рассказывать, что видела в последний момент пребывания в родном мире. Вот это действительно интересно, мы прислушались. Оказывается, когда капитан начал выходить к тому месту, где Галина Ивановна собиралась что-то показать детям, прямо над водой перед судном неожиданно появился косой крест.

– Тонкими такими линиями в воздухе, едва мерцающими! И всё это в сиреневой дымке, как мистические квадратные ворота! Капитан пытался затормозить, но у него не получилось, прямо внутрь вплыли! Ох, мне уже нехорошо. Даже плохо, мужчины, поддержите даму под руку… Как только вспомню, сразу плохо…

Вот такую косую линию я и увидел в каюте, самый край.

Прорез. Крестообразный прорез в другой мир посреди реки. Как это ни удивительно, вполне земноподобный, шкипер настаивает на этом, утверждая, правда, пока без инструментальных замеров, что солнце ведёт себя штатно. Уже успев оценить уровень его интуиции, я склонен Самарину поверить. Ладно, хватит об этом. План прост: нужно найти спокойное и безопасное место для ночной стоянки, а уж вечерком можно будет и побеседовать обо всём – в носовой комнате отдыха.

Погода опять портилась, заметно, что степень истеричности у неё здесь высока. При всём увеличении разнообразия ландшафта вид у реки стал тревожным: над водой нависли клубы облаков, с островков к воде склонялись темные силуэты высоких деревьев, к коричневому цвету воды добавился свинец.

– Трудно представить, что в этой воде водится хоть какая-то живность, кроме пираний, – заметил проф. – И черных кайманов.

– Насчёт кайманов и электрических угрей сказать ничего не могу, могут и плавать, а вот про пираний вы зря, – снова вклинилась Галина Ивановна. – Пираньи нападают на человека только в кинобоевиках. В бассейне Амазонки водятся десятки видов пираний, и лишь один из них хищник – краснобрюхая. Встречаются они чаще в аквариумах, чем в реках, и никогда не атакуют плавающих людей. Остальные виды, можно сказать, вегетарианцы. Я точно знаю, не улыбайтесь так, товарищ миллионер! Изучала, правда-правда! У меня на ноутбуке куча энциклопедий!

Как там её Самарин обозвал, коза краеведческая? А ведь стоит прислушаться, тётка, похоже, действительно много чего знает. Но бездумно на веру её слова брать нельзя, слишком увлекающийся человек, у таких красное словцо часто преобладает над взвешенным. Развитию новой беседы помешал сигнал громкой связи и капитанский рык в динамиках.

Гонг!

– Орудийному расчёту к бою! Команде по местам стоять, в укрытиях! Всем с палубы. Ростоцкому прибыть в рубку! По курсу объект, будем подходить!

«Темза», сбавляя ход, осторожно заходила в левую циркуляцию, мы с Володей махом рассыпались в стороны.

В рубке меня ждало Зрелище – впереди была Река.

Настоящая, огромная, вполне в уровень красавцу Енисею! Оказывается, пароход всё время шёл по относительно небольшому притоку. Ландшафт дальнего берега без бинокля угадывался с трудом. Но даже отсюда видно, что вода в большой реке гораздо чище, коричневой мути не наблюдалось.

Второе географическое открытие.

Я настолько впечатлился картиной, что не сразу и заметил тот самый объект, про который говорил капитан.

Это была рыжая от ржавчины небольшая баржа, зарывшаяся в песчаном островке в полукилометре от устья «нашей» речки. Несамоходное грузовое судно, перемещаемое буксиром или толкачом, на внутренних водных путях – одно из основных средств перевозки грузов. Надо же, вот это находка! Но отчего-то она не показалась мне столь уж неожиданной, предположение, что мы тут не первые и не последние, возникло в голове много часов назад.

Сам вид баржи впечатлял – фактурой, контрастом с окружающим миром.

Что же, вот и доказательство появилось.

Позади хлопнула дверь, в каюту зашёл Заремба с тряпицей в руках, срочно вызванный на мостик.

– Судя по всему, перед нами наливняк, – сказал он сразу. – Старый, стальной, вполне может быть, что наш. А может, и нет, смотреть надо.

Различают баржи наливные и сухогрузные. Мне бы хотелось встретить именно сухогруз, да ещё с полными трюмами, вполне простительные мечтания. Выглядит весьма заброшенной, хотя утверждать это пока невозможно. Стоит себе тихонько, всё глубже уходя в песчаное дно и обрастая колоритной ржавчиной.

– Во время шторма оторвалась от буксира? – неуверенно предположил Самарин. – И попала под крест.

– Буксир мог проскочить, а эту отрезало и украло, – пожал плечами механик.

– А почему будка на корме стоит? – спросил я.

– Могли перекроить с бывшей самоходки, могли самоварную поставить для вахтенных. Для охраны. Разберёмся!

Вскоре стало очевидно, что даже если эта баржа не имеет серьёзных повреждений и готова к эксплуатации, вытащить с мелководья её практически невозможно.

– Илья Александрович, а у вас рации есть?

– Имеются, две уоки-токи простенькие.

– Вот и у меня имеется. Не скажете, почему не пользуемся?

Капитан чуточку смешался.

– Да как-то не привыкли. Пять телефонных точек, громкая связь…

– Орём на всю реку. Не тот это мир, он негромкий.

Дед молча полез в тумбочку за мыльницами и зарядными устройствами.

Ржавое чудовище, обманчиво захлопнув все створки, словно ожидало нас. Словно мы заранее ему чем-то обязаны. Для любителей постапокалиптического антуража – просто бальзам на душу, с этой точки зрения объект эстетически прекрасен. Хватает таких чудаков в так называемом современном искусстве, которые целиком посвящают себя урбанистической эстетике индустриала, вплоть до распада сознания прихреневшего в модных тусовках автора на ржавые болты.

– Приготовиться к отдаче кормового якоря и швартовке! Боцман, к высадке, стрелкам к бою!

Я вышел на крыло мостика с винтовкой и принялся прилежно следить в оптический прицел. Чтобы сразу, если что. Никто не появлялся, не застучали по рыжему железу мятого корпуса страшные когти, не затопали тяжёлые монстрячьи лапы. Тишина…

Шкипер сам, аккуратно, даже нежно поджал судно к островку левым бортом там, где темнела глубокая вода. Боцман с «муркой» и ещё один матрос, на плече которого висел моток верёвки, спрыгнули на берег, с трудом вытащили ноги из вязкого желтоватого песка, опасливо огляделись и побежали крепить концы. Положили сходни. Я бы тоже сиганул, но по долгу службы приходилось бдить, обводя стволом поверхность потеряшки.

Тоже дислокант, коллеги по несчастью. Ветеран.

К борту подошёл Заремба, кинул наземь лом, поднял сумку с ключами.

– Коля, ты чё? Оно тебе надо? – спросил шкипер сверху.

– Надо. Если мы тут застряли надолго, Илья Александрович, то скоро каждый винт и шпунтик в чистое золото встанет, – мудро ответствовал тот. – Наберу всякого. Цепь какая попадётся, лебёдка, мало ли что найду.

– Ага, понял, про запас! Ты там посмотри внимательно на шильдики, эмблемки всякие с клеймами… картинки… да не морщись, я же так, напоминаю, идентификация ить! – крикнул Самарин и, повернувшись ко мне, начал о другом: – Вечереет, однако. Похоже, тут и встанем, Герман Константинович, вот что я придумал. Ребятки пошмонают вволю, люди разомнутся, до берегов далеко. Дела подберём. Безопасное место, не находите?

– Действительно, вроде тихо. Хотя от бобра добра не ищут. И всё же лучше, чем на бережку, по крайней мере бультерьер не накинется.

Мужики, грохоча ботинками по жестяной палубе баржи, уже что-то откручивали, вскрывали, глухо матерясь и советуя друг другу тактически.

– Кормовой танк вскрывают, – пояснил дед, присмотревшись. – Воды там быть не должно, разве если дождевая через ржу прошла. Пусть разбираются, а уж потом и мы с вами сходим.

– То-опливо!!! – заорал боцман. – Шест какой-нибудь найдите!

Самарин дернулся, подобрался, резко выкрикнул:

– Точне-ей!

– Мазута! Хорошая мазута, годная, не густяк! Флотка!

Капитан по-мальчишески азартно потёр ладоши.

– Похоже, Ф-5… Флотский мазут везли. Точно! Хорошо зашли, встаём!

Позади кто-то осторожно дёрнул меня за локоть, я резко развернулся.

Передо мной выстроился юный Лёха-пушкарь, весь деловой, подвёрнутый в руках и ногах, слегка измазюканный. Уже добыл где-то ножик в ножнах, висит на поясе. Осаночка, руки за спиной. Боец!

– Что такое, хлопчик? – поинтересовался дед.

– Товарищи командиры, у меня донесение!

– Валяй.

– Я случайно заметил, а потом мы с дядей Володей её достали… он меня подсадил. В общем, она в тенте застряла, на самом углу, у стойки, – с этими словами пацан, стараясь оставаться предельно серьёзным, вытянул обе руки вперёд. – Вот.

Это была стрела.

Настоящая индейская стрела сантиметров под восемьдесят в длину, с полосатым оперением и дерьмовым, но железным наконечником. Что характерно, наконечник не кован, а вырезан из стального листа.

Дед не выдержал и выматерился особо изощрённо.

– Плохая эта коричневая речка, – решил я. – Нетолерантная какая-то, агрессивная.

– Коричневая… Предлагаю назвать её «Фашистской»! – яростно бросил Самарин, стукнув кулаком по столу. – Так и нанесём на новую карту!

– Не выговоришь, – усомнился я. – Давайте хоть да Фашки сократим.

– Тогда Аракара! Фашистская речка. Из книги «Секретный фарватер», читали?

– Смотрел. Принято, пусть будет Аракара.

Вот так вот. Вокруг бродят индейцы со свастикой и страшными собачками.

Эх… Косой крест на прошлой жизни.