Глава пятая. В зимовье полтора месяца спустя

Федор, огромный сибирский кот с умопомрачительными усами и хвостом трубой, всегда точно чувствует момент, когда я действительно собираюсь вставать с постели. За секунду до того, как пуховое одеяло будет со злой решимостью отброшено к окну, он спрыгивает на грубый дощатый пол и начинает громко орать противным голосом, требуя внимания с непременным разговором, ласки и вискаса с ресторанной подачей.

Вообще-то, этот наглец вполне самостоятелен и в дни моего отсутствия успешно добывает себе пропитание охотой на мышей вблизи избы или на птичек в лиственной зелёнке. Однако в период совместного проживания он шикует – лакомится вискасом из банок, причем с чередованием сортов. Кошачий корм в таёжном поселке, естественно, никто не покупает, и мне приходится заказывать его отдельно и в приличных объёмах.

– Что у нас интересного по телевизору, брат шерстяной? – без особых надежд на новости спросил я, глянув в окно.

– Мр-рак! – тут же посетовал Федя.

– Ясно, опять фильм о тайге, да… – хмыкнул я, засовывая ноги в толстые и тёплые войлочные тапочки.

Есть несколько важных обстоятельств, которые в сложившемся укладе нравятся мне больше всего, и эти классные тапки входят в перечень. Широкая металлическая кровать с панцирной сеткой, сделанная, судя по всему, ещё в шестидесятых годах прошлого века, тоже в списке. Сетка до сих пор целая, хоть прыгай на ней по-детски, но мы с котом её бережём.

Перечень ништяков дополняет огромная русская печь, которую я почему-то до сих немного побаиваюсь, настолько она самодостаточна в своём величии. Даже в самые сильные февральские морозы прошедшей зимы я не почивал на горячей каменной лежанке, а вот кота с неё было не выгнать. В печи имеется многочисленные полочки и ниши для хранения посуды и различной утвари, до сих пор полностью не заполненные. Хотя парочка классических чугунных горшков всё же куплена. Редко я её затапливаю, это случается при выпечке хлебобулочных изделий, и сразу скажу – ремесло пекаря оказалось не самым простым делом. В тёплые дни частенько предпочитаю готовить на уличной жаровне, много ли холостяку нужно? Использую и мультитопливную горелку.

– Кофе хоть сварил? – я скосил глаза на приятеля, ложкой вываливая в большую миску «подушечки с гусиной печенью и сливочным вкусом». Хорошо бы производителям кошачьего корма называть свою продукцию как-то поскромней, что ли. А то этот усатый, видите ли, жрёт «кусочки телятины в белом соусе», – мне же приходится рубать тривиальную гречу с консервированными сосисками.

– Ну и шуточки у тебя, Никитос! – сказали добрые кошачьи глаза.

Что же, тогда возьмём большой зелёный термос, напиток там ещё горяч, самой правильной для прохладного утра температуры. А на улице не жарко, солнца нет. И это очень хорошо, не люблю жару.

В этом капитальном доме из толстенных сосновых стволов, рубленых в лапу, есть очень просторные сени и три комнаты: огромная горница-светлица, которую я по-городскому упрямо называю залом, и два помещения поменьше. Их я не использую в качестве жилых, предпочитая обитать здесь, в зале, где всё красиво и в любой день уютно. В одной из комнат устроил чистую кладовую. Вторая меблирована, там имеется высокий платяной шкаф и письменный стол у окна, два мягких стула и диван-кровать. Сам не знаю, зачем мне эта комната нужна в таком виде, неужели подсознательно жду гостей, которые могут остановиться на ночь? Странно. Не жду.

Спутниковой антенны у меня нет, как и телевизора. Есть хороший рабочий ноутбук, на котором я набиваю тексты. Изредка оживает радиостанция на столе, с помощью которой можно поймать на средних частотах что-нибудь китайское, передатчик посёлка здесь не ловится. Для электрической повседневности обычно хватает двух солнечных панелей на крыше, бензиновый генератор работой не перегружен.

Окна дома выходят на три стороны света. То, что врезано в торцовую стену сруба, глядит на юг и реку Таймуру. Окно нависает над крутым скальным обрывом, и подобраться к нему в принципе невозможно, ни сбоку, ни снизу. Именно поэтому я никогда не закрываю его тяжёлыми ставням, которые здесь анкерами притягиваются сквозь стену. Вернувшись полтора месяца назад из Каменных Крестов, я обнаружил, что стекла именно этого окошка, как и ожидалось, вынесло к чертям собачьи взрывной волной. Кот, встретив меня возмущенными воплями, потом долго ходил рядом, весьма эмоционально выкладывал свидетельства о чрезвычайном происшествии, рассказывая, чего он тут, несчастный, натерпелся без хозяина. Усатый постоянно ворчал и показывал толстой лапой на крупные треугольные осколки стекла, густо усеявшие пол.

Большие сени, которые я не менее упрямо называю прихожей, имеют два выхода. Главный из них ведет на большое крыльцо под козырьком. Если в тайге может быть парадное, то это оно.

Вторая дверь выходит на закрытый двор хозяйства северного типа, замечательная это вещь, скажу я вам! Зимой в просторном крытом дворе можно жить и делать многие дела, не выходя на улицу в сильные морозы или в пургу. Здесь, перед двустворчатыми распашными воротами стоит «Монстр», а за ним организовано нечто вроде мастерской: верстак, стеллажи, утварь, бензогенератор… Вдоль длинной стены двора радует глаз большущая дровянка с запасом сухих поленьев. Отсюда можно попасть в небольшой амбар напротив, также забранный под единую крышу, и где в помещении с отдельными воротами до ноября спит мой снегоход «Yamaha Viking 540», настоящая легенда среди охотников. Транспорт надежный и проходимый, как танк Т-34, прёт даже с прицепом массой до полутонны, а без него вообще летит. Двигатель обеспечивает высокий момент уже на низких оборотах, вместе с тем экономичен. Снегоход хорошо тянет по глубокому или рыхлому снегу. Кстати, подвесной мотор на лодке у меня тоже ямаховский.

Со двора можно спуститься в ледник – что вроде погреба, устроенного в скальной впадине, заполненной льдом, который для теплоизоляции укрыт опилками и сеном. Там у меня продукты. У кота для проникновения в дом есть свои ходы.

Ружьё классически висит на стене. На грубом кованом гвозде. Спустя одну зимовку и два летних месяца я понял, что с выбором оружия несколько погорячился. Дриллинг, то есть «тройник», изначально разрабатывался как универсальное оружие пеших прогулок сытых помещиков по своим угодьям, когда не знаешь, кого встретишь через минуту – оленя или глухаря. Это элитное оружие, требующее соответствующих условий, практики применения и адекватного ухода. Реалии таковы, что тройник в России служит больше маркером социального статуса и материального благополучия, чем идеальным, для определённых условий, охотничьим оружием. Однако таёжные охоты, целевые или попутные, требуют специализированного ствола – это факт.

Универсальность всегда требует жертв. «Зауэр» действительно тяжеловат. Я даже пробовал охотиться с ним без оптики, благо на нём стоит подъёмный целик на сотню метров для нарезного ствола. Он подпружинен и фиксируется в поднятом положении лишь при взведённом курке нижнего нарезного. Вот только выяснилось, что нарезной ствол, в общем-то, мне пока что не пригодился. Лоси и медведи могут спать спокойно. В погребе лежат набитые по весне гуси, есть и глухари, а зайца не ем в принципе, лишь изредка подстреливая ушастых для полноценности кошачьего питания. Гораздо чаще занимаюсь рыбалкой, нежели охотой, а брать такой ствол в лодку не совсем сподручно. А если случайно утопишь? Жить совсем без ружья?

Сейчас бы я без ценных дружеских советов приобрёл два отдельных ствола: какой-нибудь итальянский полуавтомат двенадцатого калибра и калашоид в калибре 7,62×39. Один кинул в лодку на выходе, второй остался дома. В зависимости от целей поездки.

Вычищенный пистолет со стёртыми отпечатками надёжно припрятан в тайнике крытого двора. Будто я и не знаю, кто его там спрятал… «Токарев» – оружие хорошо известное, обросшее множеством легенд. Бешеная популярность пистолета в криминальных кругах лихих девяностых объяснялась массовостью его производства, наклепали почти два миллиона единиц, и множество стволов попросту не внесли в пулегильзотеку. Оперативники тратили массу времени, пытаясь понять, откуда именно появлялся тот или иной ствол, но в большинстве случаев попытки выяснить историю каждого отдельно взятого пистолета оказывались безрезультатными. Те времена стали рекордными по количеству бесхозных «токаревых». А эхо доносится по сей день.

Пистолет плоский и довольно компактный, что удобно при скрытом ношении. Ствол обеспечивает неплохую точность стрельбы, у оружия короткий лёгкий спуск. У этого пистолета нет предохранителя, как отдельной детали, то есть на предохранитель ТТ можно было поставить только посредством курка, поставив его на предохранительный взвод, не доводя до боевого. Такая система обеспечивает безопасность в случае падения или случайного удара по курку. Однако владельцы частенько предохранительный взвод игнорировали, от чего происходило множество несчастных случаев. Я решил, что во время эксплуатации пистолета патрон в патроннике лучше не держать.

ТТ нужно было опробовать, пострелял. Конечно, хорошо бы поработать в несколько серий, суммарно патронов так на сто, однако, имея всего три полных магазина и, соответственно, двадцать четыре патрона, в стрелковой практике я был сильно ограничен. Сжёг по мишени пять маслят и на этом успокоился, рассчитывая позже пополнить боеприпас через Гумоза.

Теперь немного о том, что такое зимовье Глухари и при каких обстоятельствах оно мне досталось. Многих людей манит романтика таёжных избушек, стоящих в удалении от больших городов, соблазнительный вид заснеженного домика, выглядывающего из стены сосен или могучих кедров, да с горами или озером на заднем плане. Тусклый огонёк керосинки на подоконнике магически действует на многих, как тёплый и уютный образ простой и счастливой жизни в спокойном уединении. Пусть и ненадолго, а всего на пару деньков, но всем рано или поздно захочется пожить в такой избе.

Большинство заядлых таёжных отшельников живут среди ягельных лайд и болотин не потому, что там им нравится абсолютно всё, просто они не нашли себя в городе. Комплексы и серьёзные проблемы, неурядицы и собственный характер, неспособность коммутировать с миром приводят к уходу в глушь, что многим ошибочно покажется актом чистой романтики. Это не так, здесь очень важна усталость от общества потребления. В тайге зуд потребительства утилизируется рыбалкой или охотой, человек как бы делом занят. Что же касается людей творческих… Даже талантливые поэты и художники, декларативно уезжающие якобы для просушки мозгов морозить сопли в таёжную глубинку, просто-напросто не имеют в этот период сил и способов приспособиться к полноценной общественной жизни. А все разговоры о сверхплодотворном творчестве в глуши – лукавство и самообман. Скажите, много ли великих произведений создано в скиту? И мне обманываться не стоит, рассчитывая, что вернусь в мир с нетленкой. Не в ней дело, а во мне самом.

Я не собираюсь составлять подробные инструкции и прописывать весь порядок действий человека, решившего по тем или иным причинам свалить от цивилизации и начать жить в таёжной или другой глухомани, уйти в религиозное отшельничество или же просто стать социальным дауншифтером. Всё равно придётся набивать свои шишки и мозоли. Замечу лишь, что для того, чтобы автономная жизнь не превратилась в медленное самоубийство, нужно тщательно подготовиться. Для начала надо определиться с конкретным регионом, выбрать примерные места дислокации, из опыта – их должно быть не менее пяти. Сейчас, когда есть интернет, выбор существенно упрощается. Затем следует посмотреть все варианты на земле, понять и почувствовать, что они из себя представляют. Людей послушать. Потом нужно подождать – не перегорит ли? И только после перерыва начинать планировать порядок действий, всегда ожидая какой-нибудь неожиданности. Я, например, выбрал пять отличных, как мне казалось, мест, а поселился в шестом.

У каждой таёжной избы есть свой хозяин, следящий за сохранностью, поддерживающий её в пригодном для проживания состоянии. В принципе, построить зимовье в тайге может любой желающий, но для этого лучше бы договориться с лесниками, законно выписать лес для строительства, либо же привезти свои стройматериалы. В противном случае зимовье могут сжечь. Но только не здесь, тут избы сжигать некому, Эвенкия регион с рекордно минимальной плотностью населения.

Тем не менее на этой красивой поляне люди жили с давних времён, я уверен, что некогда здесь стояло промысловое зимовье, позже разобранное. Уж слишком удобное место. Однако именно это отличное здание выстроено совсем недавно. Его появление связано с деятельностью официальной структуры.

В областях-губерниях средней полосы России термины «заимка» и «зимовье» частенько путаются, а ещё чаще считаются тождественными. В наше время основным стал первый термин, пришедший на смену изрядно поднадоевшим «бунгало» и «фазендам». Заимкой ныне называют любой дом в пригороде, пусть даже и обычную дачу, если она стоит в лесу или посреди рощи, то есть в окружении уцелевшей природы.

На Енисее эти понятия с давних времён имели своё строгое значение. Изначально русские люди, пришедшие на территорию, как известно, с севера, основывали исключительно промысловые зимовья, позже начав строить деревни и своеобразные таёжные хутора – название пытались привнести в местный лексикон новые переселенцы с юга России. Появившийся хуторской дух, когда одна семья или несколько, по тем или иным причинам не желающие жить в деревне, основывали идеологически хуторское хозяйство, порождая феномен уже вторичного локально-коллективного ухода из небольшого, в общем-то, деревенского сообщества. Так классические хутора нашли своё место в Сибири, превратившись в заимки – люди свободно занимали место в огромной тайге. Южное слово не прижилось. Правда, сейчас заимкой могут обозначать любой маленький домик на отшибе, даже халупу или балаган из жердей, обитаемый лишь кратковременно.

Итак, на заимке может проживать не одна семья, а целый род или несколько близких по интересам, там довольно много строений, а жители, кроме традиционных таёжных промыслов, занимаются и сельским хозяйством.