Кроме того, по всей енисейской тайге разбросаны так называемые зимовья, обитаемые постоянно; подобные зимовья отличаются от деревень или заимок тем, что расположены они обыкновенно в местах труднодоступных, в глуши, где условия неудобны для занятия сельским хозяйством. Единственным средством существования их обитателей служат промыслы: пушной и прочий охотничий, рыболовство и сбор дикоросов – грибов, трав, кедрового ореха. Когда-то у хозяев зимовий имелись ещё и давно исчезнувшие доходы с проходящих приисковых рабочих, которым встреченное жильё обеспечивало комфортную остановку в пути, и скупка пушнины у малочисленных народов. Отчасти эту потерю компенсирует всё чаще появляющийся функционал хранителя-смотрителя частной турбазы.

Моё пристанище, зимовье Глухари, это несостоявшаяся одноимённая биостанция, которую я очень удачно выкупил при распродаже лишнего имущества заповедника, который попытался разрастись, да не вышло.

Государственный природный заповедник «Тунгусский» создан для изучения всё ещё не расшифрованного природного явления, случившегося 30 июня 1908 года, когда в междуречье Подкаменной Тунгуски и её правого притока Чуни произошёл сверхмощный, в десятки мегатонн, взрыв космического объекта неустановленной природы. Расположен он в южной части Эвенкийского района, подчинён Министерству природных ресурсов. Центральная усадьба заповедника находится в посёлке Ванавара. Юго-восточная граница заповедника находится в тридцати километрах от посёлка, а самая удалённая – в сотне.

Идея сохранения района Тунгусского феномена для будущих поколений принадлежит лично знаменитому профессору Л. А. Кулику, а острая необходимость создания заповедной зоны стала особенно очевидной в начале семидесятых. В те времена уже возникла реальная угроза нарушения местных биоценозов из-за широкомасштабных геологоразведочных работ, поисков нефти и газа и неограниченного туризма энтузиастов всех мастей. Эта тайна Земли и Космоса уже давно притягивает к себе тех, кто едет, идёт, бредёт в этот комариный уголок в надежде её разгадать.

Территория заповедника подразделена на две части. Первая – главный полигон изучения экологических последствий Тунгусского метеорита, земли, подвергшиеся в 1908 году непосредственному воздействию факторов тунгусского взрыва: ударной волны, излучения и последующего пожара. Другая часть территории прямому воздействию не подвергалась и является эталонным районом, контрольным по отношению к первой зоне.

Это единственный на земном шаре район, дающий возможность непосредственного изучения экологических последствий космических катастроф. Здесь постоянно работает Комплексная экспедиция по изучению Тунгусского метеорита, сформированная на базе Томского университета и институтов Сибирского отделения РАН. Летом территория заповедника патрулируется на моторных лодках по рекам Подкаменная Тунгуска и Чамба, зимой – на снегоходах, а на самых удалённых кордонах инспекторы несут службу вахтовым методом. Работает народ. Тем не менее природа Тунгусского феномена остается до настоящего времени невыясненной, эвенкийская тайга тщательно хранит свою космическую тайну.

И вот теперь к ней прибавилась ещё одна.

Попасть в зимовье можно двумя путями: на лодке по петляющей реке и по длиннющей просеке, прорезавшей могучий сосновый бор и тёмнохвойный лес. Просека начинается от грунтовой магистрали золотопромышленников и заканчивается у берега Таймуры. Этот ровный, словно разрез, шрам на теле эвенкийской тайги оставили лесозаготовители. По просеке ценный лес браконьеры возили к реке, где сбрасывали его в воду, отправляя молевым сплавом. Уверен, что к окончанию работы на опустошённом участке варвары снесли бы бензопилами и чудесный бор по соседству со мной. Слава богу, что у них ничего не получилось, контора лопнула. Место комплектации плотов сейчас никакого интереса не представляет, нет там уже ни строений, ни пристани. В определённом месте от просеки отделяется ещё одна, короткая. Она гораздо уже, такую вполне можно и не заметить, если не следить. Эта бывшая охотничья тропка и есть дорога к дому.

Зелёная поляна, на которой стоит Форт-Глухарь, не очень большая, по моим прикидкам, примерно шестьдесят на восемьдесят метров. В центре когда-то была импровизированная вертолётная площадка, позволяющая при необходимости быстро доставить нужные грузы и важных визитёров. Ближе к дальнем краю и к Таймуре тесной группой растут невысокие лиственные деревья, среди которых выделяются семь красивых высоких берез. С той стороны вдоль берега не пройти, ни проехать, обрыв украшен стеной высоких деревьев. С востока же проход есть. Сразу за домом вдоль берега идет узкая полоска, где вполне можно с удовольствием прогуляться пешком. Но с техникой и там не протиснуться, даже квадроцикл не пройдёт.

Площадка перед домом ровная, чистая, словно за ней постоянно ухаживает садовник. Заготовкой топлива я не занимаюсь, окрестный лес топором и бензопилой не пугаю, так что обижаться ему на меня не за что. В своё время купил бортовой КамАЗ отличных дров, для разгрузки и укладки которых привлек парочку колоритных безденежных мужичков рода «бич», именно тогда мы и познакомились с Гумозом, старшим этой специфической оперативной бригады подхвата.

Наискосок от входа в тесном ряду сосен, елей и пихт виднеется тёмная щель въезда. Приехать сюда на автомашине не так просто, как может показаться. Шлагбаум из стальной трёхдюймовой трубы, доставшийся мне в наследство, как часть имущества биостанции, я использую и держу его в настороженном состоянии, то есть закрытым на амбарный замок. Приехал – жми сигнал, будь добр, впущу. Хотя никто не приезжает. После происшествия на Людоеде я с определённой тревогой ждал визита участкового, однако мои опасения оказались напрасными, в деле расследования отшельник ему оказался не нужен.

Свободным вечером я люблю спокойно посидеть на этой замечательной полянке с кружкой горячего кофе, удобно устроившись в старом кресле так, чтобы видеть реку, по которой почти никто не плавает. Здесь настоящий Затерянный Мир, профессор Челленджер заплакал бы от умиления. До сих пор так и не определился, нравится мне полное безлюдье или не совсем. Если бы зимовье стояло ниже по течению, то есть за Каменными Крестами, то я мог бы наблюдать медленно проходящие мимо суда – низкие баржи с углём и бойкие катера-буксиры. Здесь же за полтора месяца водную гладь взрезали всего три моторные лодки, из которых я увидеть успел лишь одну. За рекой – бесконечный сеанс кинофильма о сибирской тайге, где самой динамичной серией с уверенностью можно считать отличной операторской работы показ группы светлых скал вдалеке, над которыми регулярно кружит пара орлов. Гнездо у них там.

Хорошо на берегу! Душа отдыхает. Однако ближе к ночи я убираю кресло под козырек крыльца, потому что в темноте на поляне становится очень неуютно, даже жутковато… Стена деревьев словно начинает постепенно сжиматься, наступать на тебя своим тревожным мраком, пугает, стараясь загнать одинокого человека обратно в избу. Мерещится, что за стволами начинают появляться какие-то высокие размытые фигуры, сначала застывшие, а затем начинающие двигаться от дерева к дереву – странная игра света и тени. Иногда и хрустнет что-то, да так громко, словно выстрел грянул, и тогда вообще жуть!

Федор, конечно, исправно мониторит происходящее вокруг, если находится рядом. Мешает качественному мониторингу то, что мой котяра по определению ночной хищник. Услышав интересующий его звук, он сразу спрыгивает с колен и, низко пригнувшись в траве, быстро удаляется на охоту. Я даже понять не могу в сумерках, куда именно он дёрнул, а по возвращению эта шерстяная эгоистичная сволочь ничего о своих похождениях не рассказывает. Мои же страхи, тревожащие звуки и образы Федьку ничуть не волнуют. Заметив сосредоточенный, напряжённой взгляд человека, он может из компанейских соображений уставиться по направлению, после чего презрительно чихнуть и начать зевать, показывая, что хозяин слеп, глух, а нос у него отрезан.

В такие минуты я в очередной раз вспоминаю, что хотел завести сторожевую собаку. Вот она бы как загавкала… У меня никогда в жизни не было собаки, опыт нулевой. Пожалуй, только это и сдерживает. Дурь, конечно. Скорей всего, я просто боюсь ответственности за того, кого могу случайно приручить. Сюда ещё ни разу не заходил крупный хищник, ни волка не видел, ни медведя, как и их следов. Не интересен им тёмный бор и большой дом на скале. А вот росомаха объявлялась.

В общем, ночью я на берегу долго не засиживаюсь. Зябко мне, во всех смыслах.

В хмурые ненастные дни запираюсь на мощный старинный засов и начинаю с упоением работать над текстом, расценивая соответствующее погоде настроение, как самое подходящее для создания наиболее страшных сцен, трогающих внутренности за живое. Пишу себе, будучи в полной защищённости и злорадно представляя, как все эти мистические хранители леса, не мигая, алчно смотрят на мерцающий в окне жёлтый огонёк и ждут, когда я сдуру выйду наружу. Хрен вам, клятые лешаки, не выйду! У меня в крытом дворе даже запасной гальюн имеется. Не дождётесь, ироды!

Довольно много времени в моей отшельнической жизни занимает рыбалка. Я не фанат нахлыста, не спортсмен-трофейщик, и в рыболовном деле скромно определяю себя, как крепкого любителя. Тем более что очень уважаю северную рыбу в любом виде и способе употребления. Рыбные блюда на столе одинокого писателя-почвенника появляются, пожалуй, чаще, чем мясные. Рыбалка для меня гораздо важнее охоты, ей я готов посвятить много сил, времени и средств. Поэтому вопрос правильно выбранного водномоторного средства был очень важным.

Для начала перебрал стандартные для бассейна Енисея варианты: «казанки» всех типов и «обушки», «сарепты» и даже древние «прогрессы», но быстро понял, что со старьем я не хочу связываться и в этом деле. Убиты практически все лодки. Большой и основательный «Салют», которых становится всё больше и больше, мне определёно был по душе. Вместе с этим я хорошо понимал, что в одиночку ворочать тяжёлую мотолодку будет не всегда с руки. После прикидок решил уже купить что-то современное да импортное, чего изначально не собирался делать, уже понимая: лишний раз высовываться с необычным и приметным не нужно. Не любят в этих краях выскочек. Меня в посёлке и так только к весне начали воспринимать, как человека, пусть и чудаковатого, но в чём-то уже своего. Дорожить надо таким званием, ведь сейчас и я могу сказать: «Мне здесь жить».

Но альтернативный вариант плавсредства не придумывался.

Так я и рефлексировал, пока коллеги-рыбаки не посоветовали обратить внимание на длинные остроносые деревянные лодки-илимки, которыми пользовались некоторые из крестовских. Илимка – это большая этническая лодка народа кето, судно длиной до пятнадцати метров, некогда с обязательным крытым помещением на корме или по миделю. Этот тип лодки был распространён не у всех кетов, а у тех, что жили на реках Подкаменная Тунгуска и Елогуй, пользуясь во время летних кочевок преимущественно водными путями. Лодочное жилище они сооружали шалашом в форме рассеченного цилиндра. Конструкция несложная: прочный каркас из черемуховых прутьев да брезентовый или кожаный тент в качестве крыши от ненастья. Сами кеты свои лодки называют очень красиво – асель. А общепринятое название было дано местным русским населением, как производное от слова илым – волочить, тянуть волоком. Со временем лодки-илимки распространились по всему Енисею, где их могут называть «деревяшками» или «душегубками».

Что сказать, я скептически отреагировал на такое предложение и ворчал до того момента, пока сам не оказался пассажиром одной из илимок. Вот тут и начал быстро понимать все преимущества илимки! Две поездки по Таймуре с владельцем-инструктором, затем одна самостоятельная, и окончательное решение было принято: мне нужна асель!

Ура? Не тут-то было, на этом мытарства не закончились. Тяжелое цивилизационное прошлое, чугунной печатью придавливающее нас к мягким городским диванам, призывало меня искать как можно большего комфорта и некой современности. «А не поискать ли такую же, но с перламутровыми пуговицами?» – свербило в голове. И я, вопреки известной народной мудрости «От добра добра не ищут», принялся искать «илимку наших дней», некое технологичное изделие по образу и подобию, сделанное из легкого пластика. Нашел в нижнем Поволжье, списавшись с двумя фирмочками, имеющими свои сайты, вскоре получив от них коммерческое предложение, наборы характеристик и фотографий. Там все было прекрасно.

Однако жизнь быстро внесла суровые коррективы. Работать заочно с людьми, имеющими специфическое южное отношение к бизнесу, было очень тяжело. Складывалось впечатление, что горе-предприниматели, заполучив клиента, на том и успокоились, дальнейший процесс становился им не интересен. Все шло вяло. Я долго не мог добиться корректного прайса и сроков выполнения, зато, раз в неделю получая ответ, постоянно изучал невнятное письменное мычание о том, что работа по изготовлению начнётся только после полной предоплаты, что никак не исключает дополнительных затрат на творчество и технической внезапности. В общем, сплошная муть и туман.

В отчаянии я опустил загребущие руки и уже решил всё-таки взять стильную брендовую «финку», да помог счастливый случай – о моих воднотранспортных нуждах узнала соседка по площадке моего дома в Крестах, замечательная во всех отношениях молодая одинокая женщина. Она-то и свела меня со своей знакомой вдовушкой, у которой после безвременной кончины супруга осталась ненужная ей «отличная лодка». Когда мы втроём с трудом распахнули скрипящие двери большого амбара, собранного из посеревших от морозов и ветров сосновых досок, я буквально обмер от восторга, а потом экстатически задышал.

На крепких опорах вздёрнутым носом к воротам стояла практически новая илимка! Как на выставке-продаже! Не битая, не крашеная, без посредников и почти без пробега. С ценой никаких вопросов и задержек не возникло, заплатил я владелице сразу, наличными и очень хорошо. После чего, подло позабыв о собиравшихся отпраздновать удачную сделку молодых женщинах, я утащил восьмиметровую узконосую красавицу в одну из поселковых мастерских, где судно поставили в стойло, полностью обиходили и доработали. Корпус тщательно проверили, герметизировали и покрыли тремя слоями хорошей современной краски темно-зелёного цвета, без ненужных художественных фантазий. Скромно, стильно, этнографично. Мотор надежно вставал на транец, городить выносное управление я не стал, решив, что прекрасно устроюсь у румпеля.

Лодку, кстати, всё-таки обмыли, тем же днём. Замечательный вышел вечерок, да… Я, обнаружив, что в доме внезапно закончился сахар, всё-таки заглянул к соседке и влип в стремительную сексуальную историю, но об этом как-нибудь в другой раз.

Многие ездят на илимках с гениальным изобретением кетов, чаще всего такой домик находится на корме, где он сложен в виде слоёной брезентовой крыши, которую при дождливой погоде можно раскинуть по бокам. Мой шатер лежит в сложенном виде: связка тонких дюралевых трубок и пошитый из синтетики лёгкий тент. Ставить его – от силы десять минут работы одному. После сборки и закрепления конструкции на бортах получается настоящая каркасная палатка двухметровой длины, в которой запросто можно при необходимости провести ночь в любом удобном для лодки месте, не теряя времени на обустройстве берегового лагеря.